Александр Сухов - Тайные боги Земли
– Не Топтыгин, рожа нетрезвая, а Шатун! – в резкой форме я пресек оскорбительные поползновения новоявленного гусара. – Андрей Николаевич, к твоему сведению.
– Извиняйте, Андрей Николаевич, – продолжал изгаляться Вьюн, тем временем как его собутыльнички обступали меня с боков – по-военному это называется «взять в клещи». – Вы такой важный, представительный, не пьете, деньжищ, наверное, немерено, а у нас, ну как назло, даже пузырь гнилушки или пивка на опохмелку не на что купить…
К чему весь этот разговор, мне было понятно – бомжи, в общем-то, не были особенно склонны к мордобою. Если бы я по доброте душевной ли или со страху сделал добровольное пожертвование в их коллективный фонд, меня, скорее всего, оставили бы в покое. Однако, несмотря на наличие пяти десятирублевых купюр в моем кармане, откупаться я не собирался ни при каких обстоятельствах. Во-первых, стоит дать один раз, потом не отвяжешься. Во-вторых, лишних денег у меня отродясь не бывало. А в-третьих, несмотря на статус бомжа, то есть человека, отринутого обществом, я был мужчиной принципиальным и не собирался поощрять разного рода материальными и моральными бонусами вечно пьяное отребье.
– Нет у меня для вас денег, ребята, – отрезал я. – А ну разошлись! Уступили дорогу старшим!
Зная мою несговорчивость, ребята особенно и не надеялись что-либо выцыганить. При других обстоятельствах они, скорее всего, быстренько ретировались бы, но сегодня с ними была дама, и некое подобие чести требовало от них показать весь кураж, на который они способны. К тому же не пробуркавшаяся окончательно после бурной ночи Дырка подала голос со своей лавочки:
– Мужики, да чо ваще вы с им чикаетесь! Дали в морду, шоб не вякал, и дело с концом. Тоже мне Андрей Николаевич выискался тутова.
– Не торопи события, моя пташка, – Вьюн одарил Жанну самой лучезарной улыбкой, на которую был способен, из чего я сделал вывод о том, что этой ночью между ними случился бурный роман. А впрочем, кто знает, может быть, щедрая на ласку дама осчастливила разом всю троицу.
– Ну что, Косолапый? – на сей раз заговорил Лунь – самый пожилой и, пожалуй, авторитетный член банды. Был он невысок, коренаст. Ходил, прихрамывая, опираясь на трость, поскольку у него, как и у меня, не было одной ступни. Погоняло получил по причине наличия на его голове седой шевелюры, густой и вечно нечесаной. – Может, все-таки уважишь честную компанию?
– Не дождешься, рожа, – я решил поставить решительную точку в этом беспредметном разговоре, – полазь-ка сам по кустам и помойкам, насобирай бутылок… короче, заработай, ибо сказано в священном писании: «Кто не работает, тот не ест».
– Дык это не в писании сказано, – поправил меня Эбистос – среднего роста и неопределенного возраста мужчина в очках, делавших его похожим на спившегося интеллигента, впрочем, вполне вероятно, что так оно и было, – если не ошибаюсь, это сказал Ленин – величайший вождь мирового пролетариата, когда раскулачивал буржуев разных, которые, типа тебя, Шатун, кровушку народную пили.
Никакой явной или скрытой логики в словах интеллигентствующего маргинала я не уловил, хотя намек в свой адрес заценил сразу.
– Тупой ты, Эбистос, и если бы не я, ты до самой своей смерти не узнал бы, что эти святые слова принадлежат не твоему кумиру с усохшими от сифилиса мозгами, а самому апостолу Павлу. Короче, так, парни… Воль-ль-на!.. Разбрелись по лавкам! И не дышать в мою сторону своим поганым дыханием. Вопросы есть?
После этих слов я демонстративно поморщился и замахал ладошкой перед лицом, будто отгонял исходящее от немытых тел и из пастей бомжей невыносимо ядреное амбре. И как только Дырка ими не брезгует? А может быть, сама смердит похлеще? К счастью, мне неведома радость близкого общения с этой дамой.
– Не, вы слышали, мужики, что этот… этот… этот хмырь про Ильича сказал! – неподдельно возмутился «интеллигент» – аж очки запотели, а лиловый от нетрезвого образа жизни шнобель покрылся мелкой испариной. – Это ж надо… про самого вождя мирового пролетариата!..
– Чо за мужик этот вождь? Почему не знаю? – подала голос Жанна и, громко икнув, продолжила развивать свою мысль: – А этому по репе или как ее – в дыню…
– Так ты на Володю, на Ульянова! – начал заводить себя седой Лунь. – Да за такое мало к стенке поставить!..
