Анна Гурова - Последний воин Империи
— Вот именно! Полагаю, именно этого и хотел избежать Волод, отдавая девочку на воспитание моей матери. Нет, я не верю, что Инги принадлежит к племени этих людоедов. Волод предупредил бы меня.
Торд покачал головой.
«Предупреждать необязательно, — подумал он. — Гораздо интереснее просто наблюдать со стороны: удастся ли переделать соххоггоя в человека…»
— К тому же, — добавил Робур, — она всего лишь ребенок.
— Пока, — проворчал вагар.
Глава 3
ТАЙНЫЙ ДРУГ
Несколько месяцев спустя, в ясный летний день, Торд проходил по своим делам по верху крепостной стены замка, когда его внимание привлек шум и гам во внутреннем дворе. Вагар посмотрел вниз и увидел Инги. Он ее сразу узнал, хотя не видел уже давно. Ее белесые волосы растрепались, платье было перепачкано грязью. Инги окружала толпа девочек, которые что-то выкрикивали, размахивая руками. Одна из них, постарше остальных, стояла перед Инги и с искаженным лицом кричала на нее. Инги стояла неподвижно, прижимая руки к груди, как будто скованная страхом. Торд присмотрелся — и нахмурился: руки девочки были в крови.
— Эй! — крикнул он, пытаясь вспомнить, как зовут старшую девочку. — Что там у вас стряслось?
Красивая кудрявая девочка подняла голову и что-то сердито прокричала. Инги тоже обернулась. Лицо у нее было бледнее чем обычно. Она улыбалась. У Торда мурашки пробежали по коже от этой улыбки.
Кудрявая девочка схватила ее за плечо и развернула к себе. Инги вдруг сделала невероятно быстрое движение. Девочка отлетела и опрокинулась навзничь. Остальные дружно ахнули и отшатнулись. Инги отрывисто рассмеялась. Через миг в нее дождем полетели песок, гравий, камни — всё, что валялось во дворе. Крик поднялся невероятный. Швырялись с азартом, с ожесточением — даже те, кто старался держаться подальше от жертвы. Инги завертелась на месте, прикрывая лицо руками. Торд выругался и поспешил вниз. В нем нарастала уверенность: если травля немедленно не прекратится, кто-то серьезно пострадает — причем это будет не Инги…
Но его опередили. Внизу мелькнули золотистые кудри Аскеля. Стоило ему появиться, как толпа расступилась. Кудрявая девочка принялась ему что-то с жаром объяснять, гневно тыкая пальцем в Инги. Аскель, не дослушав, подошел к Инги, схватил ее за руку и увел за собой.
На лестнице, ведущей на стены, Торд перехватил их.
— Видели, учитель? — возмущенно воскликнул Аскель. — Налетели на нее, как урги на падаль! Тоже мне, благородные девицы! Я сказал Линн, что если еще раз увижу…
«Не увидишь, — подумал Торд. — Будет то же самое, только исподтишка».
Инги стояла рядом, похожая на пугало: лицо в серых грязевых разводах, волосы всклокочены, на руках и платье бурые пятна.
— Пошли, умоешься! — приказал Аскель. — Смотри, вся в крови!
Инги быстро отступила и спрятала руки за спину.
— Ступай, Аскель, — сказал Торд. — Я разберусь.
Когда Аскель ушел, вагар облокотился на крепостную стену и сказал:
— Это не твоя кровь. Давай, показывай, что ты там прячешь.
Инги неохотно достала руку из-за спины. На ладони у нее лежал какой-то окровавленный комок.
— Что это?
— Хонга.
— Хонга? — Торд удивился. На красивую белую ящерицу с перепончатыми крыльями комок был похож меньше всего. — А почему она без крыльев?
— Я их оторвала, — сиплым голосом сообщила Инги.
— Зачем?!
— Хотела посмотреть, вырастут ли новые. Вырастает же хвост. А хонга взяла и сдохла.
Последние слова Инги произнесла обиженно, как будто ящерица сдохла ей назло. Особой жалости к хонге в ее голосе Торд не заметил.
— Так из-за нее на тебя напали девочки? — догадался он.
— Да. Правда, дуры?
Торд посмотрел на изуродованную ящерицу. Ее сородичи, посвистывая, носились в небе над башнями замка. В их перепончатых крыльях мелькали радужные отсветы. О хонгах в здешних краях сочиняли песни…
— Что, сейчас прикажешь меня выпороть? — спросила Инги, зорко наблюдавшая за его лицом.
— С чего ты взяла? Я думаю о том, что, будь я мальчишкой, накостылял бы тебе за ящерицу. Но не стал бы собирать толпу, а сделал бы это сам.
Инги посмотрела на хонгу, равнодушно выкинула ее и взобралась на стену рядом с вагаром. Торд невольно отметил, как легко она вскочила почти на высоту своего роста. И то, что с наружной стороны стены разверзлась пропасть, ее явно не смущало.
