Андрей Щупов - Прыжок Ящера
Столик наконец-то подтащили, смаху воткнули в глубокий снег между мной и Морозом, натянули проволочные растяжки, каблуками вколотили узкие клинья. Щекотливый момент, но, кажется, проскочило. Опер-губошлеп, что хоронился за спинами быков, не прокукарекал тревоги, проспал и прозевал. А ведь поклевочка была! Явная!.. Я задышал свободнее. Кепарь, секретарь Безмена, первого моего зама, суетливо сунулся с кейсом. Наверняка тоже волновался, орелик! Мысленно, небось, сочинял докладную господам спонсорам, подробно описывая увиденное. И откуда ему, бедному, было знать, что служба Гансика вычислила его давным-давно, а приговорила только сегодня. И не из какой-то там лютой злобы, просто выдался подходящий денек, подвернулся удобный повод.
Не глядя, я запустил в кожаное нутро руку, достал пачку «зеленых», продемонстрировал собеседнику. Издалека, понятно. Подделку, пусть самую искусную, лучше под нос прежде времени не совать.
— Я, Мороз, парень отходчивый. И вдовушкам с детьми, поверь мне, тоже сочувствую. Так уж вышло, погорячились. Про кассу узнали поздно, когда уже провернули дело. Инициатива моих орлов. Потому и плачу наличными, не ерепенюсь. Сотню кусков прямо сейчас, еще столько же переведу, куда скажешь. Южанам за их Мусада могу подарить кольцевую площадь. Три торговых точки, пятачок с зазывалами. Такой магарыч должен их успокоить, как считаешь? И ты огребешь дивиденды, как миротворец. Будешь на разборе первым человеком. Ну? Устраивает такой расклад?
Мороз ошарашенно засопел. Такой уступчивости он, похоже, не ожидал. Кепарь тем временем продолжал выкладывать на стол груду «зеленых».
— Я ведь по натуре не жадный, Мороз. И не пугливый. Могу воевать, а могу дружить. Веришь мне?
— Ну, в общем…
— Вот документы на «Кипарис». Ты эту забегаловку знаешь. В центре, у фонтана. Подписываем бумажки, и она твоя, — я кивнул на столик, на котором появилась прижатый пятерней Кепаря гербовый лист. — Но только это все, Мороз. Ты меня знаешь, я не торгуюсь. Что считал нужным, то предложил. Откажешься, покажу зубы. А они у меня острые, ты это тоже знаешь.
— Погоди пугать, я еще ничего не решил, — запыхтел собеседник. — Кто тебе сказал, что мы отказываемся? Померковать надо, посоветоваться с обществом.
— Я-то думал, ты главный, а ты советоваться хочешь? — я хмыкнул. — Или боишься липы? Так пригласи Кудряша. Он у тебя лучше любого рентгена эту макулатуру изучит. Дошлый парень! Переманил бы его у тебя, да сомневаюсь, что пойдет.
— Пусть только попробует! — Мороз заволновался. В большие паханы идиоты не выбиваются, и этот патологический любитель пива печенкой чувствовал подвох, понимал, что его накалывают, обводят вокруг пальца — понимал, однако не мог сообразить, где и на чем зиждется обман. Как в том анекдоте про новоруса и душу. Потому и тянул резину, изображая на физиономии углубленный мыслительный процесс.
— Ну? Теперь слово за тобой, Мороз. Лично я прямо сейчас ставлю свою подпись. Печати, нотариальные закорючки — все уже тут, так что соображай, — я склонился над столиком, небрежно пролистал бумаги. Начиналась комедия, и сыграть ее следовало с должным прилежанием. Недовольно крякнув, я обратился к Кепарю.
— А разрешение БТИ где? Ксива от мэра? Еще две нумерованных страницы!
Кепарь глуповато похлопал себя по груди, сунулся зачем-то в пустой кейс, испуганно замотал головой.
— Не знаю…
— А кто знает?
— Черт!.. Я же сам смотрел! Тут все было…
— Ты какую должность занимаешь, ласковый мой? — голос Ящера из тихого цивилизованного вплывал в привычное горное русло, набирая силу на перекатах, мало-помалу превращаясь в звериный рык. — Ты секретарь или фуфло юбочное?
— В общем да…
— Что да?!
— Секретарь.
— Тогда где бумаги, пенек?! Заноза ты швейная! — выпрямившись, я вонзил кулак ему в челюсть. Лязгнув зубами, Кепарь полетел в снег. Носком лакированной туфли я добавил ему под ребра. Ганс подскочил сбоку, торопливо залопотал:
— Все нормально, босс, зачем волноваться? Наверное, оставили в дипломате, когда перекладывали… Сейчас принесу. Какие проблемы?
Боковым зрением я видел, что Морозу наш спектакль пришелся по душе. Этот проныра не терял даром времени, успев сделать знак своему начальнику охраны, и тот уже вельможно косолапил к месту исторического подписания документов. Разумеется, оба были наслышаны про психическую неуравновешенность Ящера, и увиденное не слишком шокировало этих тигров. Куда больше их удивляли бумаги, что по-прежнему лежали на столе. И те, что были зеленого цвета, и абсолютно не зеленые. Ни сказок, ни даже пословиц про щедрость Ящера в народе не ходило.
