Иван Тропов - Каратель
Но какие-то следы будут оставаться. Сначала едва заметные, наверно. Но они ведь будут копиться. Будут углубляться, как колея. И атака за атакой, день за днем он будет оставаться в ее власти все дольше, пропитываться ею все больше, все чаще путать свои собственные желания с ее желаниями…
И постепенно, через месяц или год…
Да, даже Старик. Даже он.
И может быть, иногда смерть – не так уж плохо. Может быть, иногда смерть – лучший выход…
Я глядел на сбитый угол переплета, и вдруг мне до ужаса захотелось, чтобы все последние дни оказались дурным сном. Чтобы этот сон кончился, кончился прямо сейчас и я проснулся в кабинете Старика, пропахшем книжным клеем и льняной бумагой. Чтобы звенели блюдца и тянуло ароматным чаем и сладостями и чтобы рядом был Старик. Сильный, уверенный, надежный…
Почему я не послушался? Почему не остался сидеть в городе, как он велел?!
Я бы все отдал, чтобы можно было вернуть тот миг. Вернуть все то, что я сделал потом… Остановиться тогда.
Если бы потребовалось, вернуться и остановиться еще раньше – до того, как мы взяли Диану, до того, как я вообще нашел этот чертов дом…
Диана вздохнула. Перестала изучать первые два листа, заглянула в конец книги.
– О двух сущностях… Жаль. Я надеялась, что будет полная. А лучше всего, вернете мою… – Она замолчала, уставившись на книгу. Нахмурилась.
Задумалась о чем-то, и глубоко, – я почувствовал, как по вискам несильно, но отчетливо потянуло лавандовым холодком. На всякий случай я собрался и закрылся.
От этой чертовой суки я могу закрыться. А вот от той…
Старику не будет легче, если я погибну, пытаясь спасти его. Но будет ли легче мне, если я останусь жить, зная, кем его сделает та сука? Чем она его сделает.
– Диана, а…
– Скажите, Влад, – заговорила она, не слыша меня, – до того, как вы все вместе нагрянули сюда в новолуние… кто-то из ваших друзей побывал здесь?
Я поднял на нее глаза. Попытался прочесть по ее лицу, что она задумала на этот раз. Опять за свое? Книга ее не убедила?
– Ведь кто-то из вас был здесь, – сказала Диана, не поднимая глаз. – В третью ночь перед полнолунием.
Не убедила. Опять подбирается к тому, уцелел ли кто-то, кроме меня.
И кто-то уцелел…
Но может быть, смерть была бы лучше.
– Был, – сказал я. – И не только за три ночи до полнолуния. Но и за четыре. И за пять. И за шесть. И еще несколько ночей подряд парой недель раньше. Вы слишком опасная дичь, чтобы устраивать облаву без подготовки.
– Входил в дом… – глухо проговорила Диана. Я не видел ее глаз, она смотрела в книгу перед собой.
– Входил.
– К алтарю?
– Да.
– Надеюсь, ему не удалось улизнуть, когда вас обложили?
Все-таки про уцелевших. Опять. Вот ведь упрямая!
И холодок стал сильнее. Может быть, так увлеклась разговором, что сама не замечает – или, может быть, как раз хочет, чтобы я так думал, а сама потихоньку пытается подслушать. Пока подслушать, а потом, глядишь…
– Диана, если вы надеетесь спастись…
– Он мертв?
– …то лучше оставьте ваши надежды. Ради вашего же блага. Мне казалось, мы друг друга поняли.
Я все еще чувствовал ее касание. И я приоткрылся, впуская ее – в воспоминания о том дне, когда я вернул ей жизнь. Я уже все объяснял ей. Либо она будет держать свои желания при себе и делать то, что я ей скажу, – либо я пробью ей лоб и у нее вообще не останется никаких желаний, кроме животных…
Я почувствовал, что она коснулась этих образов. Но едва-едва. Тут же отпустила их, оттолкнула обратно в меня, словно отмахнулась от назойливой мушки. С раздражением. Почти с яростью.
– Он мертв?
Она подняла на меня глаза, и я поежился.
– Он убил моего волка. – Она уже не спрашивала – утверждала. – Он мертв?
Несколько секунд я пытался держать ее взгляд, но потом отвел глаза.
Бывает так, что и чудовище право. Я чувствовал себя виноватым. Будь она проклята, но она любила этого волка. В самом деле любила.
Неужели все это время она думала, что ее волк сбежал? Даже после того как ее саму запихнули в подвал умирать, а потом спасли и посадили на цепь?
Вопреки всему, вопреки очевидному – все равно надеялась, что ее волк просто убежал, обуянный зовом крови, но вернется? Через день, через неделю, через месяц обязательно вернется. Перебесится свободой волчья душа, а потом вернется – к тому, что сильнее любви к свободе, сильнее гормонов, бушующих в крови, глубже всего этого… Неужели верила в это? Она – прекрасно знающая, сколь сильно она переделала своего волка, как глубоко изменила его душу и сколь невозможным после всего это было, чтобы он убежал да просто оставил ее хотя бы на день…
– Он… мертв?
