Сергей Юрьев - Нить неизбежности
Со стороны хутор действительно казался заброшенным. Даже тропа, ведущая к нему, была слегка заросшей, а калитка в створке почерневших от времени ворот болталась на одной петле. Посланник остановился, едва оказавшись во дворе, и бывший монах и впрямь едва не наступил ему на пятку.
— Всё. Дальше мне по чину не положено, а ты иди в дом — там тебя ждут, — сообщил дедок и присел на лавку возле колодца. — А я пока здесь посижу.
Ипату, Послушнику Ордена, вдруг показалось, что сейчас, едва он войдёт в просторные сени, случится что-то важное. Впрочем, важен вообще каждый шаг, если учесть, что обратного пути не существует, и булыжники мостовой, только что служившие надёжной опорой, с грохотом обрушиваются в пропасть, стоит только оторвать от них ступню. Каждый следующий шаг необратим, как время, как судьба. Задумавшись, он не заметил едва выступающего приступка и чуть не потерял равновесие, шагнув в полумрак сколоченной из горбыля прихожей. Дверь за его спиной сама собой захлопнулась, но он удержался от того, чтобы оглянуться. Теперь вообще невозможно было что-либо разглядеть, и двигаться дальше предстояло исключительно на ощупь. Как сказал давеча посланник, его здесь ждут. Выходит, что не ждут, а, скорее, поджидают. Такой нетрадиционный приём мог означать только одно — предстоит очередное испытание, тест на верность неизвестно кому или неведомо чему.
— Ты готов? — спросил голос из темноты, предварительно кашлянув, чтобы привлечь внимание.
— Всегда готов, — отозвался Послушник, понимая, что терять ему нечего, уже давно, с тех самых пор, как сам выразил желание вступить в Орден. — А к чему?
— Неплохо, неплохо… — теперь голос звучал сзади, и Ипат почувствовал, как его висков коснулись чьи-то осторожные пальцы. — Так и следует истинному Послушнику — сначала выражать готовность, а потом уже выяснять, к чему именно.
Впереди мелькнул едва различимый отблеск, как будто тонкий лучик света отразился от крохотной алмазной грани.
— Расслабься, — теперь тот же голос донёсся сверху. — Неужели ты думаешь, что в чертоге Ордена тебя может подстерегать какая-то опасность? Можешь не отвечать. Просто пойми простую вещь — существуют таинства, которые теряют немалую часть своей силы и своего значения, если они ожидаемы. Что для тебя важно? Прежде всего то, чтобы в твоей жизни был заключён некий смысл, который даже для тебя самого был бы более значим, чем эта самая жизнь. Так?
Впереди мелькнули ещё две холодные белые искорки, мешая глазам привыкнуть к темноте.
— Любая достижимая цель слишком ничтожна, чтобы стать смыслом жизни, любая недостижимая — слишком призрачна, чтобы иметь значение. Можно искать всю жизнь, а можно однажды удовлетвориться тем, что имеешь — и то и другое требует мужества и осторожности. Выбора нет лишь у тех, кому всё равно, на что будут растрачены отпущенные им годы, кому интересна не столько сама жизнь, сколько её внешние атрибуты — богатство, власть, восторги толпы, плотские утехи.
Теперь блики, игравшие на фоне чёрной стены, сложились в шар, который медленно вращался, наполняясь сдержанным тёплым сиянием.
— Ни одному человеку, даже прожившему долгую жизнь, полную славных свершений, даже на смертном одре не кажется, что он достиг всего, что хотел, или даже всего, что мог, — голос уже заполнил всё окружающее пространство, заполнил или просто заменил его собой. — Послушник, проходя через Первое Омовение, не отрешается от человеческих слабостей и мирских соблазнов, но они сами отрешаются от него. — Шар приближался, медленно и плавно играя искрящимися гранями. — Послушник, проходя через Первое Омовение, не обретает духовной силы, но духовная сила обретает его. — Теперь он был внутри шара, и его грани стали подобны небесам. — Послушник, проходя через Первое Омовение, не становится ближе к Господу в сердце своём, но сам Господь приближается к нему.
Полоса бледного заката была едва различима над заревом пожарища. Языки пламени венчали высокую башню полуразрушенного замка, и сквозь пролом в стене продиралась колонна железноголовых. Где-то внутри обрушилось перекрытие, и вверх, к низким облакам, взвился густой сноп раскалённых искр.
— Поздно, — горестно прошептал всадник в простом сером камзоле, держащий на поводу мула, гружённого доспехами и связкой мечей. — Мы опоздали, сир.
