Вадим Филоненко - Сто рентген за удачу
Компания бывалых бродяг быстро приметила денежного новичка и тут же взяла его в оборот, заставив покупать выпивку «на всех». Дескать, хочешь стать своим, проставляйся. И тот проставлялся, как последний лох, покупая дорогую водку и импортное пиво на семь человек.
Новичок был уже навеселе и не слишком хорошо умел считать. Я видел, как Сеня Хорек дает ему сдачу — ровно треть от положенной суммы. Бармен почувствовал мой взгляд и обернулся. Узнал меня. Понял, что я просек его махинацию. Настороженно замер, гадая, буду я вмешиваться или нет.
Я отвел глаза. Это не мое дело. У Хорька свой бизнес, у меня свой. И вообще, я не нянька, чтобы всякому молодняку сопли утирать.
Сеня Хорек просветлел лицом, быстро спровадил обманутого клиента, отмахнулся от остальных и ринулся ко мне:
— Привет, Бедуин!
Услышав имя, двое незнакомых мне молодых бродяг, сидевших рядом за стойкой, как по команде повернули головы. Их лица прямо на глазах начали меняться: поначалу заинтересованные, теперь они выражали крайнюю степень удивления и недоверия.
— Во, блин! — высказался один из них.
— Ты и в самом деле Бедуин?! — вытаращил глаза второй.
— Тебе-то какое дело? — Мой ответ прозвучал резко. Вообще-то за последний год я привык именно к такой реакции окружающих, но общительности мне эта привычка не прибавила.
— Он и есть тот самый Бедуин, — подхалимски заверил бродяг Хорек и посмотрел на меня с льстивой улыбкой.
Один из двух парней решил проявить ко мне уважение — встал со стула и предложил:
— Садись к нам.
— Постою, — отказался я и обратился к Хорьку: — Налей мне как обычно.
— Сейчас. — Бармен суетливо потянулся к огромной бутыли самогона и попытался затеять разговор: — Давненько тебя не было видно в наших краях, Бедуин. Где пропадал?
— В разных местах, — буркнул я. Хорек вызывал у меня неприятные эмоции: вороватый, хитрый. Если представится случай, с большой охотой пнет слабого и не погнушается облизать задницу сильному. Не мой тип людей. Я такому даже прикурить от моего бычка не дам.
Хорек заискивающе хихикнул и поставил на стойку наполовину заполненный стакан с самогоном. Я задержал дыхание и одним махом опрокинул мутноватую жидкость в рот. Прикрыл глаза, дожидаясь, когда жгучий хмельной ком упадет в желудок. Дешевое, плохой очистки пойло ободрало пищевод, словно наждаком. Конечно, фирменная водка пошла бы не в пример мягче. Но такое удовольствие мне не по карману. Могу позволить себе лишь дешевый самогон, и то не слишком часто.
Оба парня не сводили с меня изумленных глаз. Один из них скорчил мину и панибратски сказал:
— Что за гадость ты пьешь, приятель? Давай лучше водочки за знакомство. Угощаю. Я Русик. А он, — бродяга кивнул на товарища, — Пух.
— Почему Пух? — удивился я. Поджарый жилистый парень меньше всего напоминал добродушного мультяшного героя Винни Пуха.
— Это от фамилии Пушной, — пояснил Русик. — Андрей Пушной. А я Руслан Гагиев.
— Здорово, бродяга, — раздался за моей спиной знакомый голос.
Я обрадованно повернулся:
— Марек! Живой, черт!
— А что мне сделается. — Молдаванин широко ухмыльнулся и бесцеремонно занял стул Русика, тот самый, который был предложен мне. — Ну что, Бедуин? Ты уже познакомился с моими «бычками»? Пух, Русик, а где-то еще и третий должен быть…
— Вэд отлить пошел, — сообщил Пух.
— Ага. — Марек заглянул в мой стакан, потянул носом, поморщился. — Ну, ты неисправимый, Бедуин! Опять эту дрянь пьешь. И снаряжение, я смотрю, у тебя — полный отстой…
На мне и впрямь были простые камуфляжные штаны, старый растянутый свитер и прорезиненная ветровка с капюшоном. Никакого бронежилета, а уж тем более бронекостюма.
Как я, одевались в АТРИ только две категории бродяг: беглые зэки, которые только-только сдернули с рудников и еще не успели заработать ни гроша, и спившиеся неудачники, которые не умеют или, по каким-то причинам, уже не могут собирать хабар, например из-за болезни или увечья. Последним приходилось до конца жизни носить старье, питаться объедками и зарабатывать на стакан самогона мытьем сортиров.
Я не подходил ни под одну из этих двух категорий — являлся единственным исключением из правил, что порождало среди бродяг неуемное любопытство и слухи, один нелепее другого.
