Сурен Цормудян - Странник
– В чем дело, камараден? Пропали без вести на поверхности наши товарищи. А вы устраиваете здесь бузу, – бесстрастным, ровным голосом заговорил он. – Или вы забыли, что есть дисциплина? Или вы забыли, что такое для нас есть порядок? Вам захотелось поиграть в пархатую дерьмократию? Или вам нравится большевистское горлопанство? Или вы решили превратить наш Рейх в черномазый базар своими воплями? Вы забыли, что любое ваше недовольство должно иметь письменную форму, которая в установленном порядке должна быть передана наместнику вашего участка для рассмотрения?
– Вот именно! – крикнул кто-то из толпы. – Наши товарищи погибли! А мы уже сколько времени бездействуем! Мы зажаты в крохотном мирке! Всего три станции! А у красных целая линия! Торгаши из Ганзы все кольцо заграбастали! А мы в резервации! Нам жизненное пространство нужно!
Толпа снова стала шуметь. Одни соглашались с этим человеком, другие рьяно пытались возразить.
Гауляйтер снова поднял руку и заорал:
– Тишина!
Толпа примолкла.
– Может, кто-то считает, что мы прямо сейчас готовы начать войну? – все так же спокойно продолжал комендант. – Кто-то забыл о пролитой нами в последних боях крови? Вы хотите потерять и то, что у нас есть? Мы не можем повторять ошибок Адольфа! Мы не имеем права недооценивать нашего врага! Глупо считать, что их демократии прогнили, а режим красных – колосс на глиняных ногах. Нет! Только не сегодня! Не сейчас! Мир с большевиками заключен не из страха перед ними, но только ради того, чтобы восстановить силы. Если наш Рейх не ведет войну, то только потому, что прямо сейчас он к ней тщательно и основательно готовится! Ибо лишь война есть наша религия и проявление нашего духа, воли и мужества! Никто в Рейхе не боится войны! Но самоубийственная авантюра – преступление перед нацией и грядущими поколениями господ этого мира, которым мы должны оставить в наследство общество нового порядка, а не братские могилы их бесславных предков! Если кто-то из вас этого не понимает, то для таких у нас существуют профилактические лагеря! Там вы наберетесь ума-разума, невежды! – Ты складно говоришь! Да только все не о том! – закричал человек, выступивший из толпы: Ганс. – Пока мы тут ждем и готовимся, враг действует! Они уже приручают мутантов! Генетические уроды сбиваются вместе! Они живучей нас, смелее и злее! Они претендуют на наше жизненное пространство! Хотят выдавить нас! Сожрать! Сегодня сожрали моих товарищей, завтра сожрут и тебя! Толпа совсем стихла. На Ганса с ужасом пялились сотни глаз. Люди вообще не понимали, как парнишка смеет перечить гауляйтеру, и гадали, чем кончится эта сцена не только для смутьяна, но и для всех, кто слышал его наглую речь. У гауляйтера сжались кулаки и заиграли на лице желваки. Автоматчики внимательно смотрели на него, ожидая лишь команды или даже незначительного жеста, чтобы изрешетить наглеца. – Войну надо объявлять сейчас! Немедленно, сию минуту! Войну безжалостную, беспощадную, тотальную! Войну на поголовное уничтожение всех наших врагов! Пусть при этом погибнет треть из нас! Но остальные получат победу и все метро! Весь мир! И у оставшихся с победой будет достаточно места, ресурсов, воли и времени, чтобы делать детей! Лучших, сильных, полноценных! На других станциях живут заблудшие и оболваненные преклонением перед всяким отребьем люди, которые обязательно примкнут к нам, когда поймут, что мы и только мы способны им подарить господство над всей землей! И кто не сделает это сейчас, все равно позднее придет под наши знамена!
– Ганс! – Гауляйтер угрожающе улыбнулся. – А ведь ты еще не ответил, почему из всей группы Руделя ты один остался жив. И почему Гесс и его люди сгинули, пойдя за тобой, а ты здесь разглагольствуешь?! Но это ты расскажешь уже не мне, а гестапо. Взять его!
Автоматчики ринулись на толпу, но Ганс нырнул в человеческую массу. Сторонники гауляйтера стали выталкивать его обратно, но неожиданно им ответили те, кто поддержал нового вожака.
На станции начиналась мясорубка.
* * *– Эпиляцию своим волосатым ногам сделай, а то не скоро у вас с мужем эти чики-чики случатся, – ворчливо посоветовал арахне на прощание Сергей, когда они стали пересекать пустырь между тем зданием и руинами института.
Благо, там рос низкий густой кустарник, сквозь который проглядывали отдельные части легковых автомобилей – вичухам будет не просто их схватить. Во всяком случае, Маломальский надеялся на это. Они преодолели около тридцати метров к заветной стоянке бронетранспортера, когда летающие бестии заметили их и стали снижаться, дико вопя. Сергей то и дело погладывал вверх, держа оружие наготове.
