Дмитрий Силлов - Счастье для всех
«А может, и решили, – подумал Шухарт. – Когда у человека появляется столько бабла, как у тех двух романтиков с большой дороги, на кой черт ему сутками торчать на вышках, высматривая в бинокли нашего брата-сталкера? Любой канадец, которых в патрулях немеряно, повадками похож на русского, о которых, помнится, покойный Кирилл рассказывал. Появляются серьезные бабки – надо первым делом нажраться вусмерть, а потом свалить подальше от тех, с кем пил, – чисто чтоб оставшееся не сперли. Похоже, у служивых как раз первая стадия. Только вот вопрос – откуда это у патрульных периметра вдруг появились серьезные бабки?»
Несколькими минутами позже он понял: счастье свалилось на головы не только «голубым каскам». Пили все посетители бара, и пили серьезно. Старуха Розалия не успевала менять кружки и подносить тарелки с закуской. Судя по ее довольной физиономии, напоминавшей печеное яблоко с глазами, происходящее сейчас в «Боржче» как раз и было ее индивидуальным счастьем. Которое даром… И чтоб никто не ушел обиженный…
«Неужто сбылось?!!»
Мысль, которую он все последнее время усиленно гнал от себя, плотно обосновалась в его голове. И спустя несколько мгновений оформилась в уверенность, когда он увидел, кто сидит за дальним столиком бара, горланя давно забытые песни, весьма популярные в Хармонте лет эдак десять назад.
Слизняк, молодой парень с острой мордочкой, похожий больше на лиса, нежели на слизняка. Просто из любой ситуации он мог вывернуться, выскользнуть, всегда своим путем шел, пока однажды этот путь не привел его прямо в «комариную плешь», притаившуюся в незаметной канавке.
Фараон Банкер, сталкер с огромными ручищами и каменной физиономией, невозмутимый, словно легендарный древний правитель далекой страны. Его таким и нашли, с лицом спокойным и умиротворенным. Правда, похоронить не смогли. Кто ж по своей воле полезет у «кандалов» добычу отнимать? Только тот, кто сам захочет, чтоб его приковало к земле навечно.
Норман Очкарик и Пудель, два брата, оставшиеся навечно на каменной осыпи по обеим сторонам от зеленого болота. Они все вместе делали, в одной связке всегда в Зону ходили. Небось, обоих сразу и поразили молнии гигантских «электродов», когда братья попытались обойти болото. Кучи тряпок, обесцветившихся от времени, видел Шухарт совсем недавно. И в каждой куче приметная деталь просматривается, клинки одинаковых ножей из нержавеющей стали. Только и осталось от братьев, что те клинки да тряпки, остальное давным-давно сгнило в Зоне.
Однако эти четверо сейчас сидели в дальнем углу и пели во все горло, грохоча по столу донышками тяжелых пивных кружек. Не покойники-«муляжи», которые порой выходят из Зоны, а вполне себе живые мужики. Такие, какими их запомнил Рэд Шухарт, когда еще сам был зеленым пацаном, лишь мечтающим о карьере сталкера. Легенды Зоны.
Их еще много было в баре, тех, кто однажды ушел в Зону и не вернулся. Боб Горилла. Каллоген. Пит Болячка. Линдон-коротышка. Все, все здесь. Перемешались вместе с живыми, пьют, веселятся. И живым весело. Они не знают, кто это рядом с ними глушит пойло старухи Розалии. Потому что не помнит никто о Легендах. Потому что не осталось в Хармонте тех, кто начинал сталкерствовать тогда, более десяти лет назад. Никого, кроме него, Рэда Шухарта, и еще, пожалуй, старого Барбриджа-Стервятника. Того самого, что выпросил у Зоны двух детей-ангелочков, а потом оставил в ней свои ноги. Правда, детей теперь у него ровно на одного меньше… Стоп! Запретил себе думать о чем-то или о ком-то – не думай, иначе не надо было запрещать. А вот насчет всего остального поразмыслить стоило. Крепко поразмыслить, обстоятельно, за отдельным столиком, который завсегдатаи «Боржча» обычно старались не занимать.
Он и сейчас не был занят, тот столик в темном углу под балкончиком, за которым видно каждого, кто входит в бар, а вот тебя в тени разглядеть можно, лишь если очень сильно присматриваться.
Шухарт прошел через весь бар и приземлился там, куда наметил. Розалия подбежала довольно резво для ее возраста, неся пыльную бутыль, стакан и нехитрую закуску. Надо отдать должное, старуха весьма неплохо управляла заведением в отсутствие мужа Эрнеста, хозяина «Боржча» и одновременно его бармена, до сих пор сидевшего в тюрьме.
Рэд усмехнулся про себя. Ну, может, еще старая ведьма узнала кого из Легенд, но виду никогда не подаст, чтоб не обидеть клиента. Живой, мертвый – какая разница, лишь бы платил да не буянил. А уж кто, кроме Розалии, лучше знает, что нужно удачливым сталкерам, вернувшимся из Зоны. Сегодня точно нет сомнений, что именно удачливым. Такой уж день выдался, что коньяк с пивом рекой, деньги по стойке шуршащим потоком и у всех рот до ушей, даже у тех, кто давным-давно погиб в Зоне…
Рэд Шухарт неторопливо цедил «Martell Cordon Bleu» и слушал, о чем судачат за соседними столиками.
