"Фантастика 2025-61". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Емец Дмитрий Александрович

Увидев, что Рина уже не спит, Наста перестала вопить, всплеснула руками и умчалась. Рина с трудом привстала. Она лежала на кровати в медпункте. На ней была ее теплая серая пайта, прежде, она помнила это точно, хранившаяся в чемодане. Руки обмотаны бинтами и намазаны чем-то желтым и густым. Мазь пропитывала и бинты.

– Лежи-лежи! – замахала на нее Окса. – Ты должна отдыхать! Нас попросили следить, чтобы тебя никто не беспокоил!

Рина сказала, что так и поняла. Голос у нее звучал сипло и едва слышно, но не от слабости. Очень хотелось пить. Она сообщила об этом Оксе. Та забегала по медпункту, но кран был заглушен. Недавно Кузепыч поменял трубы на пластиковые, но у него не подошел какой-то стык.

– О, вот! Держи! – она наконец увидела стакан и даже сунула его Рине, но та почувствовала, что Окса смущена.

– В чем дело?

– Да тут в каком-то стакане Суповна хранит ночью свои зубные протезы. Я не уверена, он это или нет.

Закашлявшись, Рина выплеснула воду себе на грудь. Пить расхотелось.

– И давно я здесь?

– В смысле спишь? – Окса наморщила лоб. – Двадцать четыре и восемь! Сорок часов!

– Откуда сорок-то?

– Ну как? Совсем считать не умеешь? Четыре умножаем на восемь – это тридцать два! Да или нет?

– Тридцать два, – признала Рина.

– Правильно! И еще два по четыре! Сорок! – та снова начала орать, потому что ей казалось, что Рина с ней спорит.

Дверь распахнулась, плеснув солнцем, которое, пробиваясь в стекло, отражалось в белой матовой краске. В медпункт стремительно вошла Кавалерия.

– Ну-с! – сказала она сухо. – Что нового?

Оксе ужасно хотелось остаться. Присев на корточки, она начала ощипывать с коврика мелкий мусор, но этим только себя выдала. Кавалерия повернулась к ней. Негодующе бормоча: «Да тут нитка! Не я же бросала!», Окса выскочила из медпункта.

Кавалерия стояла у кровати, держась за высокую спинку, и смотрела на Рину. Смотрела как-то непонятно. Девушке стало тревожно. А ну как сейчас ей вручат чемодан и попросят Кузепыча доставить ее на машине домой?

– Я нырнула на гиеле, – быстро сказала она, забинтованными пальцами теребя одеяло.

Кавалерия молчала. Рина подумала, что та не расслышала.

– Я нырнула на Гавре. На двушку! Так получилось, – повторила она.

– Знаю, – Кавалерия смотрела не на Рину, а на одеяло.

– Откуда?

– Первую ночь я сидела здесь до утра. Обтирала тебя разведенным уксусом. У тебя был сильный жар. Ты говорила в бреду.

– И про лазейку? Что через болото есть еще один ход? – быстро спросила Рина.

– Да. Кричала: «Ты куда?» и вжималась в подушку щекой. Потом вообще забилась под кровать. Боялась, что потолком тебе снесет полчерепа.

Рина невольно взглянула на потолок. Страх перед тоннелем сидел в ней до сих пор.

– А что двушка нас пустила?

– Это было понятно и так. Где еще могли раствориться окончания твоих шнурков и отшелушиться все блестки на ремне?

Рина попыталась улыбнуться в ответ, чтобы встречной улыбкой отеплить этот пугающий ее разговор, но лицо Кавалерии снова стало строгим. Рина хотела спросить почему, но не вовремя закашлялась. Кашляла она долго и никак не могла остановиться, хотя и рот зажимала, и ударяла себя кулаком в грудь.

Кавалерия наблюдала, как кровать от кашля трясется вместе с матрасом.

– Как минимум бронхит! – удовлетворенно сообщила она. – Я добавила бы еще воспаление мозга, но воспаляться тут абсолютно нечему!.. До первой гряды вы, конечно, не долетели?

– Гавр очень устал. А потом вообще от меня удрал… кх-кх-кххх…

Когда Кавалерия была озабочена, то сдвигала очки на рот и говорила в очки. Стекла запотевали. Она сняла их и протерла воротом свитера.

– Ты могла остаться там навсегда.

Рина кивнула. Почему-то ей больше не вспоминалось, что она едва не сварилась. Ее волновало другое. По словам Кавалерии, она бредила всю ночь. А сколько можно рассказать за целую ночь! Рине захотелось накрыться с головой и притвориться пододеяльником.