– Он жив. – Я поднял глаза и тут же опустил, не выдержав ее взгляда. – Это был я.
Она молчала, но я чувствовал ее взгляд. И холодок в висках, ставший злым и колючим.
А я видел его морду, его лапы, его раскинувшийся на каменных плитах хвост…
Пожалуй, это бы я тоже вернул назад. Мне до боли захотелось прямо сейчас, бросив все, поехать в город и привезти сюда щенка – крупного, лобастого – овчарки, кавказки или Лабрадора, чтобы был похож на того волка, когда подрастет… И я бы так и сделал, если бы не она. Она ведь залезет ему в голову, превратит его из собаки во второго Харона.
Я поднял глаза.
Она смотрела на меня – и я не мог понять выражение ее лица. Там была ненависть – этот волк значил для нее больше, чем кавказец и блондин, вместе взятые. Там была ненависть, но не только. Не только.
Она опустила глаза:
– Что ж… Я поела. Вы желаете тренироваться?
Я поднялся, но не успел дойти до середины стола, до намеченного стула, как она ударила. Словно зубилом в висок. Я пошатнулся, схватился за спинку стула, но все-таки удержал ее атаку. И, уже закрыв глаза, на ощупь, сел все-таки на один стул ближе к ней. Меньше половины стола…
И я хорошо почувствовал, что это значит. Ее второй удар чуть не разбил меня вдребезги. И все-таки я его выдержал. Отбил ее ледяные щупальца, вывернулся из них. А дальше словно открылось второе дыхание. Она била старательно, изо всех сил, но я держал ее атаки. На пределе своих сил, но держал. Это было трудно – и приятно. Так же как чувствовать силу своих мышц, с зубовным скрежетом выжимая почти неподъемную штангу. Чувствовать мощь силы, направленной против тебя, но выдерживать и быть сильнее…
Тренировки меняли меня. Меняли даже быстрее, чем я мог надеяться. Я чувствовал это.
И все-таки, где-то на донышке, занозило неприятное чувство, будто чего-то не хватает в этих атаках. Тот финт… Или она была права и все дело в том, что тогда это было впервые? А в первый раз и трава зеленее, и небо глубже…
Она била изо всех сил, и вместе с ее ледяными щупальцами до меня долетали отзвуки ее чувств, но озлобления среди них я не чувствовал.
Вечером мне казалось, что снов не будет. Слишком устал. С Дианой мы прозанимались больше часа. Я терпел, пока она сама не запросила конца.
Но проклятая птица снова прокралась в мой сон. Черный ворон разгуливал по скамейке, перед занавесом из огненно-багряных листьев. Туда-сюда, постукивая коготками. Кося на меня черными бусинами глаз. Мощный клюв как острый молоток…
Но он не охотился за моей рукой. Не нужна была ему ни моя рука, ни я сам. Ворон и так был доволен. Вальяжно прохаживался, чего-то ожидая, замирал, прислушиваясь, опять расхаживал… Блестящие бусины глаз не ловили меня. А когда взгляд случайно скользил по мне, задерживался всего на миг. Будто я его давний знакомец. Почти приятель…
За окном было серое утро. Опять сплошные тучи.
Диана уже ждала меня в столовой.
– Доброе утро, – улыбнулась она.
Как она улыбалась всегда, встречая меня… и все-таки в это утро ее улыбка показалась мне иной. Вместо напускной легкости и театральной лести, что лишь подчеркивали издевку, теперь ее улыбка была не такой яркой, но и не такой театральной. Теплее. И задумчивая какая-то…
Или опять играет?
Я принес ей два оставшихся салата. Себе взял остатки нарезок, уже порядком заветрившихся.
Но Диана больше смотрела на меня, чем на салаты. И опять этот ее взгляд был мне незнаком. Оценивающий какой-то. Чуть прищуривая правый глаз, словно прицеливалась.
– Перестаньте, Диана. Я чувствую себя яблоком на рыночном лотке.
Она вдруг расхохоталась, закинув голову. Открыто, громко. И, что мне не понравилось больше всего, от души. Ей в самом деле было весело.
– Я сказал что-то смешное?
– Вы сказали это очень к месту… мой господин. – И в ее глаза вернулась привычная вежливая издевка.
– Не понимаю.
Она перестала улыбаться:
– Вы делаете успехи, Влад. Вчера… – Она покачала головой. – Я должна признаться, вам удалось меня поразить. Вы учитесь удивительно хорошо и достигаете этого поразительно быстро.
– Заяц попался талантливый, – пробормотал я.
Или учительница опять хитрит? Чего она мне зубы заговаривает?
– Да, такого не грех и оставить… Влад, а сколько вам было, когда…
