Роман Злотников - Берсерки (трилогия)
— Мы?
— Ну да. — Эсмиэль подмигнула Ольге. — Пожалуй, самое время показать брату кое-что из твоего нового гардеробчика.
— Ты думаешь, он способен оценить? — Ольга с сомнением взглянула на брата.
— Способен-способен, не сомневайся, — успокоила ее Эсмиэль.
К дому дядюшки Экториана они прибыли около восьми. С дядюшкой Эсмиэль связалась сразу по прибытии из магазина, пообещала при возможности заскочить сегодня к нему в гости, но предупредила, что все будет зависеть от того, когда вернется Олег и в каком он будет настроении. А уже перед самым отъездом из дома предупредила, что они точно будут.
Они могли бы прибыть на полчаса раньше, но Олег и решительно отказавшийся покидать дом Уимон, которого с большим трудом удалось уговорить повременить с переездом на Мерилин, завидев Ольгу, одетую в изящный черный костюм с белой блузой, черные туфли, перчатки и черную же шляпку с вуалью, просто впали в ступор, выйти из которого им удалось далеко не сразу.
На этот раз дядюшка встретил их у подножия лестницы.
— Леди Эсмиэль, — довольно чопорно поздоровался он с ней. — Адмирал Рюрик, — козырнул он знанием фамилии и чина Олега и, повернувшись к его сестре, запнулся.
— Леди Ольга, с вашего позволения, — щегольнула Ольга подслушанной где-то фразой, повергнув в шок Эсмиэль, которая изумленно покачала головой, а затем, весело рассмеявшись, повисла на шее у лорда Экториана:
— Дядюшка, я так рада вас видеть.
Старик добродушно усмехнулся:
— Все такая же егоза… Как только вам удается с ней справляться, лорд адмирал?
Олег улыбнулся:
— Нормально. Вы даже не подозреваете, какой она может быть серьезной.
— Да, вот этого я уж точно не подозреваю, — под всеобщий смех констатировал лорд Экториан.
Вечер прошел очень тепло. Помадка, над которой расстаралась Эмтара, младшая дочь лорда Экториана, пришлась по вкусу всем, даже Олегу, о чем и было публично заявлено раскрасневшейся Эмтаре. Она весь вечер не сводила с Олега такого восторженного взгляда, что Эсмиэль даже почувствовала легкий укол ревности. Дядюшка же весь вечер по-стариковски обстоятельно расспрашивал Олега и Ольгу о Земле, об их жизни, о жизни Олега в империи и, о чем он сразу и заявил, время от времени «приударял» за Ольгой, а когда они прощались, обнял Эсмиэль и прошептал ей на ухо:
— Ты просто молодец, племянница. И, похоже, вытянула у судьбы счастливую карту.
— Я знаю, дядюшка, — прошептала в ответ Эсмиэль и счастливо зажмурила глаза.
Проводив гостей, лорд Экториан, кряхтя, поднялся к себе в кабинет и уселся перед терминалом. Как и в тот, ставший теперь уже таким далеким день он не стал никого вызывать, просто подождал, пока позвонят ему. Его ожидание было вознаграждено через пять минут. Коснувшись сенсора, активирующего ответ, он несколько мгновений смотрел на возникшее на экране лицо, а затем, вздохнув, пожал плечами:
— Не знаю, не знаю, мой друг. Я до сих пор не уверен, что лорды могут принять ее в качестве императрицы, но мне она понравилась. Сильная женщина. Очень сильная. Если тебе удастся и это, я, совершенно точно, умру спокойным.
— Спасибо, Экториан, — отозвалось с экрана изображение Старого Лиса.
— Один вопрос, Эйзел, — после короткого молчания вновь подал голос лорд Экториан.
— Слушаю тебя, мой друг.
— А… мм… сам император знает о том, что ты планируешь?
Лорд Эйзел чуть скривил губы в легком подобии улыбки.
— Император Эоней прекрасно понимает, что обязан поступать так, как будет лучше для империи. Не сомневаюсь, он оценит все выгоды… подобного поступка.
Лорд Экториан молча кивнул, а затем, после некоторого раздумья, покачал головой и, так ничего и не сказав, отключился. Лорд Эйзел тоже отключил экран, с которого исчезло изображение лорда Экториана, и, подняв глаза, посмотрел на императора, на протяжении всего разговора находившегося в двух шагах от него, на диванчике в углу рабочего кабинета лорда-директора департамента стратегических исследований.
