Алексей Колентьев - Туман войны
— Сова, батя слишком плох. Рана загнивает и чую, что жить ему осталось часов пять. — Радист с тревогой и даже толикой отчаянья глянул мне прямо в глаза. — Даже если и донесём… Помрёт он.
— Предлагаешь пристрелить его и пойти дальше налегке? — Я намеренно обронил эту фразу небрежно, зная. Что Лис разозлится. Но только так можно было привести бойца в чувство. — Так что ли?
— Ты чё, упал?!..
— Вот и закройся, коли так. Без тебя знаю, что можем не донести… — Я сплюнул в сторону и харчок повис на торчащем низко над землёй широком листе какого-то папоротника, с нажимом продолжив. — Батя бы никого не бросил и пёр до «пятачка». До последнего тащил бы.
— Да я… — Лис окончательно смутился, даже вскочив и сжав кулаки, почти с ненавистью таращил на меня свои серые с жёлтыми крапинками зенки.
— Мы разведчики, Лис. Нам многое дано, но и много с нас спрашивается. Батя, даже такой полумётвый, сейчас бьётся с болячками, а наша задача его вытащить. Поэтому давай перебинтуй его, почисть и прижги рану, а потом потащим. Больше мы ничего сделать не можем, но что можем — то будем делать до упора, это ясно?
— Да. Прости, командир на нервах всё… Он… батя мне как отец почти. — Лис отвернулся и смотря куда-то в сторону чуть слышно пробормотал. — Мой-то от водки сгорел три года назад. А батя…
Радист только едва заметно махнул рукой и ушёл к раненому. Дуга, всё слышавший только кивнул, поймав мой случайный взгляд и передёрнул затвор пулемёта, который пестовал и осматривал как только выдавалась любая свободная минута. Ему ничего говорить было не нужно, он уже оказывался на месте Серебрянникова ещё до моего прихода в отряд, когда его, с простреленной ногой тащили на себе всё тот же Серебряников и погибший вчера, спрятанный мною же, в стволе гнилого дерева Юра Грач. Даже мёртвым нужно внимание живых, ибо грань между нами оставшимися здесь и ушедшими за неё слишком тонка. Любой миг может стать последним и все это понимают, но не каждый способен примириться и жить с таким знанием.
Симон вёл группу вдоль северного склона ущелья, чтобы избежать любой вероятности обнаружения с воздуха. Сумерки быстро окутывали сельву и скоро стало совсем трудно различать куда ступаешь. В очередной раз избежав попадания ноги в заросшую травой и от того ещё более коварную щель меж камнями, я добрым словом помянул старого шамана Родриго. Старый хрыч долго орал на нас, плюясь коричневой от табака слюной и скаля пеньки гнилых зубов. Лицо его при этом становилось похожим на печёную картофелину поросшую длинными сальными патлами собранными в косичку похожую на хвост опоссума, ожившую по воле какого-нибудь злого волшебника. Шаман натаскивал бестолковых гринго в искусстве ходьбы по местным лесам, рассказывал и показывал как следует двигаться, на что обращать внимание, в общем учил нас выживать. Со мной у него было меньше всего проблем, именно тогда мы и сошлись, старик заметил, что я правильно ставлю ногу — с носка на пятку. Он только усмехнулся, заметив, что некоторые гринго не сдохнут в первый же день в сельве, а помрут на третий, потому что слишком широко ставят шаг. Потом, уже вечером, Родриго пришёл к нам в барак, уже с Анитой, которая немного говорила по-русски и стал выспрашивать откуда гринго с мёртвыми словно речные камни глазами, знает лесные обычаи. Потом было ещё много встреч, колдун с полуоткрытым ртом слушал о снежных зимах, трескучих морозах моей Родины и о звенящих на пятидесяти градусном холоде деревьях. Снова и снова он просил повторить рассказ о Северном сиянии, которое мне самому довелось видеть всего пару раз в жизни. Взамен старик учил меня правильно и бесшумно ходить по местной «тайге», слушать и разбирать нюансы симфонии ливневого леса, какую дичь и травы можно есть, а что лучше скормить врагу. Только благодаря науке преподанной Родриго, я услышал, что звуки леса изменились, стали более беспокойны, а в семидесяти метрах позади, затрещали заросли и в воздух вспорхнула небольшая стайка птиц. Передав край носилок Лису, я сошёл с тропы и стал всматриваться в темноту. Но что можно рассмотреть в такой темени? Пришлось включить «ночник» и поводить стволом по секторам в том направлении: у чёрных, а в дневном свете, серых птах были яркие полосы на крыльях. Они светились в темноте! Я усмехнулся, узнавая своих маленьких помощников. Более всего внешне и по размеру, птахи были похожи на канареек, но совершенно серых с чёрно-зелёной каймой на обратной кромке крыльев. Именно по её характерному рисунку, я узнал этих ночных жителей леса. Птиц тоже показал мне шаман и назвал их Эль Хучичеррос,[55] птахи раньше всех чувствовали приближение людей, но очень быстро возвращались на прежнее место, где как правило и гнездились. Шептуны могли спокойно пропустить мимо ломящегося сквозь заросли кабана, но обязательно запаникуют, если заметят того, кто крадётся, разумно полагая, что враг не всегда тот, кто шумит. Вот и на этот раз, птиц всполошил некто, крадущийся по руслу бежавшей тут когда-то реки. Вскинул свободную руку и дал своим сигнал остановиться. Симон. Шедший впереди и не услышавший наших шагов, прошёл ещё метров двадцать и вернувшись, шёпотом осведомился в чём дело. Оставив носилки с раненым в тени груды замшелых валунов, образовывавших нечто напоминавшее шахматного коня, мы собрали небольшое совещание.
— Метрах в ста позади, кто-то идёт, но вряд ли они ищут конкретно нас и это не федералы. Шептуны даже не вспорхнут, когда солдатня ломится по джунглям. Это кто-то очень осторожный и грамотный. Молодой, — обратился я к проводнику. — Сбегай и аккуратно осмотрись там. Увидишь кого — сразу назад, понял?
Симон энергично замотал головой в знак согласия и убежал назад, осмотреть тропу, идущую чуть западнее и ниже нашего маршрута. Если чужаки идут по высохшему руслу, он их непременно заметит. Воспользовавшись передышкой бойцы осмотрели оружие, привели себя в порядок. Лис обновил повязки у бледного, похожего на восковую куклу Серебрянникова. Радист хмурился, видимо полковник был совсем плох. Я снова включил «ночник» и тоже стал осматривать окрестности, хотя в зеленоватой мути прицела скорее что-нибудь проглядишь, нежели невооружённым глазом. Как и ожидалось, ничего не обнаружилось, но зато раньше всех удалось разглядеть петляющего между высокими и тонкими стволами деревьев во множестве росших по склонам ущелья. Корни разрыхляли почву и дробили камень, от чего подошвы осыпались мелким щебнем всякий раз, стоит неосторожно поставить ногу и уж тем более оскользнуться. Как для противника, так и для нас, данная особенность рельефа могла сыграть в обои ворота: из-за неосторожности любого из нас, противник мог получить самое очевидное преимущество при нападении.
