Владислав Выставной - Кремль 2222. Ярославское шоссе
– Не может быть!
– Представь себе. Они даже говорили, как мы – те же слова, те же интонации. Только при общении с ними начинает казаться, что сходишь с ума. Потому что слова они произносят знакомые, но не вкладывают в них того же смысла. Словно эти птицы, как их… – он щелкнул пальцами.
– Попугаи?
– Вот-вот. И все их пение, их настенные рисунки – все лишено смысла. И оружие в их руках так же бессмысленно – они взяли его в руки, подражая нам. Потому что сами – пожиратели трупов, которым не нужно ничего, кроме зубов и когтей. Ты не поверишь, но никогда я не испытывал такого ужаса, как при попытке общаться с этими существами, которых упорно продолжал принимать за людей.
– Это ужасно… Но к чему ты клонишь?
Зигфрид кивнул в сторону пары бородачей, внимательно наблюдавших за работами:
– Возможно, и это все – имитация. Нет никакого племени. А есть звериная стая. Огромный муравейник, напоминающий человеческое поселение. Они ведь ничего не строят – у них все само растет. Может, они потому и молчат, что у них атрофировалась сама способность разговаривать? Зачем разговаривать муравьям, лишь внешне похожим на людей?
Какое-то время Книжник потрясенно молчал. Перед его глазами и вправду проползали уставшие люди-муравьи, согнувшиеся под тяжестью своей «муравьиной ноши». Если друг прав – то это слишком уж жутко. С другой стороны, обмануть муравья всегда проще, чем человека. Стало быть, им предстоит побег из огромного муравейника?
Он тряхнул головой, прогоняя наваждение. Его осенило:
– А как же девочка? Она же спросила, больно ли мне? Ты же сам слышал – они умеют разговаривать! Они все понимают, а, значит, они нормальные люди!
Зигфрид помолчал, посмотрел на него и бросил:
– А плевать. Главное – убраться отсюда побыстрее.
Книжник мрачно усмехнулся:
– Что-то у нас не очень получается.
– Так ведь мы еще и не старались, – Зигфрид подмигнул без тени улыбки.
Книжник хотел было возразить, но тихо подобравшаяся тень заставила его заткнуться. Парень обернулся. Хмурый надсмотрщик выразительно разглядывал его, и Книжник поймал себя на мысли, что слов и впрямь не нужно. Ноги сами заставили его подняться и ухватиться за брошенную тут же вязанку длинных упругих прутьев. Обухом топора бородач указал направление, и семинарист покорно поволок свою ношу. Так же поступил и Зигфрид. Невероятно, но факт: гордый воин легко исполнял роль покорного раба. Книжник никак не мог взять в толк – как же так? Ведь вест никогда и ни перед кем не преклонял колен. Но на память пришла другая древняя история – легенда о Спартаке, римском рабе, однажды решившем сбросить цепи и возглавившем восстание невольников. И хоть масштабы историй несопоставимы, эта мысль придавала сил. Они рабы лишь на время. На очень короткое время.
Ведь Зигфриду нужно спешить.
Очередную ночь они снова провели «в подвешенном состоянии», в клетке. И Книжник по достоинству оценил замысел местных: он был настолько вымотан тяжелой работой, что не было сил даже думать о побеге. И следующий день повторился, как дурной сон. За ним – еще один. Черт его знает, чем именно они занимались: заготавливали топливо, строительный материал или просто расчищали площадку для новых удивительных насаждений? Взгляд сам уже прикидывал: на новой полянке вполне может вырасти еще одна «живая деревня». Ужасно хотелось узнать подробности: почему именно так сложилась жизнь этих странных людей? Какие жизненные цели они ставят, чем живут? И главное – можно ли найти с ними точки соприкосновения? Этот лесной оазис выглядел идеальным перевалочным пунктом для кремлевской экспансии. Но не похоже, что молчаливые бородачи нуждаются в союзниках. Можно ли вообще о чем-то договориться с ними?
Семинарист мрачно усмехнулся собственным мыслям: надо же, раб, придавленный к земле тяжелой ношей, вздумал рассуждать о высоких материях! Все, о чем следует сейчас думать, – как бы не сдохнуть от изнеможения в ближайшие дни. Остается надеяться, что заверения Зигфрида о новой попытке побега – не пустой звук…
Они сидел на упругом мху, привалившись спиной к корявому пню. Как здесь и было принято, ему выдали кусок хлеба и деревянную емкость с квасом, но от усталости кусок не лез в горло. Он просто сидел и вяло выстругивал из кусочка дерева какую-то фигурку: в мягком сапоге он обнаружил завернутое в тряпицу заточенное лезвие, запрятанное там «на всякий случай» вместе с толстой иглой и мотком ниток. Из кривой коряги сам собой получился фенакодус – мутировавший потомок лошади. Оглядев заготовку, Книжник принялся придавать животному более изящный и законченный вид. Занятие успокаивало, приводя нервы в порядок, проясняя мысли.
– Красиво.
Он вздрогнул. Человеческий голос в этих местах все-таки редкость. Подняв взгляд, Книжник узнал ту самую девочку, что спасла ему руку. Он заставил себя улыбнуться:
– Нравится?
Девочка не ответила. Она опустилась на колени рядом с пленником и завороженно рассматривала фигурку в его руках.
– Похоже, ты самая разговорчивая в этих местах, – сказал Книжник и протянул ей фигурку. – Держи!
Девочка поглядела на него с сомнением.
– Это подарок, – сказал Книжник. – Или ты боишься принимать подарки от чужака?
Девчонка презрительно фыркнула и выхватила «фенакодуса» из рук парня. Похоже, она не стерпела обвинения в трусости. Лихая, однако, девчонка.
– Еще! – сказала она.
И вдруг подскочила, как на пружинах, и умчалась в свою Чащобу.
Книжник так и не понял, пожелание это было, приказ или вопрос. Зато заметил недовольный взгляд бородатого надсмотрщика и поспешил спрятать лезвие и подняться, чтобы продолжить работу. Тут, как говорится, шутки в сторону: намедни он наблюдал, как местные наказывают нерадивого работника. Тощего оборванца лишь слегка хлестнули тонкой хворостиной, а заорал он так, что с ветвей поднялись в небо сотни потревоженных летучих тварей. Ну его в баню, лучше еще немного поизображать из себя лояльного работника, а там, глядишь, Зигфрид что-то придумает. Только вот где он? С самого утра его не видел. Видать, увели на работы в другие места. Зачем, спрашивается?
К вечеру Зиг так и не появился, и Книжника затолкали в клетку одного. Со скрипом, ставшим еще тоскливее и тревожнее, его опустили в мрачную пропасть.
Это была одна из самых страшных ночей в его жизни. Твари внизу словно почуяли волны ужаса, источаемого потенциальной жертвой, закопошились и принялись подпрыгивать в попытках дотянуться до него. Что-то над головой ощутимо треснуло, клетка дернулась. Неужто что-то не так с креплением этой висячей тюрьмы?! Точно – щелкнуло – и клетка, кажется, просела еще на полметра.
