Сергей Демьянов - Некромант. Такая работа
— Я знала, что ты меня выручишь! — прошептала Лиза, обнимая меня и чмокая в ухо.
— Это-то и плохо, — тихонько вздохнул я. — Неужели совесть тебя совсем не мучает?
— Ну и где логика? — спросила Лиза. — Опоздал ты, а совесть почему-то должна мучить меня.
— Имей в виду, мне ужасно плохо, — серьезно сказал я. — Ты вынудила меня перенести встречу с клиентом, который, между прочим, хотел дать много денег. Я не успел допить кофе и к тому же остался без обеда.
— Это дело поправимое, — легкомысленно отозвалась Лиза.
— Хочешь сказать, что поведешь меня пожрать? — удивился я.
Это что-то новенькое.
— Хочу сказать, что минут через пятнадцать, если мы поторопимся, ты уже успеешь потерять аппетит, — сказала Лиза.
— Да ладно! — Я пренебрежительно фыркнул. — Для того чтобы я отказался перекусить за чужой счет, нужно что-то пострашнее одного несчастного зомби.
— Зараза ты самоуверенная! — улыбнулась Лиза. — Иногда мне кажется, что тебя вообще ничем не проймешь.
Я мог бы покачать головой и сказать, что она глубоко ошибается: на самом деле я хрупкое и ранимое существо. Нестабильная самооценка — хроническая болячка, здорово мешающая мне жить. Действительно эффективно работать и выдавать приемлемого качества результаты я способен только тогда, когда твердо верю в то, что я — лучший в своем деле и все мне по плечу. Стоит мне почувствовать себя неудачником — и можно сразу прощаться и ехать домой, поскольку толку от меня ближайшую пару дней точно не будет.
Но вряд ли от того, что Лиза узнала бы об этом, было много пользы.
— Ты меня сюда потрепаться вызвала или все-таки покажешь клиента? — спросил я вместо этого. — И еще — обед за тобой.
— Вымогатель! — отозвалась Лиза.
— Ну с паршивой овцы — хоть шерсти клок, — сказал я.
— Я бы попросила! — возмутилась она. — Ладно, вон он.
Я проследил за ее взглядом.
Одна неделя, проведенная мертвым телом на открытом воздухе, равна примерно восьми неделям в земле и двум — в воде. Мало поднять труп и заставить его шевелиться. Без серьезной обработки он довольно быстро испортится, однако совсем свежий зомби внешне мало отличается от живого человека. Если не присматриваться — а никто не станет внимательно разглядывать ковыряющегося в мусорке бомжа или алкаша с бессмысленным лицом и трясущимися руками, — трудно что-то заподозрить. Этот был совсем свежий. Нам повезло, что сегодня по «Курской» дежурила Лиза. Вряд ли кто-нибудь из новичков обратил бы внимание на этого попрошайку лет тридцати на вид, слегка лысоватого, невзрачного, но выглядевшего вполне прилично. Его лицо, не успевшее еще оплыть, было покрыто тонким слоем стойкой аэрокраски, а под глазами и на подбородке, похоже, лежал дополнительный слой белого корректора, спрятавшего темные трупные пятна. Одет был наш сегодняшний клиент в потрепанный, но не слишком грязный свитер и мешковатые коричневые брюки, а в руках держал традиционную картонку «Памагите сабрат на апирацию. Я нимагу гаварит».
Его выдавали только глаза.
Для того чтобы заподозрить в заразном и вонючем, потерявшем человеческий облик существе мертвеца, нужно хотя бы допустить, что перед тобой может быть мертвец. И то, что он ходит и канючит, еще не делает его живым. И еще нужно знать, что высматривать. Два буроватых треугольничка по обе стороны от радужки, пятна Лярше, чаще называемые просто «манкой», начинают проступать минут через двадцать после наступления биологической смерти и полностью проявляются до конца первого часа. У живых их не бывает.
— Времени у нас минут пятнадцать, не больше, — предупредила Лиза. — Постарайся сделать все аккуратно.
— А я-то всю жизнь мечтал размазать какого-нибудь зомби по стене, чтобы кишки и вопли! — хмыкнул в ответ я. — Испортила мне весь кайф.
— Тут уже часа полтора туда-сюда катаются ребята на черном джипе «Чероки», — добавила она.
— Записала номер машины?
— Разумеется. — Лиза кивнула. — Но не думаю, что нам это чем-то поможет. Такая хитрая сволочь, как местный заправила, вряд ли проколется на подобной ерунде.
— Хитрые сволочи, — назидательно сказал я, — как раз только на ерунде и прокалываются. Потому что слишком заняты, страхуясь от серьезных вещей. Ладно, все. Заткнулись, работаем.
Лиза вынула из кошелька купюру. Зомби слегка оживился, переступил с ноги на ногу и зябко поежился, привлекая к себе внимание.
