Василий Головачев - Человек боя [И возмездие со мною]
– Лечь и молчать!
Шорох простынь, поскуливание, стон кроватей и тишина. Воробьев вышел из спальни с двумя автоматами, пистолетом и дубинками, собрал остальное оружие, кивнул.
– Все в порядке. Можно начинать допрос.
– Ты вожак шайки, напавшей утром на деревню? – тихо спросил Крутов.
– О чем ты? – криво усмехнулся «гаишник».
– Отвечать только «да» или «нет», – не повышая голоса, так же внешне спокойно продолжал Егор. – Я тебя узнал. Утром ты охранял зону за колючкой. – Егор показал бетдаггер. – Узнаешь? Он тебе очень понравился. Так вот, в девять утра ты еще был охранником, а после полудня стал инспектором ГАИ. Мотоцикл у тебя такой же, как и у твоих подельников, и точно на таких же прибыли бандиты. Ход рассуждений понятен?
– Позвони в ГАИ, – продолжал криво ухмыляться «инспектор». – Там тебе подтвердят, кто я.
– Позвоню в свое время, – кивнул Крутов. – Заканчиваю. Ты живешь в зоне, и банда после нападения смылась туда же, почему ее и не обнаружила милиция. В рабочее время вы – военнослужащие, хотя это еще вопрос, в свободное время вы – бандиты, ради развлечения грабящие и убивающие людей. Доказывать я ничего не буду, я не следователь, поэтому будь паинькой, отвечай на вопросы точно и быстро. Ты командовал бандой во время налета?
– Ребята, вы, наверно, не понимаете, во что вляпались, – перестал кривить губы морщинистолицый, опуская руку и поправляя китель; глаза его злобно сверкнули. – Да вас через час вычислят и похоронят так, что никто никогда не найдет!
– Не в кургане часом? – простодушно поинтересовался Крутов, по наитию решив проверить реакцию мотоциклиста.
Тот вздрогнул, отшатываясь и бледнея, шире раскрывая глаза, и внезапно сунул руку за борт кителя. В ту же секунду Крутов оказался рядом и приставил к горлу «гаишника» нож. Затем левой рукой вытащил из-под мышки пистолет – отечественный девятимиллиметровый «дротик», кинул через плечо Панкрату, покачал головой.
– Интересно ты реагируешь… инспектор… Не твоя ли банда разрыла курган на Бурцевом городище?
Морщинистолицый сглотнул, глаза его остекленели.
– Время, – негромко сказал Панкрат. – Коли его по делу.
Крутов отнял нож.
– Отвечать будешь?
«Гаишник» молчал. Лицо его покрылось крупными каплями пота, словно внутри его происходила какая-то борьба.
– Я принесу паяльную лампу, – предложил Воробьев. – Жареные яйца очень помогают выяснять истину.
«Гаишник» дернулся, ненавидяще глянул на Панкрата, потом на Крутова, прохрипел:
– Вы покойники…
Егор шлепнул его тыльной стороной ладони по щеке, отрезвляя.
– Думать уже можешь? Вот и отлично. О зоне я с тобой поговорю в следующий раз. А сейчас меня интересует другое. Вопрос первый, причем задаю я его в последний раз: ты вожак банды?
– Нет, – с видимой неохотой ответил «инспектор». – Он на…
– На базе?
Глаза пленника сверкнули. Он действительно не боялся допроса и человеком был сильным.
– Да.
– Базой является воинская часть за колючкой?
– Воинская, – покривил губы «инспектор».
– Что за база? Какому ведомству принадлежит? Министерству обороны, ГРУ, ФСБ?
«Гаишник» сузил глаза.
– Да кто ты такой, черт возьми?!
Крутов замахнулся. Пленник вжался спиной в стену.
– Ведомство?
– Пошел ты!.. – Глаза пленника снова начали стекленеть, и эта его нестандартная реакция на стандартные, в общем-то, вопросы заставила Крутова насторожиться. Парень не не хотел говорить – не мог.
Удар по щеке – глухой стук затылка о стену.
– Ну?!
– Я же сказал…
– Ну его к хренам, – проворчал Панкрат. – Некогда выяснять, что за секретная часть прячется в лесу.
За стеной послышалась какая-то возня, стук, вопль и падение тела. Воробьев на это и бровью не повел. Сказал спокойно:
– Все нормально, это мои орлы вернули наших мотодрузей, сбежать, наверное, хотели через окно. – Он резко наклонился к бледнеющему «инспектору». – Кто главарь банды?! Имя?!
– Дима… Чабан…
– Кто участвовал в нападении на деревню?
– Не знаю.
Панкрат воткнул палец в кадык «инспектора», тот закатил глаза от боли, но быстро пришел в себя.
– Повторяю: кто был в команде налетчиков?
– Я не интересовался, – «гаишник» заторопился, видя сдвинутые брови Воробьева. – Знаю только троих: Петуха… Петухова, Харчука и Силкина. Петух здесь. – Он кивнул на спальню.
Панкрат вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с голым мужиком, тощим и нескладным, со впалой грудью, с рыжей порослью на подбородке, которую трудно было назвать бородой, и крупным носом, действительно напоминавшим клюв. Грива у него зато была выдающаяся, рыжая, пышная, хотя и неухоженная, грязная. Кличка Петух ему вполне подходила. Прикрывая гениталии руками, он просеменил на середину помещения и быстрым взглядом исподлобья оглядел присутствующих. Панкрат вернулся в комнату с девицами, принес черные кожаные штаны, бросил на руки Петуху.
– Надевай. Ты был в деревне утром?
Петух снова оглядел допрашивающих исподлобья, облизнул губы, посмотрел на «гаишника» с красными пятнами на щеках от пощечин, и Панкрат поразился тому, как эти два разных человека похожи, особенно волчьими взглядами. Шагнув вперед, он легонько стукнул рыжего по затылку.
– Повторить вопрос?
– Не надо, – заторопился Петух, постоянно облизывая узкие бледные губы. – Я был… не один… я ничего… никого не трогал… только водку взял…
– А кто трогал?
Взгляд на «гаишника», тусклый блеск в глазах, короткая заминка, и тут же новый щелчок по затылку: Панкрат был неплохим психологом и не хотел упускать инициативу.
– Не тяни время.
Крутов резко шагнул к мотоциклисту, так что тот отшатнулся, взял его за шею и приблизил его лицо к своему, глядя, как у парня расширяются зрачки:
– Кто стрелял в деда и бил старуху?! Быстро!
Петух вдруг натурально заплакал, рухнул на колени, глядя на Крутова снизу вверх.
– Не убивайте меня, у меня дети… мать больная, я не стрелял, не убивайте… дети…
– Тьфу! – сплюнул Панкрат. – Таких подонков надо убивать еще до того, как они обзаведутся потомками. В крайнем случае кастрировать. – Он присел возле плачущего бандита на корточки. – Успокойся, мразь, не будем мы тебя убивать, только покалечим маленько… чтоб на мотоцикл не смог больше сесть. Кто стрелял в деда, если не ты?
– Серый… Боб… то есть Борис Силкин… а кто старуху бил, не знаю, может, Харчо… Киса Харчук…
– Брешешь, сучара! – донеслось из спальни, и на пороге возник еще один любитель сексуальных утех, плотный, низкорослый, с широким плоским лицом, на котором выделялись маленькие глазки-буравчики. Затылок и виски у него были выбриты, а посреди головы проходил колючий гребень коротких волос.