Правды о моей мутации, естественно, никто не знал. Вернее, знал только один человек — Александр Разенков, генетик со Стрелки. Остальные терялись в догадках, не понимая, куда я трачу заработанные — и весьма приличные по меркам АТРИ — деньги.
Да, деньги я зарабатывал огромные, и все же их едва хватало на ежемесячные платежи за себя и Потапа.
Честно признаться, за прошедший год у меня не раз мелькала мысль забрать Леху со Стрелки. Пусть ходит со мной или ждет в каком-нибудь заброшенном домишке. Но я не делал этого по одной простой причине — Разенкову удалось стабилизировать состояние Потапа. Лешке не сделалось лучше, но и деградировать дальше его мозг перестал. Как уверял Разенков, такое равновесие могло продолжаться бесконечно долго, но только в одном-единственном случае — если Потап постоянно будет находиться под воздействием лекарств и квантовой терапии — нового слова в науке.
Так что Лешка по-прежнему оставался под присмотром Разека, а я мотался день и ночь по тайге, зарабатывая бабло на содержание Потапа и собственную сыворотку от мутации. Несколько раз я пытался добраться до Золотого гольца, но так и не смог отыскать дорогу к «Ущелью перехода». Оно исчезло, словно его никогда и не было. Золотой голец по-прежнему оставался неприступным, тщательно оберегая и свои сокровища, и свои тайны. А мне приходилось порой за день одолевать по пятьдесят километров ради одной-единственной погремушки или пары перышек.
Чтобы в срок рассчитываться с Разенковым и Вишневским, я экономил не только на еде, жилье и одежде, но, что хуже, и на снаряжении. Я был вынужден довольствоваться необходимым минимумом: слабеньким биноклем, КИПом устаревшей модели с простейшим вариантом анализатора, обычным армейским компасом и дозиметром.
Самым дорогим предметом экипировки у меня являлся прибор ночного видения. Вот он и в самом деле был хорош — с отличной мощной оптикой и инфракрасной подсветкой. Я разорился на него, чтобы иметь возможность бродить по АТРИ не только днем, но и ночью. Последний год я тратил на сон не более трех-четырех часов в сутки, все остальное время занимаясь поиском хабара или выполняя всякие заказы.
Я знал, что обо мне среди вольных бродяг ходят легенды одна круче другой. Будто бы я голыми руками удавил шептуна. В одиночку уничтожил ловчую группу Братства Чертей. Затем проник в заброшенный урановый рудник и сумел выйти оттуда живым, прихватив такой редкий хабар, который большинство ветеранов-бродяг даже в глаза не видели. Кроме того, поговаривали, что, выполняя заказ группировки Косматого, я расправился со Жженым — главарем одной из бандитских бригад. И прочее, прочее, прочее.
Конечно, эти россказни и рядом не стояли с истиной. Хотя и с шептуном мне, безоружному, довелось иметь дело, и Жженого гасить, и через ловчую группу Чертей прорываться. В урановый рудник, правда, не спускался — там радиация, а мне лезть на рожон не с руки.
Благодаря сыворотке Разенкова моя мутация затормозилась, не стала развиваться дальше. Я по-прежнему был обычным человеком, без всяких там сверхспособностей вроде телепатии, регенерации или невосприимчивости к радиации. Лучевая болезнь могла убить меня с той же вероятностью, что и пуля — точно так же, как и любого другого бродягу. Но, несмотря на опасность, я и в самом деле частенько проникал туда, куда не сунется даже самый безрассудный хуги. А потом бродяги на привале пересказывали друг другу байки о некоем загадочном Бедуине, который шептунов чуть ли не на завтрак ест и живоглотами закусывает.
Тем больше было удивление тех, кому случалось видеть меня впервые. Вместо этакого крутого громилы в эскаде, с ног до головы обвешанного ручными пулеметами и прочей дребеденью, перед ними представал хмурый неприметный парень среднего роста в легкомысленной ветровке, с потрепанным рюкзаком и простым АКМом через плечо.
Впрочем, мой автомат был простым только на первый взгляд. На деле я долго и терпеливо дорабатывал его так, что большинству и не снилось. Прежде всего повысил надежность и понизил отдачу. Теперь при стрельбе очередями ствол почти не уходил вверх, отчего многократно увеличилась эффективность и точность стрельбы. Кое-что я делал сам, некоторые работы заказывал техникам и оружейникам — есть среди вольных бродяг весьма талантливые спецы. В результате мой АКМ с отличной оптикой и подствольником мог переплюнуть, пожалуй, самое дорогое и навороченное оружие в АТРИ, внешне оставаясь все тем же «Калашом» довольно устаревшей модификации — я не желал, чтобы сделанные изменения бросались в глаза.