– А про… я не…?

Кавалерия вежливо приподняла брови.

– Простите? – переспросила она холодно.

Рина замотала головой.

– Нет-нет, ничего!

– Вот и прекрасно! Что «а про» и «я не» – это к Белдо. Я не телепат, чтобы угадывать мысли по отдельным бессвязным возгласам! – отрезала она.

– Я много говорила в бреду?

– Я не специалистка по бреду. Мне сложно оценивать его в количественных объемах.

Рина так и не решилась спросить, говорила ли что-нибудь про Долбушина. И если обращалась к кому-то, то можно ли было догадаться, что это именно он? Или все ограничивалось горячечными словами, которые могли относиться к кому угодно?

– На двушке я видела кого-то с сосны. Я кричала, но меня не услышали… Это были вы? – спросила она, спеша сменить тему.

– Нет. В ту ночь ныряли Яра и Макс. Ты видела кого-то из них.

Рина заметила, что Кавалерия начинает постепенно раздражаться, но не понимала почему.

– Меня отчислят? – спросила Рина.

Кавалерия задумчиво пошевелила губами. Видимо, у нее появилось краткое искушение попугать ту отчислением, но она сочла это мелким.

– Пока нет, – последовал неохотный ответ.

– Правда?

– Нет. Неправда. Хотя для ШНыра ты слишком беспокойная личность.

Завопив, Рина сорвалась с кровати и попыталась повиснуть у Кавалерии на шее. Октавий, прятавшийся у директрисы в ногах, залился негодующим лаем.

– Все-все! Для больной ты слишком активна!.. Пять баллов за эмоции! Но – одно условие! На Гавре ты нырять больше не будешь, – сказала Кавалерия, пряча улыбку.

– Почему?

– Думаю, двушка пощадила вас с Гавром, потому что нырок был невольным. Но в следующий раз это будет уже твоя дурь и твое решение. Или его дурь и его решение. Понимаешь?

– Ну так себе, – буркнула Рина.

– Объясняю для законченных гениев. Если человек один раз сумел взорвать горошиной танк, попав из трубочки во вылетающий из дула снаряд, не стоит превращать данный способ подрыва танков в принцип! Я ответила на твой вопрос?

– Да.

– Этого мало. Я исчерпывающе ответила на твой вопрос?

Рина торопливо подтвердила, что исчерпывающе.

– Но как двушка пустила Гавра?

Кавалерия ногтем соскребла у себя с рукава каплю канцелярского клея.

– Вопрос лишен смысла. Разве непонятно? Это ты его протащила!

– Я? Как?

– Любовью, конечно. Волнуясь о нем больше, чем о себе, ты составила с ним единое целое. На двушке же все определяется степенью любви и заботы. Я вполне допускаю, что ныряльщик, пробившийся за вторую гряду, станет, по человеческим меркам, всесильным.

– То есть?

Косичка Кавалерии задорно дернулась.

– Если захочешь, положим, триста дворцов, тебе их дадут. Только будь готова к тому, что во всех тебе придется мыть окна и менять шланги в ванных. Причем лично тебе, а не условному дяде Пете. Если не будешь всего этого делать? – двушка перестанет тебя принимать, и ты будешь наказан как человек, взявший много и использовавший мало.

Рина поджала ноги. Она мало что помнила, начиная с момента, как Сашка лез через ворота. Ей представилось, что деревяшка, которую отрыл Гавр, так и валяется в снегу.

– Гавр принес с двушки палку с муравьиными яйцами! Они замерзнут!

Кавалерия успокаивающе положила ей на плечи руки.

– Не волнуйся! Я отдала их Витяре. Кстати, он первым и нашел ее.

Женское сознание непредсказуемо. Только что Рина волновалась, а теперь приревновала.

– «От-ты дусе» отдали? Ему-то зачем?

– Большинство шныров не способно заботиться ни о ком, мельче лошади. Витяра – исключение. Он ворочает их ватной палочкой, спасает от плесени и даже пытался раскопать под снегом живых муравьев в надежде, что они лучше знают, как заботиться о яйцах.

– О своих яйцах, а не о чужих! Они их сожрут!

– Чтобы сожрать яйца с двушки, надо очень постараться. Кстати, то, что притащил Гавр, – это часть ствола древней сосны. Возможно, ее принесло рекой, когда та меняла течение.