— Но почему? Почему они опять на меня нападают? Ведь это моя ящерица. Я сама ее поймала!
«Неужели она в самом деле не понимает? — подумал Торд. — Она замучила и убила красивое безобидное существо — и не испытывает по этому поводу никакого сожаления… Ей только обидно, что хонга не оправдала ее ожиданий. Если так, то что помешает ей завтра оторвать руки одной из тех девочек, что кидались в нее песком — даже не со зла, а просто чтобы посмотреть, не вырастут ли они заново?»
И снова промелькнула мысль о соххоггоях. Может, их легендарная кровожадность именно от этой ужасной наивности?
Как объяснить ей, что она поступает плохо? Торд вдруг понял, что не знает. Как объяснить вещи, которые для человека естественны, которые он понимает не разумом, а сердцем?
Хонги то и дело проносились мимо них, трепеща прозрачными крыльями. Торд спросил:
— Инги, скажи, ты можешь сделать так, чтобы у хонги выросли новые крылья, и она ожила?
— Нет, конечно!
— А кто может?
Инги задумалась.
— Маги?
— Нет. Сделать мертвое снова живым под силу только богам. Созидание — деяние высших. Разрушение — низших. Ты принадлежишь к роду Асенаров, самому знатному роду империи. Так зачем унижать себя убийством беззащитного существа?
Инги вдруг нахмурилась и ответила:
— А девочки говорят, что я не из Асенаров. Что я приблуда, упырь и ящерица.
Торд смешался. Знает ли Инги, что она не родная дочь Робура?
— Какая разница, что они говорят? — проворчал он.
— Я тоже так думаю.
«Странно, — подумал вагар, — почему Адальберта назвала ее туповатой? Она вовсе не глупа. Скрытное дитя себе на уме. И она вовсе не выглядит затравленной — скорее напротив, уж слишком уверенной в себе. Но вот внутри у нее, похоже, полная неразбериха…»
Инги решила, что разговор окончен, и сделала движение, собираясь уйти.
Торд ее задержал. Ему вдруг захотелось заглянуть в душу Инги, понять ее чувства и помыслы.
— Сегодня на стене так хорошо! Чувствуешь, воздух пахнет солью? Это ветер с теплого Межземного моря… Я исходил его вдоль и поперек, но ничто не сравнится с холодной красой родного Хольда. Есть одна песня, которую я очень люблю…
Вагар негромко пропел:
Бегут тяжелые валы
Вперед, всегда вперед,
Туда, где из туманной мглы
Гранитный клиф встает…
За ним не видно с корабля
На сотни дней пути.
Мой Хольд, мой дом, моя земля,
И лучшей не найти…
Торд покосился на Инги: та сосредоточенно вытирала руки подолом.
— Ты любишь песни? Баллады? Сказки?
— Нет, — девочка пожала плечами. — Много слов без смысла.
— А что ты любишь? Может, шить? — лукаво спросил он.
— Нет уж!
— А чем бы ты хотела заняться сама, если бы могла выбирать?
Девочка с безразличным видом буркнула:
— Ничем.
«М-да… Если она так же беседует с бабушкой, неудивительно, что та считает ее глупой», — подумал Торд. Вспомнив их прежнюю встречу, он спросил:
— Ты, верно, любишь кукол?
— Я?
Инги отпустила подол и бросила на вагара удивленный взгляд.
— Помнишь, прошлой зимой Гили хотел отобрать у тебя куклу? А ты ее так защищала, что сломала ему руку…
Инги отрывисто засмеялась.
— Да это была вообще не моя кукла! Это была кукла сестры Гили. Она ему нажаловалась и попросила ее отнять…
— А зачем ты ее взяла?
— Хотела посмотреть, как она устроена. Представляешь, она умеет закрывать глаза! Ну… то есть раньше умела. Глаза у нее были из стекла и держались на оси, как маятник…
Торд усмехнулся.
— Так ты распотрошила чужую куклу. А теперь ловишь ящериц?
— Почему ты смеешься? — с подозрением спросила Инги.
— Это так естественно — хотеть узнать, что внутри.
— Правда?
— Каждый ребенок хочет знать, как устроен мир. Одни спрашивают родителей, другие, кто поумнее, пытаются выяснить сами.
Торд провел рукой по воздуху, словно обнимая открывавшийся со стены вид — пеструю панораму Аттура, лес, сияющую полосу реки и далекие горы.
— Мир — это дивная игрушка, которая никогда не надоедает. Он полон тайн. Почему светит солнце? Почему дует ветер? Как летают крылатые ящерицы?
Мимо них, сложив крылья, стрелой пронеслась еще одна хонга. Инги проводила ее взглядом и сказала, испытующе поглядывая на Торда:
