Василий Баранов - Начало пути
— Ну, Дань, ты даешь, — смеялся Максим.
— А что? В истории таких случаев пруд пруди, — продолжал Данька. — Ты Шекспира читал? Ричард третий. Ричард Глостер. Кровавый. Кстати, последний из рода Плантагенетов. Так кровавый ли он? У Шекспира здорово там. Коня мне, коня. Полцарства за коня. А Генрих Ланкастер? Кого он победил. Конечно, злодея. Кровавого изверга. Горбуна. И племянников своих Ричард в Тауэр посадил. Там и казнил. А в те времена Тауэр не был просто темницей. Государственная твердыня. Монархи там отсиживались во времена смуты. Может, он племянников там укрыл от опасности. Спасти хотел. А потом описали все иначе. Мало того, что он моральный урод, так еще и физический урод. Что б народ поверил. А сейчас выяснили, не было у него горба. Естественно, что победитель, Генрих, должен был показать, что он не просто победил, а одолел чудовище и взошел на трон на законных основаниях. Избавитель. Все во благо народа. И все будущие поколения должны так думать. Такое часто бывает в истории.
Данька мог рассказать множество любопытных историй. С ним Максу было интересно.
Через открытую дверь комнаты доносились голоса. Ну вот, родители опять ссорятся. В начале ссорятся, потом мирятся. Традиция у них, что ли такая. Сейчас они вещи по чемоданам распихивают.
Отпуск — то, что ожидают весь год. В прошлом сезоне ездили в Египет. Мать готовится к отпуску заранее. Все туристические фирмы обойдет. Все включено. Помилуйте, а бывает иначе? Что пойдет сверх? Шашлыки на берегу Нила. Освещение — жертвенники из храма. В темноте бродят шакалы. Бездомных собак набрали на окраине Каира. Среди гостей сам Тутанхамон и Нефертити. Там крем для лица продавали из навоза крокодила. По рецепту Клеопатры. Максим был уверен, таким кремом царица мазала рожи провинившихся служанок. И мазь для суставов с ядом змеи. Яд змей, потомков той, что укусила Клеопатру. Мать купила. А ныне, что их ждет? Вечеринка с Султаом Баязетом. Невольницы султана разносят прохладительные напитки. Шах-заде за барной стойкой смешивает коктейли. Отец только вздыхает и принимает все с покорностью. Один раз в год вдали от глаз нормальных людей он готов выдержать все эти глупости.
— Галя, ну сколько можно. Мы же договорились, берем в отпуск только самое необходимое, — говорил отец. В голосе не столько раздражения, сколько отчаяния.
— Игорь, это и есть самое необходимое. Так, берем еще две пары босоножек, еще один купальник, не забыть вот эту и эту блузку. То же возьмем. Тебе пару рубашек. Максиму надо еще собрать.
Она увлечена сборами — дело ответственное. Слова мужа не доходят до сознания.
— Галя, зачем тебе все это с собой? Мы в отпуск едем, отдыхать! — Раздражение в голое нарастает. Макс представляет, как отец нервно шагает по комнате, ищет на чем сорвать свое негодование.
— Вот именно. А что я там на себя надену. Мы в отпуск едем, а не бегать по прачечным. Если так, то я останусь дома. Езжайте без меня. Я здесь останусь. — Теперь уже мать выходит из себя. С шумом захлопывает крышку чемодана. В голосе пробиваются слезы. Главное оружие пущено в ход. Противник повержен.
— Ну, хорошо. Берем. Как скажешь, — уступает отец. Сдался. Капля камень точит, женская слеза сердце мужчины.
— Вот, снова мирятся, — ворчит Макс. — Хоть бы двери закрыли. Слушать надоело.
Скорее бы позвонил Данька. Тут сотовый телефон ожил.
— Данька, это ты? Да. Да. Как обычно, на остановке. Сейчас буду. Не опаздывай.
Макс сунул сотовый в карман и поспешил из дома. Сбежал.
