Дэн Абнетт - Фон за дополнительную крону
Я немного поиграл с устройством, но самой интересной обнаруженной мной вещью оказался список счетов, поступивших за услуги, оказанные во время праздника, и список приглашенных. И то и другое я скопировал к себе на планшет.
За этим занятием меня и застали Елизавета с Габоном. До того Биквин опрашивала прислугу, а Фелипп отсутствовал, изучая окрестности.
— Здесь было более девяти сотен гостей, сэр, — сказал он, — и, может быть, еще сотен пять музыкантов, актеров и прочего карнавального люда.
— Откуда они прибыли?
— По большей части из Менизерра, — ответил он. — Местные актеры, несколько трубадуров и уличных акробатов с еженедельной текстильной ярмарки. Крупнейшими группами были труппа Каликина — это известные бродячие актеры — и выездная ярмарка Сансабля — эти устраивают игрища, аттракционы и помогают организовать досуг.
Я кивнул. Габон, как обычно, оказался обстоятелен. Это был низкорослый, худощавый мужчина в возрасте ста пятидесяти лет, с коротко подстриженными черными волосами и кустистыми усами, отслуживший около семидесяти лет арбитром в Дорсае, а затем уволившийся и перешедший на службу ко мне. Фелипп носил простой, лишенный всяких излишеств темно-синий костюм, мастерски сшитый так, чтобы скрывать кобуру под мышкой.
— А что у тебя? — поинтересовался я у Елизаветы. Она присела на один из диванчиков.
— Ничего примечательного. Вся прислуга пребывает в неподдельном шоке и печали в связи с этой смертью. И все с гневом отбрасывают мысль о том, что у твоего друга могли быть какие бы то ни было враги.
— Мне же довольно очевидно, что таковые имелись, — произнес я.
Елизавета сунула руку в складки своего платья и выудила оттуда небольшой твердый предмет. Она бросила его на столешницу, и тот приземлился со щелчком. Затем из него выдвинулись четыре многосуставные лапки, на которых он и устремился к моей ладони.
Я перевернул вверх ногами подбежавший ко мне ядоискатель и нажал на рычажок, спрятанный в его брюшке. Над проектором, встроенным в головку устройства, возник шарик гололитической энергии, и я стал вчитываться в высветившиеся слова, осторожно поворачивая механизм вокруг оси.
— Следы лхо, обскуры и ряда других наркотиков второго и третьего классов в парковой зоне и комнатах прислуги. В конюшенном блоке обнаружились признаки семян пеншля. Снова лхо, а вместе с ним небольшие количества листерий и кишечных палочек на кухне… кхмм…
Елизавета пожала плечами.
— Типичная смесь увеселяющих препаратов, которую и следовало ожидать. Ничего из этого не обнаружено в больших количествах, да и кухня так же чиста, как любая другая. Ты получишь точно такие же показания и в Спаэтон-Хаус.
— Возможно. Но вот семена пеншля довольно необычны.
— Очень мягкий стимулятор, — сказал Габон. — Не знал, что кто-то его еще употребляет. Были времена, когда они были излюбленным зельем квартала художников в Дорсае. Тогда я еще был арбитром. Семена сушатся, а затем закатываются в папиросы и курятся. Несколько богемное, старомодное курево.
— Большая часть следов, найденных на улице, приведет нас к приглашенным артистам, — задумался я, — и к прислуге, наслаждавшейся выпавшим свободным временем, и не слишком благочестивым гостям. Но что насчет конюшенного блока? Неужели кто-то из конюхов Фрогре курит пеншель?
Елизавета покачала головой.
— Они освободили много помещений в конюшенном блоке, чтобы у ярмарочных торговцев хватало места.
Я опустил устройство обратно на стол, и ядоискатель закачался, восстанавливая равновесие.
— Значит, по факту не найдено ничего предосудительного. И конечно же, никаких серьезных ядов.
— Вообще никаких, — произнесла Елизавета.
Проклятье. Учитывая описание смерти Эна, я был почти уверен, что причиной тому стал яд. Какой-нибудь изощренный токсин, использующийся профессиональными убийцами и оставшийся незамеченным при первичном медицинском обследовании. Но ядоискатель Биквин был надежным и высококлассным устройством.
— Что будем делать? — спросила она.
Я протянул ей свой информационный планшет.
— Отправь его содержимое Эмосу по прямому вокс-включению. Посмотрим, к каким выводам сможет прийти Убер.
Убер Эмос был моим старинным и верным научным помощником. Если кто и мог разглядеть причины и провести связи, так это он.
