Беркем Атоми - Ржавые Острова, две части
Тут трескотню смышленого cargo прервал визгливый вызов по рации, и Cамуэльсон II, перейдя с миротворческой болтовни на не менее красноречивые жесты и мимику, принялся еще и обсуждать происходящее с отцом по рации.
— …да тут полный дурдом, па! Чуть даже до нехорошего не дошло, ладно я подошел! Наши орлы… Ага, точно… Да, чуть не зацепились с каким-то русским, в очках на поллица и с чудным карамультуком! Что? Точно, па, лет сорока и седоватый … А откуда ты… Как ты сказал? Ага, щас… Эй, пассажир! Па интересуется, говорит ли тебе что-нибудь слово… ща… Во: «Oxx-teasss»?
— Чего? — удивился русский, на секунду смягчая каменные черты лица до вполне человеческого выражения. — Как ты сказал?!
— Что-то вроде «Oaks Tears», мен. По-моему, вышло похоже. Так ты…
— А ну-ка, synok, дай сюда рацию. Эй, кто это там?
— Aga! Lyoha Okstiss, blya budu, kakie liudi bez convoya! Yobanarot, а ya-to dumayu, cho tam za shlemazl bykuet v moem eroplane! — торжествующе взревела рация. — Eto znachit ty tam kosorezish, salabon! Cho, suchonok, zabyl kak shompola svistyat?!
— Yaкov Zaharych?! Ah ty staraya jidovskaya morda! Jivoy!
— Ne dojdiotess! Lyoha, kak v Bergene syadem — tut je vse dela coze v treschinu, ponyal?! Ya tam znaiu odno prilichnoe i nedorogoe mesto! Posidim kak polozheno! Suka, кak je ya rad, Lyoha! A poka marsh na mesto, prijmi jopu i ne vyiojivaisya! A to okno proyebiom! Vse, otdai ratsiyu Yashke!
— Это тебя старина Samuilych называет Yashkoy? — обратился русский к изумленному cargo.
— Мен, так вы с па знакомы? — не нашел лучшего ответа малость растерянный cargo, и тут же рассчитался:
— С чего ты так решил, synok? Я всегда так разговариваю с пилотами, когда лечу первым классом. — смеясь одними глазами, предельно серьезно сообщил русский, и скрылся в темном нутре самолета.
10.10. 202Х
10.59 РМ. Нью-Йорк — II, аэропорт Обама, стоянка 2, борт 24661
Миновав клетку третьего класса, из соображений развесовки помещенную в самом хвосте, где сиденьями пассажирам служил их же багаж, русский пробрался меж опутанными сетью контейнерами с грузом и пнул дверь в бизнес-класс.
— Эй, synok. — окликнул он не учавствовавшего в посадке стюарда, готовившегося к приему пассажиров. — Отпирай-ка первый, да тащи сюда парашют.
По идее, первоклассников должен был рассаживать сам cargo, однако стюарду почему-то и в голову не пришло ни усомниться в словах этого незнакомца, ни заставить потушить сигару. Вместо каких-либо расспросов стюард достал ключи, открыл стенной отсек с парашютами, вытянув нарядный чистенький ранец с уцелевшим лейблом Relative Workshop на подвесе, однако незнакомец властно отодвинул его, указав жестом положить парашют обратно.
— Русские есть? — проворчал незнакомец, хмуро оглядывая содержимое отсека. — Мне нужен D-6.
— Откуда? У нас только эти. — изумился стюард. — Ничего, пока что никто не жаловался.
Однако незнакомец не оценил попытку пошутить, и шутка безо всякого парашюта повисла в холодном воздухе салона вместе со слоистым сигарным дымом.
— Bardak. — непонятно выразился себе под нос странный парень, брезгливо вороша скользкую кучу, и задержался на свежеуложенном ParaFoilовском куполе в скромном ранце. — Давай этот. Кто укладывал?
— Я… — удивляясь сам себе, смирно ответил стюард, и тут же удивил себя еще больше, не сдержавшись и добавив: — Я, сэр.
— Смотри, synok. — холодные глаза пассажира уперлись в переносицу стюарда. — Если я им воспользуюсь, а он ne day Bog не откроется, нам придется серьезно поговорить.
— Надеюсь, не придется… сэр. — стюард перестал сопротивляться безотчетному желанию добавлять «сэра» при обращении к незнакомцу, и помог ему подогнать подвесную систему. — Сэр, вот здесь есть страховочных автомат, он…
— Знаю. — отрезал пассажир, стаскивая подогнанный парашют. — Лучше скажи мне, кто нас будет стеречь.
— Два Рафаля, сэр… Вот, проходите, выбирайте любое кресло, кроме вас в первом никого больше не будет. Ранец можно вот сюда… На Рафалях опытные парни, сэр, летают с нами уже больше года. Они оба повоевали в первую бразильскую, так что…
— Все равно хреново. Лучше бы за нами присматривал один МиГ.
— Это точно, сэр… — согласился стюард, и добавил, заметив извлеченный пассажиром PDA: — Вот перед пепельницей есть розетки, сэр, тут и сеть, и питание.
