Василий Баранов - Флибустьерское синее море
— Ты всегда во всем меня винишь. Если маленький, то и виноват. Так? — Голос Юна задрожал, он по настоящему обиделся.
— Да, ладно. — Даньке отчего-то стало опять жалко этого пацана. — Не сердись.
— Зато в первом бою, — оживился Юн, — как я тебе помог.
— Это когда? Когда я убил испанца? — Данька хлопнул себя по колену рукой.
— Да. Это я тебе помог. Это же я тренировался с капитаном Свеном.
— Кто тренировался?! — Возмутился Даня. — Это меня капитан обещал сделать настоящим матросом. Это я учился сражаться, стрелять. А ты где-то отсиживался.
— Я не отсиживался. Я еще раньше учился фехтовать. Вспомни, я дрался с Извечным Злом.
— Это, с которым? — Спросил Даня. Увидел на столе книжонку в тонком переплете, которую он когда-то любил читать. Книга о скромном герое. Взял ее двумя пальцами.
— Вот с этим злом ты сражался?
— Да. Ты припомни, Даня, вот я со шпагой на кухне, а Зло бросилось на меня…
— Опомнись. Опомнись, Юн. Какая шпага? Ты схватил тогда кухонный нож, зажал его в своей ручонке, встал, стоял, как раскоряка и воображал, что дерешься с извечным Злом.
— Я с ним дрался! — Заявил Юн.
— И ты думаешь, это мне помогло?
— Конечно, — сообщило детство, — а потом мы бросились дальше в бой.
— Вот, вот. Именно бросились, очертя голову. И все из-за тебя. — Сказал Данька. — Если бы не ты. Ты тогда испугался. Испугался, что парни будут говорить, ты трус. Поэтому ты бросился ни о чем не думая.
— За то, я прикрыл тогда капитана.
— Ты? Ты прикрыл капитана? Когда испанец хотел ударить Свена в спину? Это я, я прикрыл своей грудью капитана. Ты бы ведь струсил.
— Не правда! Не струсил бы. — Юн вскочил на ноги. Минута, и броситься с кулаками.
— Ладно. Не струсил, может быть. — Решил не добивать свое детство Данька. Пусть успокоится.
— А здорово мы тогда маму испугали. — Вновь оживился Юн. Когда забинтованные обрывками рубахи появились здесь. С кровавым пятном.
— Юн, не стыдно? Мать испугали? Нашел чему радоваться. — Данька качал укоризненно головой.
— Я не радуюсь. — Детство начало чесать затылок. — Правда, не радуюсь.
— А где ты был, — Даня спрашивал своего собеседника, словно он был подозреваемым, — в то время, когда мы ночью крались по берегу, что бы захватить город? Когда на рассвете мы перебрались через стену форта с Брайаном и сняли всех часовых? Открыли ворота. В кустах прятался?
— Нет. — Оправдывалось детство. — в кустах и ночью, я бы испугался. Я с тобой был. С тобой не так страшно. И это мы с тобой ножички бросали и всех часовых сняли.
— Господи, вот ребенок. — Подумал Данька. — Мы же убили их. А он: ножички бросали.
— Ладно. — Сказал Даня, словно помиловал этого ребенка. — А что ты можешь сказать о том, когда меня ранило шальной пулей? Когда мы пробивались сквозь строй испанских кораблей?
— А? Вспомни, как Брайан вынимал из тебя пулю, а потом зашивал. Ковырял в тебе ножичком, а ты палку в зубах держал, чтобы не кричать от боли и не сломать зубы. Парни тебя за руки и за ноги держали, а ты верещал.
— Я не верещал. А стонал. — В самом деле, как ему было больно. И он думал, что умрет.
— Ну, стонал. — Согласилось детство. — И пытался бормотать: матросы не плачут. А сам все равно…
— Я не плакал. — Оборвал грубо детство Данька. Матросы не плачут, так учил его капитан. И это он будет помнить всю жизнь.
— Все равно. Ты еще вцепился в руку капитана. Ты думал, что помрешь. Вспомни!
— Помню. Думал. — Бессмысленно отрицать.
— Во! А Брайан тебя заштопал.
— Заштопал. Ты знаешь, как это было больно.
— Знаю. — Нам глазах Юна выступила слезинка. — Но потом, когда ты уже поправлялся в доме капитана. Он не хотел брать тебя в поход. Я помог тебе пробраться ночью на корабль и спрятаться там.
— Ты, Юн? А мне кажется, это был Хуан. Он доставил меня на лодке к кораблю. Тот парень, которого мы захватили на испанском корабле, и капитан собирался его сжечь.
— А с Хуаном я подружился. — Заявил Юн. — Когда в трюм носил ему еду и воду. Хуан тогда еще твердил, что он слуга. Он нерадив, ленив и прожорлив. И его надо побоями учить уму-разуму. Так положено. Забавный такой.
— Точно, забавный. — Данька считал испанца своим другом.
— Если б не я, ты не полез бы ночью на корабль. А утром, капитан тебя объявил помощником боцмана. Это потому, что я…
— Господи, что ты выдумываешь, Юн. Капитан все без тебя решил.
