Крис Райт - Демонология
— Я знаю, что ты так считаешь.
Мортарион вернулся к созерцанию панорамы дворца, сощурившись от яркого света.
— С тех пор, как меня доставили сюда, ты только и делаешь, что поучаешь. Говоришь об Имперской Истине, и, в то же время, по уши погряз в колдовстве.
Он скривился, от чего серая кожа на висках сморщилась.
— Я чувствую его в тебе. Как только я уйду, ты вернешься к своей книге заклинаний.
Малкадор подавил вздох. Снова об этом.
— Никаких заклинаний нет, Мортарион. Ты знаешь об этом.
— Что за врата вы здесь строите?
— Я не говорил, что это врата.
— У них восемь сторон. Они окружены нумерологическими символами. Я почувствовал ладан.
— У твоего отца много проектов.
Примарх кивнул.
— Верно. Он начинает много дел и забрасывает их, когда теряет к ним интерес. Иногда я думаю, что Он, возможно, начал слишком многое и потом пожалеет об этом.
— У Него есть цель, — ответил Малкадор. — План. Кое-что он может объяснить сейчас, остальное — позже. Все, что мы просим и всегда просили — это немного доверия.
Мортарион отреагировал удивительно быстро.
Он развернулся и молниеносным броском руки схватил хилого лорда за шею, крепко сжав ее. Малкадор задыхался, глядя на маску внезапно вспыхнувшей ненависти, которая нависала над ним. Доспех примарха все еще смердел Барбарусом.
— Доверия? — прошипел Мортарион. — Я вижу твою грязь так же отчетливо, как и солнце. Ты — колдун, старик, и от этого смрада меня тошнит.
Теперь Малкадору пришлось подбирать нужные слова. Он мог воспользоваться в целях самозащиты своим искусством, но это еще больше бы разъярило примарха. На кону было столько нюансов — природа псайкера, должное использование человеческого разума, но такие аргументы было сложно сформулировать, когда твое горло сжато в генетически созданном кулаке.
Мортарион отпустил Первого лорда так же неожиданно, как и схватил. Примарх презрительно фыркнул, видя, как Малкадор едва удержался на ногах.
— Ты, должно быть, считаешь меня глупцом, — прорычал он. — Деревенщиной с Барбаруса, недостойной идти тем же путем, что и мои прославленные братья. Но я вижу тебя насквозь, старик. Я вижу, каков ты, и скажу тебе вот что: я никогда не стану служить в твоем крестовом походе, пока среди нас есть колдуны.
Изуродованный ядами голос Мортариона дрожал от ярости, но Малкадор был спокоен. В разное время все примархи играли в его присутствии мускулами. Им, видимо, нравилось демонстрировать физическое превосходство над регентом, словно из-за постоянного недовольства его привилегированным положением подле их отца. Он привык не обращать внимания на пренебрежительное отношение к себе.
— Ты и… в самом деле… так считаешь? — сумел спросить Малкадор. Свирепый взгляд Мортариона стал тем подтверждением, в котором он нуждался. — Хорошо. Я рассчитывал показать тебе это позже… когда степень готовности будет выше… но, возможно, подойдет и этот момент.
Он поправил одежду, пытаясь не показывать, сколько боли причинила ему удушающая хватка Мортариона, и указал на двери из красного дерева, которые вели в комнату, в которую обычно могли входить только он и Император.
— После тебя. Думаю, тебе это будет… интересно.
В каюте примарха на «Стойкости» царил беспорядок. Лермента пробежалась глазами по помещению, обратив внимание на груды старых устройств, разбросанных по полу из черного спрессованного металла. Наверное, раньше оно было превосходно оборудовано и украшено великолепными предметами, больше подходящими личным покоям сына Императора. Теперь же оно походило на владения человека, балансирующего на грани безумия. Скомканные свитки пергамента лежали разбросанными среди собраний предметов с тысячи миров — набитых голов ксеносов, астролябий, гадальных досок из палисандра и железа, переплетенные в кожу рукописи по нумерологии и перевязанных бечевкой кремневых ножей разных размеров.
На полу были вытравлены концентричные круги, каждый из которых отмечала отдельная руна. Со сводчатого потолка свисали на цепях так же маркированные железные ромбы, тихо поворачиваясь в тусклом свете мерцающих факелов. Воздух был спертым и горячим, как кровь.
