Конец века (СИ) - Респов Андрей
— А чего тут сложного? — робко поинтересовался я, гоня от себя жуткие образы.
— Сложность в том, Гавр, чтобы не потерять контроль. Тебя будет выворачивать, плющить и колбасить не по-детски. Делай что хочешь, но не отрывайся от экрана осциллографа. Считай, что от этих линий зависит твоя жизнь.
— Погоди, а что делать, если меня вырвет или сознание начну терять? — поинтересовался я у разошедшегося Ремесленника, — всё-таки я не профессиональный мазохист.
Тот задумался на минуту, потом полез куда-то в один из шкафов, во множестве выстроившихся у стен лаборатории.
— Вот! — с победным видом он сунул мне между ног пластиковое ведро, — блюй, Гавр, на здоровье, но не забывай следить за экраном. А начнёшь уплывать — вот тебе ещё супердевайс! — он достал из вакуумной упаковки и вручил мне длинную биопсийную иглу с зелёной пластиковой ручкой.
— Паш, ты предлагаешь мне, если я не выдержу твоих издевательств, покончить с собой? — грустно усмехнулся я.
— Смешно…, — Паша пожал плечами, — зажми её в левой руке и как почувствуешь, что теряешь сознание, коли смело в наружную поверхность бедра.Прямо через брюки, — Ремесленник ткнул пальцем в указанное место, — я постараюсь всё делать максимально быстро. Ты не дрейфь, там на самом деле только кое-что подправить осталось. И всё. Но времени всё же потребуется достаточно, чтобы ты прочувствовал всю прелесть копания в своих мозгах. Ну, готов, что ли?
— Ни хера я не готов! Но давай уже начнём, а то меня уже мандраж бьёт от всех этих приготовлений. Развёл тут лабораторию Франкенштейна, понимаешь…
Павел хмыкнул, поплевал через левое плечо и стал застёгивать на мне кожаные ремни, во множестве крепившиеся к тяжёлому вращающемуся креслу. Левую руку с иглой оставил свободной, но ровно настолько, чтобы я мог дотянуться до бедра. Через пять минут он закончил, подкрутил парочку верньеров на приборах, что-то напевая себе под нос. Электрическое гудение усилилось, мигнули потолочные светильники, запахло озоном.
Твою ж мать…понеслась!!!
Опущу, пожалуй, все физиологические подробности процедуры, скажу лишь, что помимо обещанных Пашей побочных эффектов во время настройки я впервые испытал незабываемое чувство синестезии, о котором раньше лишь читал в учебниках. И перевод этого термина как смешение (единение) чувств всё равно не сможет дать полного понимания процесса, если вы лично в нём не участвуете. Ну как рассказать другому человеку об оранжевом зуде или громкой тошноте? Или вот ещё, например, о горячей отрыжке… И все эти ощущения по одиночке, а то и целым скопом, словно сговорившись, набросились на меня уже на второй минуте настроек. Течение времени я перестал ощущать почти сразу и поэтому ориентировался по медленно ползущей минутной стрелке на часах, висящих над столом.
А Пашке будто мало было моих подвываний, проклятий и тщетных дёрганий на кресле: такое впечатление, что Ремесленник с каждой секундой только увеличивал работу всей своей сатанинской машинерии. Трудно было уцепиться, как за якорь, за какое-то одно чувство. Едва сосредоточившись, я тут же терял опору, но старался изо всех сил не сдаваться. Всю скопившуюся во мне ненависть к Хранителям я обратил на две зеленоватые прямые линии, то подрагивающие на экране осциллографа, то норовившие слиться в экстазе, а то и вовсе пускающиеся в сумасшедший синусоидный пляс.
Наверно, только благодаря яростному огню всепоглощающей ярости внутри меня, о силе которого я до сих пор мог лишь догадываться, мне удалось не потерять сознания. Да ещё, пожалуй, ещё и тем словесным конструкциям, которые вырывались из меня отчаянным потоком всесокрушающего и могучего русского мата.
Находясь почти на грани, сплёвывая горечь, наполнившую рот, и смаргивая градом текущие слёзы, я ширял и ширял себя остриём иглы, испытывая кратковременную боль-освобождение, дающую мне силы держать параллельными проклятые прямые…
— Всё! Всё! Гавр, бл@!!! Хорош! Разошёлся…ну всё! Финиш!!! — я с удивлением уставился на Павла, вцепившегося в моё запястье обеими руками и пытавшегося вывернуть кисть с зажатой в ней иглой, с кончика которой кровь капала ему на рукав.