Я натянул тонкие латексные перчатки телесного цвета (такие не слишком бросаются в глаза) и шагнул вперед. Два метра. Купюра перекочевала в раскрытый пакет, а в воздухе запахло полынью. Полтора. Лиза сделала вид, что читает надпись на картонке. Метр. Мертвый снова переступил с ноги на ногу, точно они у него затекли. Остро пахнуло застарелой мочой и вонью разлагающегося тела. Он чуял меня. Он знал, кто я. И это заставляло его мучиться совершенно невыносимо. Лиза вытащила еще одну купюру и прошуршала ею. Это подействовало буквально на пару секунд.
— Последи, чтобы он не подходил ко мне ближе, — попросил я, стараясь не дышать слишком глубоко.
Она кивнула и замкнула вокруг нашего сегодняшнего клиента защитный круг, пшикнув под ноги святой водой из распылителя.
Святая вода не делает с мертвыми ничего такого, что показывают в голливудских фильмах. Я имею в виду, в обрызганном ею ходячем трупе не появляются дырки и он не падает на землю как подкошенный. Фактически она для них безвредна, и я до сих пор не знаю, почему они так боятся ее. Но до сих пор это был лучший из известных мне способов придержать зомби, не навредив ему.
Я всегда надеюсь, что в этот раз у меня все получится без того, чтобы его касаться. Дело не в естественной брезгливости человека, точно знающего, какая зараза прямо сейчас активно размножается внутри и на поверхности кожи этого существа. И даже не в страхе перед возможным нападением покойника.
Сами по себе мертвые не представляют опасности и неагрессивны, как неагрессивен медвежий капкан. Он стоит там, куда его поставили, и делает то, что должен делать. Ни один известный мне медвежий капкан не будет с воплями гоняться за вами по лесу, даже если вы — медведь. Но он защелкнется и сломает вам ногу, если вы окажетесь достаточно глупы, чтобы активировать его. В практическом смысле поднятый мертвец — такая же тупая и примитивная тварь. Запертый в собственном медленно разлагающемся теле, он может очень страдать, но действовать это его не заставит.
Человек не способен оторваться от земли и взлететь. Для нот ему нужен самолет.
Ходячий покойник не способен сделать что-то без приказа хозяина. Даже умереть. Для этого ему нужен я. Точнее, не столько я, сколько моя свобода воли. Подошла бы и чья-нибудь еще, тут разницы нет, но вот беда — не у всех получается влезть в чужую шкуру.
А некоторые двери открываются только изнутри.
— Ты следишь? — уточнил я.
— Слежу, давай быстрее, — отозвалась Лиза.
Зомби изо всех своих дурных сил рвался ко мне. Он не пытался обойти Лизу, заступавшую ему дорогу, как это сделал бы живой человек. Просто тупо пер и пер, похныкивая от боли и страха.
Ни святая вода, ни разбрызганное тут эфирное масло Artemisia absinthium нашему целеустремленному мертвому другу особенно не мешали. Черт, паршиво. Я прикрыл глаза и велел себе успокоиться. Будем надеяться, что минут пять у меня еще есть в запасе. Мало, очень мало, но я успею. Должен успеть.
Один из базовых симптомов наступления преагонального состояния организма, а затем и агонии — расстройство дыхания, приводящее к гипоксии и нарушениям деятельности центральной нервной системы. Вдохи становятся резкими, естественный ритм дыхания теряется, а темп все нарастает и нарастает, пока не достигнет условного максимума, а потом человек просто перестает дышать, как будто система внутри него выгорает. Я вытянул руки так, как будто хотел обнять ходячий труп, удерживаемый Лизой, и принялся дышать по схеме Неговского — коротко и глубоко. Обычно мне хватает нескольких вдохов, чтобы голова закружилась и в ушах начала стучать кровь.
Это единственный известный мне способ быстро объединить свое сознание с сознанием мертвого человека, которого мне нужно положить обратно в землю. Все люди умирают по-разному. Смерть от инсульта не похожа на смерть от ишемической болезни сердца и здорово отличается от смерти, вызванной обширной кровопотерей, однако все они объединены четкой последовательностью смены терминальных, или пограничных состояний.
У каждого из этих состояний есть признаки, надолго запоминающиеся всякому, испытавшему смерть. Пользуясь этими воспоминаниями, я открывал моего мертвого клиента, как студент открывает бутылку пива зажигалкой при отсутствии открывашки. Мне было бы проще, знай я заранее, как и отчего он умер, но такая удача подвалила мне только раз за все время моей работы с Лизой. Тогда на «Киевской»-кольцевой кто-то из наблюдателей обнаружил жутко испуганную мертвую тетеньку с плакатиком «помогите умирла мама» и собственным, заполненным от руки свидетельством о смерти с «острой двусторонней полисегментарной пневмонией» в графе «причина».