Начало смеркаться. В одиночестве я вышел наружу, чувствуя раздражение и беспомощность. Настроение было отвратительным. Я прибыл сюда, чтобы сделать одолжение вдове своего друга и предложить ей свои услуги, но дело оказалось мне явно не по зубам. Я был имперским инквизитором, а с этой задачей вполне должны были справиться местные арбитры. Предполагалось, что я разрешу все вопросы в течение всего нескольких часов, уладив проблемы за счет быстрого и неофициального расследования, и удалюсь, вознагражденный благодарностью семьи, избавленной от продолжительного и изматывающего дознания.
Но концы с концами не сходились. Мотива преступления не было, как не было и явного врага, агрессора, хотя по-прежнему казалось наиболее вероятным, что Эн Фрогре был убит. Я снова заглянул в медицинский отчет, надеясь найти там что-нибудь, что могло бы указывать на естественные причины смерти.
Но нет. Кто-то или что-то забрало жизнь моего друга, а я не мог сказать — что, кто или почему.
Вечернее небо было мрачным, темно-лиловым и покрытым мазками бегущих молочно-белых облаков. В высоте сверкала молодая луна, примерно раз в минуту скрываясь за этими мчащимися пятнами. Поднимался ветер, и деревья рядом с лужайкой начинали раскачиваться и поскрипывать. Их листья издавали неприветливое шуршание, напоминающее шелест дождя.
Я догулял до своего флаера, открыл багажное отделение и вынул оттуда Ожесточающую, мягко освободив ее от шелковой обмотки и вынув длинное, мерцающее лезвие из резных ножен. Когда-то Ожесточающая была фамильным, обладающим ментальной настройкой оружием, вышедшим из кузниц далекого Картая и подчинявшимся многочисленным поколениям владевших им женщин-воительниц. Усилив эту длинную саблю пентаграмматическими знаками, я воспользовался ею в сражении с еретиком Квиксосом, во время которого у нее откололся кончик. Опытные кузнецы восстановили саблю из оставшейся основной части, создав более короткий и прямой клинок за счет того, что скруглили и заточили место скола, и укоротили рукоять. Сделавшись значительно короче, она стала казаться скорее эспадроном, нежели полуторной саблей, но оставалась могущественным оружием.
Обнаженная и лежащая в моей руке, Ожесточающая загудела, когда мое сознание наполнило ее и заставило резонировать. Знаки, высеченные на клинке, засветились и выпустили слабые усики дыма. Я пошел по траве под шумящими деревьями, удерживая клинок перед собой подобно тому, как держат ивовую лозу, когда ищут воду, и стал обходить места событий, позволяя кончику оружия скользить вдоль невидимых углов пространства. Дважды за время моего блуждания по лужайкам сабля дергалась, точно схваченная невидимыми руками, хотя ничего, что заставило бы ее сделать это, я вокруг не видел.
Но там кое-что было. Первое указание на источник опасности. Первое указание на то, что это не простое убийство, и на то, что леди Фрогре, возможно, была права.
След остался очень незначительный, но здесь явно поработали инфернальные силы.
Елизавета пришла ко мне в комнату на следующий день в восемь утра. Она разбудила меня, сев на край кровати, и протянула кружку горячего черного кофеина.
Биквин была уже одета и готова к работе. День выдался ясным. Я мог слышать, как оживает дом: на кухне загрохотали кастрюли, а в соседнем коридоре старший дворецкий покрикивал на своих помощников.
— Ночью была сильная гроза, — сказала Елизавета. — Несколько деревьев повалило.
— Неужели? — проворчал я, садясь в постели и потягивая сладкий темный кофеин.
А потом посмотрел на нее. Биквин не свойственно было выглядеть настолько жизнерадостной в такую рань.
— Выкладывай, — сказал я.
Она протянула мне информационный планшет.
— Эмос расстарался. Должно быть, работал всю ночь.
— Несмотря на грозу?
— До него она не дошла. Гроза была локальной.
Этот ее ответ я практически не расслышал, настолько меня увлекло содержимое планшета.
Не добившись ничего перекрестным сравнением всех отправленных мной подробностей, Эмос явно заскучал. Список гостей не привел ни к чему: не обнаружил никаких взаимосвязей, никаких соприкосновений с подпольной деятельностью или культовой активностью, никаких преступлений или прегрешений, за исключением самых обыденных безобидных и незначительных правонарушений. Один из бродячих актеров был замечен в нарушении общественного спокойствия несколько лет назад, а другой был осужден за нанесение тяжких телесных повреждений, но не более того.