Я ожидал чего-то подобного. В данный момент праведный гнев закипал в сердцах попранных и обездоленных и вот-вот грозил обрушиться на мою голову. Оно и понятно – одно дело подойти к человеку и начать его банально грабить и совершенно другое, когда ты наказываешь святотатца, рискнувшего замахнуться на самое святое. Тут и для совести лазейка и для ментов шикарная отмазка – мол, не просто грабеж, а идеологическая разборка.
– Артиста, что ль, Ульянова? – проявил завидную для бомжа эрудицию Вьюн, не уразумевший глубинной сути состоявшейся перепалки.
Премудрый Лунь тут же объяснил незадачливому знатоку отечественного кино его ошибку, и теперь вся троица крутых мужиков в один голос начала возмущаться поведением «оппортуниста», «экзистенциалиста», «эскаписта» (откуда только слов таких понабрались?) и прочая, прочая, прочая. Лишь не протрезвевшая окончательно Дырка сидела и хлопала своими красными моргалками и тупо внимала непонятным речам собутыльников, устроивших мне столь сокрушительную обструкцию.
Что касается меня, слушать горячечный бред нетрезвых философов я не собирался, оттолкнув стоящего на моем пути Вьюна, я двинул своей дорогой. Однако к этому моменту мои идеологические противники дошли до той стадии политической активности, когда от слов переходят к делу. Видя, что добыча ускользает прямо из-под носа, банда, не сговариваясь, рванула в мою сторону, намереваясь сбить с ног, а затем основательно потешиться над инвалидом. Но не тут-то было. Зря, что ли в свое время меня натаскивали убивать лучшие в Союзе мастера своего дела?
Первым пострадал всех опередивший вертлявый Вьюн. Получив ортопедическим ботинком крепкий удар в паховую область, юноша резко остановился, как будто врезался в прозрачную стенку, затем медленно стек в дорожную грязь. Вторым потерпевшим оказался седой Лунь – этого я припечатал своей могучей десницей (той самой, что плющит алюминиевые банки и медные радиаторы холодильных агрегатов в лист). Калечить мужика не стал – всего лишь заехал ему под дых, ну, может быть, сломал ребро или два. Короче, этот также повалился рядышком с приятелем Вьюном. Хитроумный Эбистос оказался удачливее своих нерадивых корешей. Видя, что случилось с собутыльниками, он тут же посчитал милитаристические устремления их троицы абсолютной утопией и, не добежав до меня буквально двух шагов, резко остановился, затем помчался вприпрыжку прочь с поля боя, позорно оставив пострадавших валяться в дорожной грязи, а нетрезвую маркитантку в качестве ценного трофея победителю.
– Эй, мужик, – подал голос со своего места «трофей», – а ты ничо. Токо вот малость страшноват на рожу. А мне-то чо? Да ничо. Лихо ты этих пидоров отделал. Ты это… я б тебе дала б без разговоров. Ты токо попроси, и Жанна тут же раздвинет…
– Погодь-ка, – я с нескрываемым любопытством воззрился на перемётчицу, – вроде бы только что ты была для них боевой подругой, полковой женой. Отчего же так резко поменяла свое мнение?
– Пидоры, они и есть пидоры! – Дырка едва не разрыдалась от горя. – Вчерась квасили вчетвером. Ханки осталось море. Договорились оставить наутро на опохмел. А они суки, знаешь, чо сотворили? Знаешь?!
– Ну и чего же? – с искренним интересом спросил я, хотя ответ и так лежал на поверхности.
– Дождались падлы, когда я отрублюсь, и выжрали все до капли! А наутро сказали, чо это… Бобик вылакал. Короче, Медведь, или как там тебя, коли хошь бабу горячую ненасытную и безотказную, бери меня к себе в берлогу. Ты мужик чо надо. А хошь на моей хате заживем? Выгоню этих засранцев, ты ко мне-то и перебирайся. Любить буду крепше свово первого, ну там пожрать сготовить и все такое.
– Премного благодарны, – ошалело пробормотал я, сраженный наповал яростным напором новоявленной невесты, – я чутка подумаю.
– Токо думай побыстрее, – Дырка кокетливо стрельнула в меня своими опухшими глазенками, – я девушка нарасхват. Если чо, так меня у автовокзала завсегда отыскать несложно.
– Ты, это, Жан, – я указал рукой на парочку стонущих от боли бомжей, – короче помоги им, может, кому врач понадобится. – Я собирался, было, продолжить движение в сторону пруда, но, не сделав и десятка шагов, вернулся обратно, залез рукой во внутренний карман своей куртки, извлек оттуда три мятых десятирублевки и протянул их женщине со словами: – На, держи, здесь аккурат на пузырь самогона, сама подлечишься и этих не забудь опохмелить, иначе сдохнут – быть тогда на моей совести еще одному смертному греху.
– А чо убил чай кого? – Не иначе как благодаря хваленой женской интуиции, сообразила Жанна.