Данька жил на Тракторной улице. В трехэтажном доме, на верхнем этаже. Дом старый. Улица маленькая. Короткая. Не больше дюжины домов. Дома здесь все старые, но добротные. Каждый дом со своим характером. Дом на противоположной стороне улицы, чуть наискосок, вылитый барин. Рядом с ним дом попроще, с влитыми в стены колоннами. А вон тот, как парнишка в кепке. Жиган — лимон. Ему бы финский нож. Улица Тракторная до недавнего времени оправдывала свое название. И проезжая часть и тротуары были такими, словно по ним ездили на тракторах. Но год назад уложили новый асфальт. Про дворы забыли. Там и сейчас все в ухабах. Тротуары от проезжей части оделяют газоны. Старые тополя, кусты сирени и акации. Все растет, как вздумается. Милое запустенье. По улочке редко проезжают машины. То ли улица никому не нужна, то ли водители еще помнят состояние дороги. Прохожие то же не жалуют Тракторную. По вечерам, перед сном, по улице гуляют пенсионеры. Тихо здесь. Ямы и бугры во дворах, если кому и докучают, то не администрации района. По весне и в ненастную погоду кругом лужи. В Данькином дворе детская площадка есть. Песочница, в которой давно нет песка, детские качели с оборванным сиденьем и скамейка. Давно покосилась, ножки сгнили. Сесть страшно — упадет. Жухлые кусты и чахлые деревья. Пара металлических гаражей, контейнер для мусора. Ничего, не во дворе живем, а в доме. Данька дошел до конца дома, перепрыгивая через ямы и колдобины, решил выйти из двора, хотел по хорошему асфальту пройти. Красно-белая лента преградила путь. Закрыт проход. В соседнем доме меняют кровлю. Перейти улицу было невозможно. На той стороне газон, густые кусты. Не продираться же чрез них. Вернулся. Пойдет дворами. И он пошел по этому бездорожью. Погожий выдался денек. Данька щурится от ярких лучей солнца. С мелкими неудобствами можно смириться. С мелкими — можно. А с катастрофой? Катастрофа надвигалась. Реальная и вполне ощутимая. Вы же не станете утверждать, что ничего не ощутили, если вам двинут кулаком в челюсть? Даня увидел, впереди стоит и ухмыляется Серега, парень из параллельного класса. Задиристый. Наглый. Любит лезть к тем, кто не может ответить, у кого родители победнее, не побегут в школу жаловаться. У них в школе много детей богатых родителей. К ним он не пристает, стороной обходит. Вот к нему, к Даньке, привязаться может. Особенно, если Максима рядом нет. Того он побаивается. Недавно, так получилось, что Макса не было рядом. В школьном дворе. Серега подкатил, выхватил у Даньки сумку из рук.
— Один ходишь, без охраны? — Высыпал все из сумки на землю, пнул ногой учебники. Заметил, что среди книг была "Одиссея капитана Блада". Данька любил этот роман. Иногда заглядывал в книгу.
— Смотрите, что он с собой таскает. Детский сад. Ты еще сказки прихвати. Дите. Даже бить расхотелось. — Серега работал на публику. Крутой. Пусть уважают.
Сумку бросил Даньке под ноги и пошел, наслаждаясь произведенным эффектом. Свой жертве Серега мог бы сказать известной фразой: ничего личного. Неприязни к жертве он не испытывал. Хотел прослыть крутым. Пусть все знают, какой он крутой. Но дела это не меняет. Сейчас Даня ничего хорошего от этой встречи не ждал. Он посмотрел по сторонам, может, удастся обойти. Но спрятаться было негде. И подъезды все заперты, не забежать. За редкими кустами не спрячешься. Оставалось идти навстречу своему недругу. Идти навстречу своей неминуемой судьбе. "Так весело, отчаянно шел к виселице он, в последний раз, в последний пляс пустился МакФерсон, — это про меня, с тоской думал Данька. Он собрал всю силу своей воли. Только не показать, что боится. В животе что-то противно заурчало, в руках и ногах предательский холод. Но он все равно шел вперед.
Наверняка, Серега какую-нибудь пакость удумал. Они поравнялись.
— Ты куда? — Спросил Серега. Противно улыбается. Темные очки напялил, чертов спецагент. Любит покрасоваться. Салатного цвета рубашка с коротким рукавом. Ворот расстегнут. На шее толстая серебряная цепочка. Брюки фирменные. Туфли, какие не каждый может себе купить. Если б Даня мог спокойно сейчас посмотреть на себя со стороны, то вид свой описал одним словом: ремок. Короткие старенькие брюки, кроссовки и рубашонка кирпичного цвета. Его не заботила одежда. Считал себя симпатичным, но только потому, что таким был его любимый книжный герой Лесли.
— Пошел гулять. А ты? — Ответил, как можно спокойнее, Даня. Словно смотрит в глаза смерти. Жуть.
— Я тоже гуляю. Смотрю, знакомый идет. — Серега изображает радость встречи. Рада кошка, что мышку встретила. — Думаю, подойду, поздороваюсь. Привет передам твоим носкам. Они смотрю, подросли. Чего не скажешь о твоих штанах. Может, по шее кому дать?
Серега картинно играет мускулами, сжимает и разжимает кулаки. Наслаждается страхом и беспомощностью Даньки.
— Что ты привязался к моим брюкам? За своими следи. — Даня огрызается со страха.
Радостно чирикают птицы. Из окна в соседнем доме доносится звон посуды и громкие голоса. Отчаянно хочется рвануть и убежать подальше. Ноги ватные.
— Хочешь, по шее двину? Мне не трудно, — Серега рассмеялся. Он забавляется.
— Отстань, иди, куда шел. — Шел бы ты Серега туда, куда поспешно сбежало мужество Дани.
— Сегодня не видно твоего защитника. Нарвался ты, Даня. — Сергей снял темные очки. Положил в карман рубашки. Такие очки больших денег стоят. Не по средствам всякой голытьбе.