— Подай «Блистающего в сумерках», — сказал Ипат, слезая с коня, и оруженосец, наклонившись, вытянул из связки короткий, слегка изогнутый меч в ножнах из чёрной кожи, без украшений.
В пылу атаки воины обычно принимают за своего всякого, кто движется в том же направлении, что и они. Значит, ещё не всё потеряно. В конце концов, не было задачи спасать ни замок Ханн, ни самого герцога Люса ван Ханне. Ордену нужно лишь, чтобы осталась в добром здравии Мирра ван Ханне, юная дочь престарелого герцога. И ещё нельзя допустить, чтобы железноголовым досталось священное таро, сокровище, которое уже пятьсот лет передаётся по наследству в роду Ханне. Таро, которое дороже самого замка и всех ленных земель герцога, дороже всех прочих ценностей, что награбили за столетия несколько поколений благородных предков. Империя и так слишком сильна — если ромеям достанется ещё и таро, они сомнут железной пятой весь остальной мир, а потом начнут загнивать, почив на лаврах самодовольства и ложного величия. Тогда история остановится, и человечество вернётся в звериное состояние, от которого оно, впрочем, не так уж далеко и ушло.
Ипат… Нет, теперь его имя Лаэр дю Грассо, Посланник Ордена Святого Причастия, и он не имеет права на смерть.
Если слиться с колонной идущих на приступ, кричать «Слава цезарю Консту!» или «Смерть варварам!», то никто не сможет заметить, что на его голове нет посеребрённого шлема с коротким гребнем, а на бронзовом нагруднике не выбита эмблема легиона и номер когорты. Толпе, если ею движет единый порыв, нетрудно внушить всё что угодно, особенно то, чего она хочет. В рядах атакующих могут быть только свои — это знает каждый легионер Империи. Смерть варварам!
Впереди уже показалась площадь перед дворцом герцога, перегороженная несколькими рядами щитоносцев, а из-за их спин вырывается стая пылающих стрел. В первых рядах атакующих происходит короткое замешательство — многие падают, пронзённые тяжёлыми стальными наконечниками, и живые начинают спотыкаться о павших. Но железную змею, ползущую по узкой улице, уже не остановить, теперь уже хвост командует головой, подпирая её сзади. Гора тел поднимается выше передней шеренги щитоносцев, и легионеры, взбираясь на неё, обрушиваются сверху на врага, который уже начинает терять стойкость. Длинное тяжёлое копьё бесполезно в ближнем бою, и схватка превращается в резню. Слава цезарю Консту!
Последним защитникам замка не позволили сдаться в плен — да и кто бы простил их за ту гору трупов, что пришлось навалить перед железной стеной тяжёлых щитов, ощетинившихся сотнями копий. Смерть варварам!
Из окон полуподвала начинает сочиться тяжёлый сизый дым, который стелется по земле, накрывая тела павших. Значит, юная герцогиня жива, ведь только ей послушно древнее таро… Несколько резких команд, и железная змея начинает двигаться назад. Никто не помогает отползти раненым — их всё равно не спасти, никто не забирает убитых — ещё будет время воздать им последние почести.
Он, Лаэр дю Грассо, Посланник Ордена, теперь единственный живой человек, оставшийся на площади. Магия таро — всего лишь иллюзия, но для тех, кто задохнулся в сизом дыму на подступах ко дворцу герцога, иллюзия собственной смерти уже стала реальностью. Центурионы знают, что скоро, очень скоро эта магия рассеется, что магия пьёт силы из тех, кто ею пользуется, и скоро, очень скоро легионеры беспрепятственно пересекут площадь. Когда последние из семейства герцогов Ван Ханне будут убиты, их земли станут частью Империи. Слава цезарю Консту!
Теперь надо положиться на чутьё и стараться не думать ни о чём, выбирая путь по длинным тёмным запутанным коридорам пустого дворца. Только так можно найти ту самую комнату, где юная герцогиня творит своё колдовство. Путь преграждают два стражника, вооружённых секирами, значит, он, Лаэр дю Грассо, на верном пути. Этими людьми придётся пожертвовать, поскольку нет времени объяснять, что он пришёл спасать их наивную госпожу. Упрямого осла легче убить, чем втолковать ему здравую мысль. Впрочем, если бы было время, он бы попытался… Два росчерка стали в полумраке, и теперь остаётся только перешагнуть через трупы, а потом ударом плеча высадить дверь, из-под которой сочится слабый мерцающий серебряный свет.
— Остановись или я превращу тебя в жабу! — В глазах юной герцогини ничего, кроме бессильной ярости. По всему видно, что она едва держится на ногах, сжимая обеими руками серебряный жезл, покрытый причудливой вязью древних магических рун.