— Твари, кобелы!.. Миллионы им плачу, а работать не желают, — отпихивая от себя Ганса, я все порывался ударить ворочающегося в снегу Кепаря.
— Встать, курва!
Утирая разбитые губы, Кепарь поднялся.
— Не хочешь быть секретарем, будешь атлантом. Стол держать так, чтобы не шолохнулся! Чтоб ни единой бумажки не сдуло!.. Где там твой дипломат? — я обернулся к Гансу. — Если и там не найду, обоих урою!
Стремительным шагом я двинулся к «Ниссану». Ганс торопливо топал за мной. Загадочное его бормотание я слышал превосходно. Забыв думать о дипломате и прочих пустяках, он сосредоточенно считал шаги.
— Девять, двенадцать, пятнадцать…
Наверное, он семенил, поскольку у меня получалось чуть ли не вдвое меньше. Впрочем, мы так и так рисковали. Политоловый костюм — не бронежилет категории четыре. То есть, конечно, он надежнее кевлара и номекса, но от особо агрессивных осколков, увы, не спасет. Мелькнула забавная мысль, что наши хлопцы могли поставить «столик», малость попутав север с югом. Вот получилось бы забавно! На пару месяцев хохота для Кудряша с Морозом…
Не дойдя до машины каких-нибудь три-четыре шага, я повалился в снег. В падении вырвал из кармана радиопускатель. Полсекунды на то чтобы самому вжаться поглубже, еще четверть, чтобы позволить то же самое сделать хлопцам. Палец даванул кнопку, и жаркая волна взрыва грохочуще прокатилась над головой. Что ни говори, мина НМ-1000 — штука серьезная! За то и плачены австрийцам марочки. Немалое количество, кстати сказать! Но приобретение того стоило. Полторы тысячи шариковых осколков, угол рассеивания — до девяноста градусов. Тоненькая филенка, маскирующая противопехотную убийцу в конструкции столика, конечна, серьезной преградой не являлась. На расстоянии пятидесяти метров, если верить данным военспеца, на каждый квадратный метр придется по четыре осколка. То есть — не придется, а пришлось. Уже пришлось! И коли так, то воевать нам более не с кем.
Уцепив в кармане рукоять «Беретты», я ужом извернулся в снегу и быстро приподнялся. Так и есть. Там, где недавно стоял столик, курился голубоватый дым, «боинги» Мороза поваленными деревцами вытянулись возле своих «Мерседесов». Кое-кто еще ворочался, но мои парни уже вовсю поливали из автоматов, добивая поверженных. Уцелели только те, кто не покинул машин. Пара «Мерседесов» с рычанием трогалась с места, боковое стекло той, что чуть запаздывала, опустилось, явив свету ствол какой-то боевой пукалки. Ни дать, ни взять — базука! С колена я принялся садить из пистолета по окну. Пули Ти-Эйч-Вэ — пули особые, стандартную пластилиновую мишень в сто восемьдесят миллиметров прошибают насквозь, однако у этих парней броня оказалась что надо. Я видел только искры и глубокие борозды, оставляемые на лакированных бортах. Автоматы моих парней тоже не могли ничего поделать.
— Ганс! — рявкнул я. — Где они, мать твою!..
Но «они» были на месте. Не позволив мне завершить фразу, с холмов ударили тяжелые ДШК. Наступил черед «кукушек». Первый из «Мерседесов» почти сразу же встал, чуть погодя густо задымил второй. В окно ему тут же положили из подствольника гранату. Полыхнуло еще раз, и война закончилась. Честно говоря, я надеялся, что стрельбы будет побольше, но что получилось — то получилось. Переигрывать заново было поздно. Подобные эпизоды плохо прогнозируются.
— Кто лупанул из подствольника?
Вперед выскочил бритоголовый чижик-пыжик с носом-нашлепкой и торсом Ильи Муромца.
— Зайдешь в кассу, возьмешь премиальные. Ганс, проследи!
— Понял, босс!
Я неторопливо поднялся, стряхнул снег с коленей. Новый секретарь Безмена, Сеня Рыжий, вступивший в должность около минуты назад, подбежал с парой щеток, заботливо принялся чистить мое одеяние.
— Тут у вас тоже немного попачкано. Вы бы это… — Сеня Рыжий чуток смутился. — В смысле, чтоб я щеткой мог…
— Что? Поднять руки? Давай… Только шустрее работай, а то «кукушки» до сих пор в окуляры пялятся, могут неправильно понять.
Народец в должной степени оценил юмор, с готовностью зареготал. Я тоже скупо улыбнулся. Губы растянулись, как старая тугая резина. Скверная штука! Если верить статистике, годовалые дети улыбаются до четырехсот раз в день, взрослые — до пятнадцати, я же сегодня, должно быть, перевыполнил свою недельную норму.