– Прикинь, просыпаюсь я, значит, но глаза не открываю, – распинался перед собутыльником Билли Треска, торговец рыбой с Четырнадцатой улицы. – Знаю, что сейчас жена орать начнет, мол, опять нажрался, толку от тебя никакого и все такое. Лежу, значит, мечтаю, что как хорошо было бы, если б лежала у меня на полу в моей каморке целая гора золотых слитков. Нужны «зелененькие», отрубил кусочек зубилом, в ломбард снес – и при деньгах. Что еще нужно для счастья? Ну, открываю глаза – и лежит оно, родимое, прям как мне представлялось. А рядом жена валяется в обмороке. Впервые за много лет тихая такая с утра, прикинь?
– Деньгами надо было брать, – глубокомысленно заметил его собутыльник с лицом, изрытым следами от давней оспы и с очевидным прозвищем Рябой. – Деньги не пахнут, и рубить ничего не надо.
– Золото тоже не пахнет, – слегка обиделся Треска. – Помяни мое слово, окажутся твои зеленые фальшивыми, как пить дать окажутся.
– Не-а, – мотнул башкой Рябой, заодно отрывая зубами от сэндвича изрядный кусок. – Не окажутся. Я о них конкретно мечтал, всю жизнь. Пачки представлял и перед сном, и после сна, и между. Что будут у меня когда-нибудь тех пачек целые карманы. И вот оно, сбылось. Конкретные мечты всегда сбываются. Вот и мне привалило. Только не знаю от кого, но все равно большое ему от меня человеческое спасибо.
– Что спасибо ему – это я с тобой согласен, – кивнул Треска. – Взять и зараз столько народу осчастливить…
Закончить мысль ему не дали.
Входная дверь распахнулась от мощного удара ногой. Все присутствующие разом повернули головы – это кто ж такой смелый, что в сталкерский бар заходит, как к себе домой?
На пороге «Боржча» стоял с иголочки одетый Стервятник Барбридж, держа в руке нечто, очень сильно смахивающее на толстую бейсбольную биту.
– Где он?!! – проревел Стервятник.
– Тебе кого, старик? – вопросил один из «голубых касок», мгновенно протрезвев и машинально кладя руку на кобуру. Несмотря на возраст, Барбридж все еще оставался здоровенным, широкоплечим мужиком – не зря его по молодости Битюком звали до того, как он Стервятником стал.
Но Барбриджу ответа не потребовалось. Прищурившись со свету, он разглядел, что столик в дальнем углу занят, и решительно направился к нему. Какого-то щуплого мужика он просто смел с пути, толкнув плечом, остальные расступились сами.
Когда до столика Шухарта осталась всего пара шагов, Стервятник остановился, широко расставил ноги и взялся обеими руками за свою дубину, словно бейсболист, намеревающийся пробить коронный удар.
– Где мой сын, Рыжий? – прохрипел он. – Люди видели, как ты ночью ушел с ним за кордон. Так вот, отвечай, паскуда, где мой сын, иначе, клянусь Зоной, я расшибу твою башку собственным протезом!
Шухарт поднял глаза на Стервятника, их взгляды встретились.
– Не называй меня Рыжим, – негромко произнес Рэдрик. – Не люблю.
Барбридж взревел дурным голосом, занося над головой свою импровизированную дубину, но тут же поперхнулся собственным ревом, разглядев в полумраке бара дульный срез знакомого пистолета, смотрящий ему прямо в лоб.
– Полегче, Стервятник, – скучно произнес Шухарт. – Ты же понимаешь, что с дыркой в башке тебе больше не понадобятся твои новые ноги.
Барбридж постоял еще немного на месте, держа на весу свой протез, а потом вдруг как-то сразу сдулся, словно треснувший посредине гелиевый аэростат. Деревяшка, мастерски сработанная подручными Мясника, выпала из его рук и укатилась под ближайший стол. А Стервятник вдруг рухнул на колени и залился слезами, протягивая к Рэдрику руки, перевитые синими венами.
– Верни мне сына, – простонал он. – Моего Арчи… Мальчика моего верни…
Шухарт медленно поднес к губам коньячный бокал, отпил глоток, посмаковал во рту маслянистую жидкость, отдающую шоколадом, проглотил с удовольствием, после чего поставил бокал на стол. Рядом с бокалом лег армейский «Кольт» Барбриджа.
Противоречивые чувства боролись в душе Рэдрика. Чувства, о которых он никогда никому не расскажет. С одной стороны, ему было жаль старика, потерявшего сына. Но с другой стороны, скольких чужих сыновей хладнокровно отправил этот старик в «мясорубку» ради исполнения своих желаний? А скольких оставил в Зоне лишь потому, что неохота было ему тащить на себе раненую «отмычку»? Десять? Двадцать? Больше? Да кто ж их считал, особенно в те первые годы после Посещения, толпами прибывающих в Хармонт любителей легкой наживы и наивных романтиков, мечтающих облагодетельствовать человечество? И не для того ли взял с собой Рэдрик Шухарт сына Барбриджа, чтобы тот однажды прочувствовал на своей шкуре, каково это – потерять собственного ребенка?