— Отлично, synok… — отрешенно пробормотал пассажир, тыкая пальцами в экран, и стюард почел за лучшее пойти и заняться своими делами.
10.10. 202Х
11.15 РМ. Северная Атлантика, борт 24661
— Это Рашен.
— Черт подери, ты там куда провалился?!
— Снегопад. На дорогах заносы, да и аэропорт не выпускал, пришлось подождать. Сейчас я на борту, рулим на взлет. Все штатно. В Нью-Йорке обозначился хвост, но я избавился от него еще до аэропорта.
— Зацепки были?
— Нет. Оба пустые; ничего, кроме стволов. Выковыривать импланты было некогда.
— Наследил?
— Мистер Джонс, пусть вас это не волнует. Но я добавлю их к счету, с ними пришлось немного повозиться.
— Ты и так обходишься мне слишком дорого, Рашен! Черт, да мне проще было купить эту чертову платформу, чем связываться с тобой!
— Мистер Джонс, мне развернуть самолет?
— Тьфу, чертов дроид! Рашен! Ты что, совсем не знаешь, что такое юмор?
— Совсем. Мне продолжать исполнение контракта?
— Конечно продолжать. Ладно, к делу. Над Антверпенским хотспотом выходи на связь, получишь окончательные инструкции. С напарником встретишься на промысле Данбар, он найдет тебя сам. Вторая половина данных у него, он обеспечит тебе тихий выход на цель.
— Зачем мне напарники, мистер Джонс? Я работаю один.
— Не кочевряжься, Рашен. Это настоящий дока по части всяких программ и прочего заумного дерьма. Ты еще оценишь его башку, и если у тебя есть хоть капелька порядочности, то вернешь мне часть гонорара. Хе-хе… Ну все, гуд лак.
— Понял, мистер Джонс. До связи.
Погасив PDA, русский откинулся в кресле и затих, плотно сжав зубы — хоть этого и не знала ни одна живая душа, но после нескольких падений в подбитых самолетах и вертолетах Алексей Хуев смертельно боялся всего, связанного с высотой. Весь его организм бунтовал против той добровольно-вынужденной беспомощности, когда ты, полностью потеряв контроль над происходящим, оказываешься высоко над землей, и твоя жизнь и смерть зависят не от твоей силы и решительности, а от какого-то постороннего человека, которого ты порой даже не видишь… Однако летать приходилось часто, особенно в последнее время, когда Алекс перешел на одиночную работу по индивидуальным контрактам. Конечно, летающие на Западе довоенные лоханки не шли ни в какое сравнение с русскими суборбиталами, и первое время было довольно неприятно залезать в облупленную машину, у которой в полете по нескольку раз приходится перезапускать двигатели.
Тем временем потрепанный Boeing, галантно пропустив вперед истребители, вырулил на заснеженную бетонку и помчался в черную крутящуюся метель, подпрыгивая на угрожающе быстро нарастающих переметах. Колеса выбивают все более частую дробь, вот отдельные удары слились в неровную ноющую вибрацию, напряженная конструкция скрипит и стонет — видать, близка скорость отрыва. Точно: резко спадает напряг, это оторвалась носовая стойка. Эх, Захарыч, что ж ты так жадничаешь, мы уже метров пятьсот идем на шасси с задранным в небо носом, как же ты летаешь в такую погоду да при таком перегрузе… Желудок на мгновение подтянулся к горлу; — ага, отрыв.
Алекс прислушался к переливающемуся от форсажа вою изношенных Праттовских турбин, представляя манипуляции красного и матерящегося Захарыча, мастерски выдирающего перегруженный Boeing из кипящей метели, где порывы бокового ветра запросто могут перевернуть самолет как мятый стаканчик из-под кофе.
Наконец, Захарыч выволок скрипящий всеми суставами Boeing на три тысячи футов, дал вздохнуть сипящим от натуги движкам, и заложил пологий вираж, почти незаметный для пассажиров. Ложась на курс, самолет чуть накренился влево, и Алексу стала видна земля. В редких прорехах между полями жирнобоких снеговых туч плыли трепещущие огоньки Нью-Йорка-II, выросшего по западному краю гигантского поля из раскрошенного и оплавленного бетона, оставшегося от Нью-Джерси. Манхеттен, Лонг-Айленд и Бруклин со Стейтеном в Тот День просто исчезли, от них осталось только стадо мелких бурунов, по старой памяти пасущееся в свинцово-сером океане аккурат над тем местом, где когда-то были бруклинские холмы.
Синоптики не соврали, окно и впрямь стремительно затягивалось: снег усилился и повалил хлопьями, над Нью-Йорком-II повис очередной циклон, выдавив внутрь континента обычную для поздней осени тридцатиградусную стужу.
Проводив взглядом последние дрожащие огни, исчезающие в плотной белесой мгле, Алекс задавил сигарный окурок в пепельницу, откинул до упора спинку кресла и мгновенно уснул.
11.10. 202Х
3.44 European Central Time, Северная Атлантика, борт 24661