— И что? Зато Жанетта, наша кухарка в доме Леона, она меня любит больше, чем тебя.
— В самом деле? — Совсем обнаглел.
— Ага. Это мне она каждый вечер приносит с кухни чего-нибудь вкусненького.
— И не правда. А Леон, управляющий домом Свена хромой бывший моряк, меня больше любит.
— Нет, меня.
— Не ври, меня.
У них завязался спор.
— Хорошо. — Согласился в конце Даня. — Они любят нас пополам.
— Это как, пополам?
— На половину тебя, наполовину меня. Может так, Юн? — Даня улыбнулся.
Детство улыбнулось ему в ответ.
— Заболтался я с тобой, Юн. Мне бежать пора. Макс со Славкой ждут. Они завтра уезжают. Надо попрощаться.
— Давай.
— Пожмем, Юн, друг другу руки. — Предложил Данька. — Мы же с тобой братаны.
И они пожали друг другу руки.
Даня пошел к выходу из комнаты, оглянулся.
— Юн, ты заходи ко мне. Не оставляй одного. Мне без тебя, дурачок, будет плохо.
— А можно, — вдруг решился Юн, — я с тобой пойду?
— Ты? Да ты — маленький. Таскать за собой всякую малышню. — Даня хитро прищурился. Куда от него денешься.
— Вот, чуть что, сразу маленький.
— Ты станешь хныкать.
— Я? Нет. Данечка, возьми меня с собой.
— Куда от тебя денешься. Идем, малышня.
Даня, одевшись, вышел из дома. Он шел к Максу и думал: совсем недавно на школьном дворе они с Максимом думали о том, как закончат школу. Когда это было? Давно. Миллион лет тому назад. Миллион лет до нашей эры. Вот именно, миллион лет до нашей эры! И сейчас она наша эра.
Часть 2
Данька вошел в комнату вслед за Максимом, и ему показалось, что здесь что-то изменилось. Но понять что, он не мог. Тот же письменный стол, компьютерный столик, шкаф. Аквариум с рыбками, диван, на котором сидит Славка. Все как обычно. Может быть, какая-то атмосфера взросления появилась здесь, в этой комнате. Максим уселся за свой письменный стол в тяжелое кожаное кресло. Сидит, ну вылитый финансовый менеджер. Воротник рубашки немного расстегнут, рукава засканы. Вот, он весь в работе. Кресло, тяжелое кресло, оно всегда здесь стояло. Выглядит сейчас Макс, как его отец, большой бизнесмен. Вот он Макс. В трудах и заботах, в заботах о финансовой стабильности всего мира. А Славка сидит, ногу забросил на ногу, спиной привалился к спинке дивана. На лице…. На рожу лица Славка накинул маску этакого доктора, который готов заботиться о своих пациентах. Вот — вот сейчас скажет: ну, что беспокоит вас, больной? При этом сделает ударение на последнее слово. Больной. Если уж ты вошел в его кабинет, то ты, несомненно, больной. Больной на всю голову. Ну что ж, господа хорошие, — решил Данька, — сейчас вы у меня получите по полной. Прошел дальше в комнату, присел на стул возле стола, взял в руки карандаш. Вертит его. Славка поднялся, подошел к столу и запустил руку в вазу с конфетами. Выбрал несколько штук и вернулся на свое место. Как прежде развалился на диване, развернул фантик одной из конфет и засунул ее в рот.
— Так, — сказал Даня. Лицо его изобразило усталость в последней степени. Наигранную. В глазах проницательность сыщика. Он для себя решил, что будет полицейским. Последняя возможность выяснить, твердо ли его друзья держаться за свой выбор, за то, кем они станут завтра. Или еще остались сомнения. Последний акт расследования. Он посмотрел на Максима:
— Ну, с вами мы поговорим позже. Вначале я бы хотел выслушать нашего докторишку. Что он думает о твоем будущем, если ты станешь бизнесменом. — Данька посмотрел на Славку.
Славка, похоже, потерял конфету во рту. Ой, где она? Будущий доктор почувствовал, что конфета скользит по его пищеводу в желудок.
— А чего я? — Начал Славка.
— Ах, доктор, доктор! Можете мне не говорить. Я вижу, и так вижу, что случай клинический. — Данька снова бросил взгляд в сторону Макса. — Посмотри на Максима. Через год — другой брюхо этого господина будет вываливаться через ремень на брюках. Сердечко будет пошаливать. Не говорю о давлении. То будет скакать вслед за курсом акций. Судьба делового человека.
— В лоб хочешь? — Откликнулся Максим как-то очень спокойно, равнодушно.
Данька сразу:
— Вот, я из лучших побуждений. И вот, сразу, в лоб. Славик, скажи ему.
— Что ему говорить? — Славке явно было не до этого, поскольку он клал в рот следующую конфету.
Данька представил себе, какими они были еще пару дней назад. Просто дети. Сейчас они взрослые. Славик и Максим просто не могли, как Даня, увидеть себя со стороны. Вошедшая тихо в комнату троица подошла и робко присела на диван поодаль от Славки. Они переглядывались. Старались не шуметь. Один из мальчишек, тот, что был похож на Славку, спросил:
