Андрей Дьяков - К свету
Его слова, вырвавшиеся как бы невзначай, привели Кондора в бешенство.
— Что? Что ты там вякнул?! — Командир схватил бойца за грудки. — Я не понял… Это ж твой напарник! ТВОЙ!
— Да будет тебе, сморозил он дурь, — подскочил Шаман. — С кем не бывает…
Кондор зло выругался.
— Да понятно! — Ксива дернулся, оторвав от себя цепкие руки Кондора. — Остынь только.
Бойцы напряженно сверлили друг друга взглядами. В конце концов Ксива опустил голову, отвернулся, принявшись нервно упаковывать рюкзак.
— У Бельгийца дочь годовалая в метро осталась… У Окуня — жена с сынишкой… Что я им скажу? Извините, мол, «были да сплыли»! Ищите новых мужей! Отцов новых! — Кондор ожесточенно натягивал на спину плотный комбез.
Бойцы собирались молча.
— Гребаная жизнь… Гребаный мир. Куда ни плюнь, кругом смерть одна. И ведь лучших забирает, стерва! А таких вот заморышей, — палец Кондора ткнул в сектанта, — стороной обходит! Даром что ни мозгов, ни силы! Даже москиты и те брезгуют…
— Погоди ты, командир, про Окуня-то. Рано хоронишь. Может, найдем еще…
Но искать пропавшего бойца не пришлось. Стоило им выйти из здания вокзала, как из-за угла послышались неуверенные шаги. Тяжело дыша, Окунь приблизился к группе. Без противогаза. Бледное лицо сталкера заливал пот, его шатало. Кондор ринулся было на подчиненного, но Окунь неожиданно наставил на командира автомат.
— Отойди! Отойди, говорю!
— Да ты чего, Окунь, умом тронулся? — Кондор растерянно отступил назад. — Ты где шатался вообще? Почему без «хобота»?
Боец как-то виновато посмотрел на товарищей, опустил автомат.
— Я это… в порт ходил… Думал, смотаюсь по-быстрому, проверю, может, паром до Кронштадта еще цел. Ну и нарою чего-нибудь интересного заодно. На складах. Таран все равно не дал бы от маршрута отклониться. Туда нормально дошел. Корабли там… Красиво… Пошуровал маленько. Еще удивлялся долго, что место такое чистое и спокойное. А потом словно кольнуло где-то в затылке: «Жди, Окунь, беды». В башке зашумело. На дозиметр глянул — а тот не работает. Пока крышку сдирал, всем богам перемолился. Смотрю — батарейка отошла. Обратно собрал. Включил. А он, падла, как заверещит… Я ноги в руки — и сюда… В общем, кранты мне, командир… Или нет?
Окунь с надеждой смотрел на товарищей. Потом вдруг согнулся пополам, выблевывая на асфальт остатки ужина. Бойца зашатало. Ната вскрикнула.
— Кранты… — подытожил Окунь, утираясь рукавом.
— Серега… — голос Кондора дрожал. — Как же так, Серега? Глупо-то как…
— Ты сколько там пробыл? — встрял Шаман.
— Часа полтора.
Кондор выругался. Шаман подошел к бойцу, проигнорировав его протесты, и с ходу всадил в плечо шприц.
— Черта с два эта штука мне поможет. Не та доза, брат.
— Это обезболивающее, — убитым голосом ответил Шаман.
* * *Отряд двигался по Краснофлотскому шоссе. Не так быстро, как прежде. Окунь замыкал колонну, стараясь не отставать. Когда боец изъявил желание идти вместе с группой, пока хватит сил, Таран лишь пожал плечами. Кондор пытался помогать Окуню, но тот лишь зло ругался и раз за разом отгонял командира. Словно боялся, что невидимая смерть и на других перекинется. Ко всему прочему, лес вокруг снова зашумел, заголосил на все лады. Хищники стекались, как будто учуяв подранка.
Глеб все чаще оглядывался назад. Окуня мотало из стороны в сторону. Он хрипел и надсадно кашлял, но продолжал идти, еле переставляя ноги. Ситуация складывалась удручающая. Вопли зверья вокруг становились все наглее и нетерпеливее. Дым не выдержал первым. Развернулся, обошел Окуня и принялся поливать заросли длинными очередями. «Утес» в его руках размеренно дергался, выкашивая целые пласты зелени.
— На! На! Жри! Кому еще не терпится на тот свет?! Жрите, твари!
Это стало последней каплей. Нервы бойцов не выдержали. К пулемету мутанта присоединилось стрекотание «калашей». Поднялся жуткий гвалт. Стрельба отдавалась в голове Окуня скорбным салютом. Салютом его необдуманной глупой выходке… Салютом алчности человеческой…
В кусты полетела граната. Рвануло. В воздух поднялись комья земли и обрубки корней. После этого пальба стихла. В повисшем безмолвии еле слышно шелестели мельчайшие частицы грунта, осыпаясь на ковер из палой прошлогодней листвы.
— Вызверились? — Таран стоял в стороне, сложив руки на груди. — Полегчало?
Подойдя к Окуню вплотную, сунул бойцу в руку холодную рукоять «Носорога»:
— Тебе-то, сталкер, уже точно легче не будет. Так что, будь мужиком, прими решение сам. Не взваливай на чужие плечи.
— Отвали от моего бойца! — Кондор ухватил было Тарана за плечо, но тот, круто повернувшись, схлестнулся с командиром отряда взглядами.
Глеб приготовился к очередной схватке непримиримых соперников. Лицо Кондора исказилось. Таран же, в свою очередь, выглядел спокойным, и лишь глаза его светились каким-то особым, обжигающе холодным огнем.
— Не надо! — подал голос Окунь. — Проводник прав. Не хочу, чтоб из-за меня все полегли… И это… Командир, не в службу, а в дружбу… О моих похлопочи, как домой вернетесь. Передай, что…
Взгляд его заметался, боец замер, мучительно подбирая слова. Потом как-то обреченно махнул рукой, отошел. Кондор хотел что-то ответить, но не нашелся. В голове роились какие-то фразы, прощальные слова, но все они казались глупыми и фальшивыми.
Бойцы молчали. Даже брат Ишкарий не смог утешить несчастного сталкера. Да и что тут говорить. И так все ясно. Не жилец больше. Все. Отбегался.
Окунь отвернулся и сел на обшарпанный асфальт дороги. Остальные неуверенно зашагали прочь. Кондор двинулся с места последним. Медленно. Мучительно. Не выдержав, оглянулся пару раз. Разум гнал его прочь, но в душе накрепко застрял тяжелый камень. Мерзко было на душе.
Они уходили все дальше и дальше, пока в просвете между деревьями не показался поворот на дамбу. Ветер без устали гнал по земле песчаную взвесь. Закручиваясь в спирали, песчинки опадали на асфальт, образуя причудливую вязь узоров. Очередной порыв осеннего ветра стирал мимолетное творение природы, а маленькие смерчи продолжали свое стремительное движение, чтобы опасть снова где-то там, ближе к берегу залива.
Девять неприметных фигурок пробрались вдоль развалин эстакады и замерли у полосы прибоя. На фоне бескрайней водной глади они казались ничтожными, абсолютно неуместными деталями величественной картины. Сталкеры смотрели на игру волн, погрузившись в тяжелое молчание. Расставаться всегда тяжело. А расставаться вот так… Путники вздрогнули — до их слуха донесся звук выстрела.