— Вы довольны, сир?
— В общем, да, Эйзел, — ответил император, поднимаясь с диванчика. — Я понимаю, что для общества это будет настоящий шок, но… и тут вы совершенно правы, так действительно будет лучше для империи. Я уверен — шанс, что лорды смогут это понять, есть. И наша с вами задача — максимально его увеличить.
Старый Лис молча склонил голову, демонстрируя согласие и повиновение.
— Жду ваших предложений, Эйзел… — бросил император и вышел из кабинета. А Старый Лис остался сидеть, глядя на закрывшуюся дверь задумчивым взглядом. Похоже, император немного… нечестен. И в первую очередь с самим собой. То, что этот неожиданный ход перевернет всю жизнь империи и как обухом по голове ударит благородное сословие, сомнений не вызывало. Как и то, что благородное сословие давно уже нуждается в сильнейшей встряске. Он сам, когда принимал решение позволить заговору развиваться своим чередом, имел в виду еще и что-то подобное. Хотя, конечно, в случае с заговором эти мысли не были определяющими. Но ведь любое действие тогда оказывается наиболее эффективным, когда одновременно решает сразу несколько задач и выводит тебя в позицию, с которой можно с наибольшей эффективностью приступать к решению следующих… Да и отношения с Землей, хотя, как может показаться на первый взгляд, этот шаг может вызвать крайне резкую реакцию адмирала Рюрика, в последующем непременно должны перейти на куда более личностный и потому эмоционально связанный уровень. И ради этого стоит рискнуть.
Ну и создание устойчивой первой семьи империи (а в случае если реализуется данный вариант, у Эонея, в чем Эйзел был уверен, не будет никаких левых связей. Только не при такой женщине. Впрочем, с такой они и не нужны) практически в самом начале царствования также сулило массу дополнительных выгод. Но у Старого Лиса создалось впечатление, что все эти прагматичные цели, сулящие империи немало выгод, которые они столь подробно обсудили с императором, на самом деле служат и кое-чему еще, а именно — должны замаскировать действительное отношение Эонея к объекту их внимания. Причем это почему-то нужно ему самому. Похоже, в их отношениях случилось что-то такое, что глубоко затронуло его, и теперь он изо всех сила старается доказать, в первую очередь самому себе, что за всем этим нет никаких чувств. Голый расчет и забота о судьбах империи и благе ее народа. Как и подобает истинному императору.
Старый Лис усмехнулся. Что ж, пусть. Это даже хорошо. Когда суверен почитает своей первейшей обязанностью нести бремя правителя, осознаваемое им именно как бремя, — это всегда благо для империи. Ибо не только создает очень хорошую среду для решения практических задач, но и являет достойный пример для подданных. Ведь недаром говорят: «Кому много дано, с того много и спросится». А нынешнее поколение благородных лордов как-то об этом подзабыло. Нет, среди них все еще встречается много таких, кто, как их деды и отцы, достойно несут на своих плечах бремя служения. Они стоят вахты в рубках боевых кораблей, в тонкой скорлупе боевой брони обрушиваются с небес на охваченные огнем войны планеты, моргая покрасневшими от недосыпа глазами, ночами сидят над мониторами, на которых тонкими линиями проступают новые корабли и заводы, огромные жилые кондоминиумы и орбитальные терминалы. Но в этом и состоит единственное оправдание тому положению, которое занимает благородное сословие в жизни империи. ТАК И ДОЛЖНО БЫТЬ! И никуда не годится то, что среди молодого поколения появилось довольно много таких, которым этот путь вдруг стал казаться бесполезной тратой их собственной драгоценной и уникальной жизни, которую вполне можно провести гораздо веселее, беззаботней и приятней, чем надрываясь на службе или в каком-нибудь ином деле, как это делало отсталое и косное старшее поколение. Тех же из своего поколения, кто идет по стопам благородных предков, эти людишки считают «тупыми» и «отстоем», не улавливающим веяний свободы и легкости жизни. Как ни странно, именно такие отчего-то лезут в глаза со всех экранов, смущая умы подрастающего поколения благородных семей и обрушивая этим саму империю едва ли не более надежно, чем канскеброны. Ибо империю держит не вооруженная сила, не могучие корабли и многочисленные десантные силы и даже не экономика или финансы, а… люди. Слой или класс людей, которые почитают служение тому, чтобы империя жила и крепла, своим собственным личным делом.
