Евгений Шалашов - Слово наемника
Тут в голову пришла мысль, что соседи по клетке-повозке, если не подданные, то хотя бы знакомые моего старинного друга Жака Оглобли… Чтобы проверить догадку, я полушепотом произнес фразу, которой когда-то научил меня старшина нищих и король воров:
— Стенка, балка, потолок, позолоченный замок…
Меня услышали. Из кучки сокамерников донеслось удивленное шушуканье, а потом один из них рывком метнулся ко мне и прилег рядом.
— А дальше? — требовательно прошептал он в ухо.
— А дальше про какую-то отмычку, только… — сделал я паузу, — это должен сказать не я…
— Чтоб замочек отворить, нужно гвоздик раздобыть, — договорил арестант и резко спросил: — Кто сказал? Откуда слово (выделил он) знаешь? Ты же не вор!
— Не вор, — согласился я, — наемник. А сказал мне об этом… добрый дяденька об одной ноге, с костылем… Он мне на загадку велел отвечать — перышко.
Оборванец задумался. Потом, как бы говоря сам с собой, заметил:
— Откуда знаешь короля?
Месяц назад
— Запомнил? — спросил меня Жак, став серьезным. — Ты отвечаешь — пёрышко. По этому слову тебя примут за своего в любой камере, на любой каторге. Только… — пришел мой друг в легкое замешательство. — Не говори, где ты со мной познакомился! И про пять лет службы.
— Почему? — удивился я. — Чего тут зазорного?
— По правилам настоящий вор никогда не берет денег за работу! Вор должен воровать! Понял?
— Стало быть, ты никогда не был ни солдатом, ни купцом?
— Точно! — обрадовался Жак. — Все-то ты понимаешь!
— Подожди-ка, — вспомнил я. — А как с тем парнем, твоим компаньоном?
— Каким компаньоном? — не враз понял Оглобля.
— Ну вместе с которым ты торговлю затеял. Тот, что тебя искалечил и ограбил?
— Я же не говорил, что вместе с ним торговлей занимался. Сказал — мол, деньги ему давал в рост, делов-то…
— А как твои склады, лавки? — не унимался я. — Это разрешается?
— Разрешается, — не моргнув глазом, ответил Жак. — Я их не для себя держу, а для народа. Понял!
— Сложная это штука, воровская этика… — вздохнул я.
— А то! — хмыкнул старшина нищих. — Не каждый поймет. Вот ты брякнешь что-нибудь невпопад, сразу потребуют разъяснений… Я-то, конечно, выкручусь, но лучше не врать свыше меры. Ну а тебе на лишние вопросы лучше не отвечать. И не строй из себя бывалого каторжника — не получится.
— А что говорить?
— Говори так, как есть. Только — не досказывай до конца. Сам знаешь — лучший способ сохранить тайну — говорить правду. Но не всю… Понял?
— Ну что ты заладил? — не выдержал я. — Понял, не понял. Лучше скажи — почему пароль такой несерьезный?
— Разве? — удивился Жак. — А что не так?
— Детский стишок напоминает.
— Стишок? Ну и что? — пожал плечами «ночной» король. — Пусть себе напоминает. Тот, кому положено, — поймет, а остальные — кой хрен разница?
— Короля? — почти натурально удивился я. — Я и не знал, что он король воров. Для меня он старый знакомый, нищий…
— Так он кому попало не скажет, — горделиво хохотнул оборванец. — Ну раз он тебе слово передал, стало быть, знал, кому говорить. Почему сразу не сказал? Мы бы этого козлища каплуном еще раньше сделали…
— Когда сюда попал, то и имя-то свое с трудом вспомнил, — ответил я. — Да и стишок этот — вроде простой, а не сразу на ум приходит.
— Где с королем познакомился? — посмотрел на меня оборванец так, как я смотрел когда-то на вражеских «языков». — Я не допрашиваю… — уточнил он невинным тоном. — Не хочешь — не говори. Просто мне любопытно… А меня Жаном зовут. Можно — Жан-щипач. А еще — Джон, Иоанн, Йохан — на выбор. Как понравится, так и называй. Но ты давай рассказывай. Потешь любопытство…
Ох уж любопытно, как же… Вопросы Жана больше напоминали допрос. Щипач — это вроде бы вор-карманник? Ломай теперь голову, кто есть кто…
— Ну вообще-то… — протянул я, досадуя, что скованные руки мешают чесать затылок — так врать легче! — Любопытного ничего нет… С Жаком я познакомился лет двадцать назад, когда еще студентом был. Нет, вру, уже бакалавром… Он тогда на двух ногах ходил. А потом то ли он мне жизнь спас, то ли — я ему, не помню. Драка была. Там все друг друга резать пытались, кто да что — кой хрен разница? А познакомились мы с ним в длинном бараке, без окон… Ну почти что в тюрьме, но не совсем.
