Ханну Райаниеми - Фрактальный принц
— Вы найдете очень много несогласных. Печати это все, что оставили нам наши предки. Символ Крика Ярости, — отвечает Таваддуд. — Передать их вам — подорвать нашу торговлю гоголами и экономику, позволить машинам Соборности заменить в пустыне наших муталибунов… Многие решительно возражают против этого.
Бледные глаза Сумангуру смотрят на нее, не моргая.
— А что думает по этому поводу Таваддуд из Дома Гомелец?
Таваддуд опускает глаза.
— Что правосудие должно свершиться.
— Интересное замечание. — Сумангуру сжимает пальцами переносицу, потом моргает и опускает руку. — А может, тот, кто убил Алайль, не думал об Аккордах, а просто хотел получить Имя, которое вы обнаружили? Вам известно, какой властью оно обладает?
Таваддуд качает головой.
— Некоторые Имена можно произносить только в определенном месте и в определенное время. Мне кажется, это одно из них.
Сумангуру пристально смотрит ей в глаза.
— Есть только две причины, почему убийца мог хотеть похитить карина или не позволить нам завладеть им: либо он стремился узнать Имя, либо опасался, что птице известно, кто виновен в гибели Алайль. Подумайте хорошенько: нет ли чего-то еще, что вы увидели в сознании карина?
Таваддуд невольно сглатывает.
— Мне кажется, что вы кого-то защищаете, Таваддуд из Дома Гомелец, — тихо произносит Сумангуру. — Если это так, учтите: кто бы это ни был, он намерен развязать войну с Соборностью. А на войне зачастую становишься двойником своего врага и начинаешь бояться самого себя.
Он откидывается назад и смотрит на Ковш, тонкие линии которого постепенно скрываются за пушистыми вечерними облаками. Осколки сторожевыми башнями охраняют горизонт.
— Вам известна история Соборности?
— До сих пор я встречалась только с сянь-ку.
— Сянь-ку образуют немногочисленный клан одержимых прошлым. Больше всего на свете им хотелось бы создать еще одну Землю, искусственную Землю для всех, кто когда-либо существовал. Они предпочитают оглядываться назад. Но многие из нас смотрят вперед. Даже в тех случаях, когда за это приходится дорого платить.
— Что вы имеете в виду? — спрашивает Таваддуд.
— После первой войны мы поняли, что этого, — Сумангуру постукивает себя пальцем по виску, — недостаточно. Когнитивной архитектуры человека до сих пор хватало лишь на то, чтобы установить Великую Всеобщую Цель. Есть, конечно, основные принципы, которые читрагупты считают универсальными. Рекурсия, мысли внутри мыслей. Основы языка, самоанализ, возможно, самосознание. Но почти все это отдельные модули, неэффективно связанные между собой в процессе эволюции. Что-то вроде монстра Франкенштейна.
— Кого?
— Я все время забываю, что это вымысел. Не обращайте внимания. Суть в том, что мы начали экспериментировать. И дело закончилось Драконами. Существами без сознания, без модулей. Один только двигатель, самомодифицирующийся эволюционирующий оптимизатор. Мы так и не смогли их уничтожить и только поместили внутрь виртуальных машин, изолировали. Как вы думаете, для чего существуют губернии?Это клетки для монстров. Все остальное — только видимость.
— Вы уверены, что должны все это мне рассказывать?
Таваддуд вспоминается молодой человек в оранжевом одеянии, политический астроном. Она уверена, что ни один обитатель Сирра не слышал ничего подобного.
— А вы думаете, что не должен?
Уголок губ Сумангуру слегка приподнимается.
— А что произошло потом?
— Мы боролись с ними. В Глубоком Прошлом война длилась несколько тысяч лет. Они были лишены морали, лишены внутреннего голоса, просто голый разум. И мы проигрывали. До тех пор, пока не начали отсекать от себя определенные части. Язык жестов. Теорию мышления. Сочувствие. Для победы над Драконами мы сотворили гоголов, которые были зеркальным отражением мерзавцев. Таких, как я.
Таваддуд смотрит на Сумангуру. Он холодно усмехается.
— О, я вполне могу прилично вести себя в обществе, но вы должны понять, что моей мимикой просто управляют гоголы-рабы. Мои эмоции позаимствованы со стороны. А мои личные цели и желания… очень отличаются от ваших. Поэтому, храня свои тайны, Таваддуд из Дома Гомелец, подумайте, стоят ли ваших забот те, кого вы защищаете, или они уже пересекли границу? — Он наклоняется ближе, и запах машинного масла в его дыхании становится настолько сильным, что Таваддуд испытывает тошноту. — Неужели вы хотите солгать тому, кто убивает Драконов?