И вдруг он почувствовал, что нечто мешает ему идти. Ноги были как будто опутаны. С усилием сделав несколько шагов, он упал, и какая-то сила поволокла его назад.
Сергей перевернулся на спину. Штаны были облеплены тонкой прочной паутиной. Наверное, самка арахны выстрелила в него этой нитью, и теперь самец быстро наматывал на свои передние лапы клубок, подтаскивая к себе жертву.
– Черт! Странник, твою же мать! – заорал Маломальский, пытаясь ухватиться руками за что-нибудь, что остановит его, но это никак не удавалось. Тогда он прицелился в паука, однако выстрелить ему помешала вичуха. Крылатая тварь пронеслась совсем близко, и Сергей что есть сил вжался в землю. – Странник! Ты где?!
А напарник Бума вытворял что-то непонятное: он кидал на натянутую клейкую нить разнообразный мусор, прилипавший к паутине намертво. Теперь паук тащил к себе целую гирлянду из автомобильных обломков, дисков, кусков покрышек, глыб разбитого асфальта и деревяшек. А на самом конце этой гирлянды орал Маломальский, пытаясь перепилить невероятно прочную нить своим ножом. Странник – нет чтобы помочь! – продолжал нашвыривать на паутину всяческий хлам.
– Ты какого хрена делаешь?!
Одна из вичух спикировала на Странника, но Сергей успел дать по ней очередь, и та умчалась прочь с продырявленными крыльями.
Тем временем мусор на паутине уже достиг лап и челюстей самца арахны. Это ему явно не понравилось. Паук замер на некоторое время, потом перекусил нить своими жвалами и потерял к Маломальскому всякий интерес. Сергей, задыхаясь от напряжения, успел-таки допилить ножом паутину и вскочил на ноги. Странник подхватил товарища, и они рванули прочь.
– Штаны на выброс, – тяжело дыша, протрубил в респиратор Бум. – Хорошо, в рюкзаке запасные имеются, на случай большого испуга!
К счастью, самка арахны выбрала себе новую цель. С невероятной скоростью и силой из нее вылетела очередная порция клейкой нити, которая попала на крылья летящей к сталкеру вичухе. Та завопила и загрохотала по корпусам автомобилей. Самец снова стал быстро собирать паутину. Когда вичуха оказалась рядом, он молниеносно вонзил в нее жвала. Летающая тварь несколько раз дернулась и затихла, парализованная ядом. Теперь паукам осталось подождать, пока внутренности жертвы не превратятся в жидкую кашу, чтобы высосать ее. А Сергей и Странник наконец оказались в вестибюле разрушенного института.
Маломальский судорожно водил лучом фонаря в поисках спасительной машины и заорал от радости, когда у дальней стены увидел обшарпанный БТР-80. Он бросился к машине, распахнул боковой люк и посветил внутрь. Чисто! Напарники залезли внутрь, и Маломальский запер люк за собой.
– Только бы машинка на ходу была, – бормотал возбужденно Сергей, пробираясь к месту механика-водителя.
Глава 13
В полумрак
Выбор был непростой. Наведение порядка железной рукой, как и предписывалось законами Рейха, подразумевало применение силы. А сила, в свою очередь, подразумевала жертвы. И это в условиях, когда Четвертый рейх и без того не мог похвастать численным превосходством перед своими внешними врагами. Однако гауляйтер понимал, что промедление и нерешительность станут роковой ошибкой не только для его власти на станции, но и – бери выше – для фюрера, для самого Рейха! Да, либерализм мог дорого стоить их крохотному миру, и поэтому в Рейхе зазвучали выстрелы. Очень многие оказались восприимчивы к призывам Ганса, который сумел взорвать их давно зревшее недовольство сложившейся ситуацией. И теперь…
Одноглазого амбала с лысым черепом все называли Топор. Прозвище это появилось не просто так: он был, пожалуй, самым свирепым мясником тверского гестапо, всем сердцем любящим свою работу. Уже первого его удара обычно бывало достаточно, чтобы лишить человека какой бы то ни было воли к сопротивлению.
А тут дело уже дошло до второго.
Ганс отлетел к стене пыточной камеры, оборудованной в одном из подсобных помещений бывшей Тверской, – Топор не имел привычки приковывать допрашиваемых наручниками. Еще не было у него жертвы, которая могла оказать сопротивление его сокрушительной силе и звериной злобе. Топор был палачом от самого дьявола. Он наслаждался, видя, как жертвы отлетают от его ударов, смеялся довольно, когда они ползали в собственной крови, моля о пощаде. Жалкие ничтожества, они и не подозревали, что чем больше просишь у палача милости, тем безжалостней он становится.