— А-а-агх, — только и смог я прохрипеть, чувствуя, как жжёт огнём левое бедро.
— Мазохист хренов, — пробурчал Павел, выдёргивая окровавленную иглу из моих сведённых судорогой пальцев.
— От садиста слышу. Ты мне д-другое с-скажи, п-получилось?
— А ты сомневался?
— Не хотелось бы зазря терпеть такую экзекуцию. Тем более, повторять.
— А я уж подумал, что тебе понравилось. Вон как ногу искровенил: штаны на выброс! — хохотнул Ремесленник.
— Ничего. Нога зарастёт, а штаны и заштопать можно, — я старался держаться гоголем, но боль в истыканном бедре с каждой минутой нарастала.
— Что, болит? — Паша перестал скалиться и внимательно посмотрел мне в глаза.
— Да есть…немного.
— Понятно, — Ремесленник одним движением разорвал пропитанную кровью брючину, — вот же дебил самоотверженный, — пробормотал он, надавливая на мышцы и внимательно осматривая места проколов.
При этом было неясно: ругает он меня или восхищается.
— Зато прямые параллельные, — я придал своему голосу мечтательный оттенок, протягивая гласные.
— Хорош стебаться, Гавр. Я и так сделал почти невозможное на этой рухляди. Потерпи ещё немного, наложу тебе кровоостанавливающую повязку потуже и непременно укольчик. Не то ты до Домодедово не доедешь. Свалишься. Часов на двенадцать хватит.
— До Домодедово? Зачем?
— Забыл, что ли, Гавр? Для тебя ведь ничего не изменилось. Пространственно-временной канал открывается из той же зоны в аэропорту. Настройки теперь у тебя есть, − Павел зафиксировал самоклеящийся бинт и стал набирать в шприц жидкость из маленькой ампулы.
− Наркотик?
− Обижаешь, Миротворец. Просто сильное обезболивающее, − я слегка поморщился, так как Ремесленник сделал инъекцию в то же бедро.
— Погоди, а как же последовательность событий…мои же на поезде уехали. Ничего, что в Домодедово я прибуду один?
— Нд-а-а, совсем плохой ты стал, Миротворец. Если бы я сам только что не проконтролировал состояние твоих мозгов, то заподозрил повреждение гиппокампа, — Павел полез в один из шкафчиков, выудив оттуда свёрнутые спортивные треники, − извини, Миротворец, но других штанов у меня для тебя нет.
— Сойдёт, − махнул рукой я, − не до фасона теперь. Так, погоди…если купить билет прямо в аэропорту, то я наверняка смогу попасть в нужную зону досмотра. Главное, попасть туда поближе ко времени переброски и в международный терминал.
— Ну слава Богу! — театрально всплеснул руками Ремесленник, — уф, заработала соображалка! Ты, Гавр, постарайся только особенно не светиться. Со Странником шутки плохи. Мог и подстраховаться.
— Ты о чём? У вас же с кадрами дефицит вроде.
— Ну, Донскому не в падлу и обычных маргиналов зарядить, чтобы отслеживали твою персону и дома, и в аэропорту. Удивляюсь, как за тобой до сих пор не проследили.
— Для оперативных мероприятий такого масштаба, Паша, нужен совершенно другой уровень, государственный! Да и не стоит это подобных усилий. Откуда Донскому знать, что я отправлюсь на третью миссию? Ему сейчас нового Миротворца окучивать нужно. Пусть у Хранителей уже есть Алоизыч, но почему-то же они хотят во что бы то ни стало заполучить второго Демиурга?
— Может быть и так, Гавр. Но ты всё же посматривай. Будет нелишним. Как нога? Подействовало?
Пока мы разговаривали, я с помощью ножниц срезал остатки брюк и натянул спортивные треники. Надо же, «Адидас», три полоски, полный фарш.
— Знаешь, практически не болит, − я прошёлся по лаборатории, даже присел пару раз.
— То-то же! Хочешь, я тебя до аэропорта на харлее подброшу, а дальше уже сам потопаешь. Меня ведь тоже время поджимает. Ты как про Смотрящих сообщил, думать ни о чём больше не могу. Ещё ведь как-то из этой реальности выбраться надо. Дружбу с Орденом кому попало не предлагают.
— Не, я по-старинке, на такси. А ты спешишь к Смотрящим под крылышко? — я снова присел, прислушиваясь к ощущениям в исколотой ноге.