Он берет отставленную Таваддуд миску и с удовольствием доедает остатки таджина.
Дальнейшее ожидание проходит в молчании. Наконец на площадь медленно опускается ковер, и с него сходит Дуньязада, сопровождаемая длинной и тонкой мыслеформой Кающегося. На сестре Таваддуд официальный костюм Совета в цветах Дома Гомелец: черное платье с золотой цепью в волосах.
Она кланяется Сумангуру и в ужасе сжимает руки.
— Господин Сумангуру! — восклицает она. — Вы серьезно ранены? Мы немедленно доставим вас в дом моего отца и позаботимся о лечении.
Сумангуру пожимает плечами.
— Плоть исцелится, — отвечает он. — В противном случае ее придется отсечь.
Дуни снова кланяется и поворачивается к Таваддуд.
— Дорогая сестра, — говорит она, крепко обнимая ее. — Благословен Аун, ты жива! — Не выпуская ее из своих объятий, Дуни торопливо шепчет на ухо: — Отец хочет тебя видеть. Лучше бы тебе снова убежать из дома.
Затем Дуни отстраняется и одаривает их сияющей улыбкой.
— Следуйте за мной, пожалуйста. Нам надо обсудить так многовопросов.
Глава пятнадцатая
ВОР И САУНА
Накануне отбытия вора на Землю Миели готовит оортианскую пищу. Он в хорошем настроении: много рассуждает, расточает улыбки, но Миели то и дело краем глаза замечает в его лице какие-то перемены. Какую-то жестокость.
Видишь?Пеллегрини шепчет ей на ухо. Она присутствует на корабле во время приготовлений, следит за ними. Надо верить, и тогда все получится.
Миели не реагирует на слова богини и продолжает накрывать на стол. Паучьи яйца в маленьких съедобных гнездах. Очищенные плоды водооткачивающих деревьев. Колбы для напитков. И сауна уже греется.
— Все это весьма изысканно, — говорит вор. — Но разве нам не следует провести оставшееся время за подготовкой к проникновению на самую, по моему мнению, охраняемую планету Системы?
— А мы и занимаемся подготовкой, — отвечает Миели. — Земля — это мрачная обитель боли. Высаживаться на нее — все равно что спускаться в преисподнюю. И мы должны очиститься.
— Что ж, в этомя с тобой согласен. Честно говоря, я предпочел бы очиститься изнутри.
Он отпивает из сосуда и морщится. Миели выхватывает у него из рук колбу.
— По вкусу это настоящий деготь, — жалуется вор.
— Вкус не имеет значения. Напиток предназначен для поминовения усопших. И ужин будет только после сауны, так что сдерживай свои инстинкты.
Вор внимательно смотрит на нее.
— Не знаю, как насчет мертвых, но я жду этого с нетерпением. Я рад, что мы наконец пришли к соглашению.
Миели не отвечает. Она видит, как усмехается Пеллегрини, и прикрывает глаза. Но лицо богини не исчезает.
— Пойдем в сауну, — приглашает она.
Сауна расположена в одном из грузовых модулей «Перхонен». За все годы на службе Пеллегрини Миели пользовалась ею всего несколько раз — сауна пробуждала в ней слишком сильную тоску по дому. Но для настоящего очищения это самый верный способ, и «Перхонен» все подготовила для этого случая.
Это крошечная отделанная деревом комнатка с большим шаром воды в центре, который удерживается полупроницаемой мембраной и нитями вяки.Он выглядит как капля росы в гигантской паутине. Если щипцами взять раскаленный камень и бросить его в воду, комната наполнится горячим паром. Камни будут крутиться в пузыре и заставят его раскачиваться, словно живое существо.
«Перхонен» присоединила модуль к основному жилому отсеку, и деревянная дверца люка выглядит весьма заманчиво. Но вор посматривает на нее с опаской.
— И как же это работает? — интересуется он.
— Раздевайся, — командует Миели.
Он медлит.
— Прямо сейчас?
— Не мешкай.
Резко выдохнув, вор начинает возиться с пуговицами пиджака и брюк.
— А можно взять полотенце? — спрашивает он.
Но Миели уже сбросила одежду и шагнула в теплые облака лёюлю.
Вор нерешительно следует за ней. Его взгляд не отрывается от ее тела. Затем он устраивается по другую сторону от водяного пузыря, опускается на сиденье и ставит ноги на деревянную подставку. В другом люке, выходящем в космос, имеется стеклянное окошко, и лицо вора в свете звезд и мерцании киуас [26]кажется невероятно молодым.