Кисти, шею и лодыжки Лерменты крепко приковали к железной раме, которая стояла лицом к кругам в дальнем конце комнаты.
Женщине пришлось сильно повернуть голову, чтобы взглянуть на примарха. Слева от нее находился иллюминатор в форме глаза, занимавший почти всю высоту стены. Через бронестекло был виден Тераталион, все еще ярко светящийся в пустоте и почти не выдававший продолжающуюся агонию. Мортарион стоял перед окном, глубоко дыша и наблюдая за смертью планеты. Время от времени он дергался, или же сжимал руки, а дыхательная маска издавала тихий хрип выдыхаемого воздуха. Примарх стоял там больше часа. С момента, как слуги Легиона приковали ее к раме и оставили их наедине, он не произнес ни слова.
— Так значит, ты все это устроил, чтобы найти меня? — спросила Лермента, устав от вынужденного молчания.
Мортарион медленно повернулся к ней. Каждое его движение было неторопливым, словно отягощенное ужасной усталостью. На таком близком расстоянии Лермента заметила в тени капюшона едва зажившие раны.
«Кто мог ранить его? Да даже поцарапать такого?»
— Не все, — прохрипел он, дыхательная маска щелкала, отфильтровывая слова. — Уничтожение мира полезно. Оно очищает душу.
Лермента подняла бровь. Голос примарха как-то странно дрожал.
Прихрамывая, он прошел мимо нее и остановился в центре рунических кругов. Сложив руки, примарх посмотрел на нее.
— Долгое время, — начал он, — я верил в то, что говорил мне мой новый отец. Я убедил себя, что вы были мифом.
— Что ж, ты видишь, что это не так.
— Я вижу смертную женщину, — сказал Мортарион. — И могу сломать твою шею кончиками пальцев.
— Просто очаровательно.
Мортарион подошел к ней, его измученное лицо выглядело необычно встревоженным. Он уставился на нее, как человек на только что найденную опухоль.
— Сколько времени ты провела здесь?
— Двадцать пять лет, — ответила она.
— А смертная, которую ты сожрала?
— Я забыла и не могу ее больше спросить — она быстро сошла с ума.
— Зачем тебя прислали?
— Меня не присылали, — резко ответила Лермента. — Я сама пошла на это. Здесь были бесценные вещи, а теперь вы все уничтожили. Когда твой брат Магнус вернется, он будет зол.
— Не говори мне о моих братьях. Ни об одном из них.
Мортарион внимательно изучал ее. На таком близком расстоянии Лермента почувствовала химический запах систем доспеха, уловила оттенок зловония в дыхании примарха, увидела крошечные черточки зрачков и легкое, едва заметное подергивание вокруг рта.
— Ты мне омерзительна, — наконец, заявил он.
Лермента поклонилась, насколько ее позволили оковы.
— А вот ты меня просто изумляешь. Я восхищена. Я и в самом деле не ожидала протянуть настолько долго, чтобы увидеть тебя в такой… обстановке.
Лесть не подействовала — Мортарион настолько привык презирать все и вся, что больше не видел ничего, кроме скрытого презрения. Лермента почти слышала, как пульсирует в разуме изводящая его паранойя, вцепившись в могучую израненную душу.
— Мои братья уже используют твоих сородичей, — сказал Мортарион. — Они говорят, что Лоргар охотно заражает своих воинов. А еще Фулгрим.
Мортарион вздрогнул.
— Я поразился этому лицемерию.
— Не стоило. Они увидели естественный порядок и приняли его.
Мортарион безрадостно улыбнулся за своей маской. Он повернулся и указал на собрание эзотерики в своих покоях.
— Это обереги, — сказал он. — Защита против тьмы. Колдовство — болезнь. Мы должны защищаться от него. Избавиться.
Он подошел к одному из свитков и лениво провел пальцем по тексту.
— Древние терране верили в одного бога. Бесконечного. Всемогущего. Вера обернулась головоломкой — как описать совершенство? Какие слова могли быть для этого достаточны?
Мортарион сжал пергамент в кулаке. Пальцы почти дрожали.
— Все, на что они согласились — это негативная теология, отрицающая все определения бога. И когда люди исчерпали все, что было неистинно, неизученным осталась его природа.
Примарх снова взглянул на женщину, и неприкрытая ненависть вернулась.
— Я окружаю себя всем, что не имеет отношения к варпу, потому что он ненавистен мне. То, что остается — это порча. Я выискиваю ее. И уничтожаю.