— В сортировочном лагере для наемников, — усмехнулся Жан. — Слышал-слышал… А потом?
— Потом… Я в наемники подался, а куда он… Не знаю, врать не стану. Вообще-то, когда нас в лагерь вели, он и исчез. Думал, его уже и в живых-то нет. А тут, на тебе, встретился пару месяцев назад, в Ульбурге. Я там обороной командовал, а он за чужими людьми присматривал, чтобы не наглели. Сам понимаешь, во время войны народу всякого полно. Магистрат ему деньги предлагал, так он не взял…
— Ну разве он деньги возьмет, — совершенно успокоился оборванец. — А ты, стало быть, сам Артакс будешь?
— Ну?! — удивился я по-настоящему. Неужели моя скромная персона настолько известна?
— Конь, говорят, у тебя шибко умный, — загадочно улыбнулся вор. — Один наш мастак выкрасть его пытался, так конь его в навоз окунул. «Гневко… Как-то он сейчас?» — с нежностью вспомнил я верного друга и едва не пустил слезу. Подожди-ка, а как ты тут-то оказался? — спохватился щипач. — Слышал я кое-что про оборону Ульбурга. Ты же герой! Весь из себя в золоте, все девки под тебя стелются. Да тебе бы памятник поставить! А ты в клетке, как… ну как не знаю кто!
— В жизни все бывает! — философски ответил я и вкратце поведал новому знакомому о своих злоключениях.
Щипач, слушая мой рассказ, только присвистывал…
— Дела! — протянул он. — Сидел я как-то с одним медвежатником. Тамошний граф ключ потерял, которым поясок невинности у своей фрау запер. Вот граф парню свободу пообещал, если замок откроет. Он, дурак, и купился! Хочу, говорит, посмотреть, что там у знатных дам под подолом! Говорили ему: «Там все то же самое, что и у простых баб!» Так нет же… Замок открыл наилучшим образом. А граф, сволота, на свободу парня отпустил. Правда — без головы. Так что тебе, наемник, еще повезло. Только вот, — критически посмотрел на меня щипач. — Ты теперь с ворами дела иметь не сможешь. Тебя «опущенный» бил.
— Теперь, получается, я и сам вроде «опущенного»? — недоверчиво хмыкнул я. Не будешь же оправдываться, что в оковах не смог дать сдачи? Смысл какой в моих оправданиях, если Жан-щипач все сам прекрасно видел. Да и тот кузнец, хоть и сволочь, но разве виноват, что его изнасиловала охрана? Только тут обстоятельства роли не играют. Виноват — не виноват. В каждом лесу свои законы…
— Н-ну почти, — уклончиво ответил Жан. — Если бы он тебя избил после того, как его поимели, ты точно в каплуны бы перешел. Тогда бы я с тобой и разговаривать не стал. А если бы ты слово сказал — прирезать бы пришлось или удавить. А так ты еще можешь в нашу компанию войти. Только придется кое-что сделать… — кивнул он на бедолагу-кузнеца, скрючившегося в своем закутке.
— Башку свернуть? — догадался я, а когда Жан кивнул, поинтересовался: — А стоит спешить? Прибить — не проблема. Только нужно ли торопиться? Вдруг он нам еще для чего-нибудь понадобится?
— Понятно, что понадобится… — ухмыльнулся Жан. — Я до таких дел не очень охоч, но ребята его уже имеют. Втянулись… Можно и потом придушить, когда на место приедем. Но можно и сейчас. Парни поворчат, но поймут.
— Так он и будет жить только до тех пор, пока это нужно…
— Вот как… — протянул Жан и посмотрел на меня более внимательно. — И до каких же пор?
— Ну, например, если получится побег, — подставить его охране. Не самой, конечно, а их собачкам.
— Собачкам? Где ты их видел? — недоверчиво прищурился собеседник.
— Не видел, а слышал, — пояснил я. — Когда меня из клетки вытащили, тогда и слышал. Тявкали где-то впереди. Не то — таксы, не то — спаниели. Охотничьи собачки, что дичь привыкли вынюхивать, а пахнем мы сейчас — ой-ой-ой!
— Похоже, — подумав, согласился вор. — Только зачем они собак-то прячут?
— Может, не прячут, а просто показывать не хотят. Или собачки дорогие — зачем им ножки сбивать раньше времени?
— Дело говоришь… — задумчиво протянул Жан. — Слыхивал я мелких собачек, что арестантов вынюхивают, но как-то мимо ушей проскочило. Я-то привык, что псины большие бывают.
— А каплуна убить никогда не поздно. Главное, что сейчас убивать — себе дороже.
— Тут ты прав, — согласился вор. — Знаешь, почему король научил тебя говорить не про гвоздик, а про перышко?
