Зеб Шилликот - Костяное Племя. Порошок жизни
— Все-таки мы победили, — пробормотал Кавендиш, нащупывая в кармане свои любимые сигары-медианитос. — Часть дикарей погибла при взрыве огнемета, других уложил Логан с помощью остальных ребят. Конечно, кое-кому удалось ускользнуть, но им уже никогда не справиться. Эта победа по полному праву принадлежит тебе, Джаг!
Не в силах произнести ни звука, борясь со спазмом, перехватившим горло, Джаг обвел взглядом лица друзей и знакомых. Увидев Квапава, он, наконец, хрипло произнес:
— Город освобожден, малыш. Пусть твои святые реликвии остаются здесь, у тебя дома. Теперь весь твой народ может вернуться в свои дома… — Кивком головы Джаг указал на чудом уцелевших Донка и Эмори. — И больше никогда не позволяй таким типам взять над собой верх. Никогда!
Замолчав, он повернулся к догорающим останкам Империи на Колесах и, больше не сдерживая слез, дал волю переполнявшим его чувствам.
— Ее нужно похоронить, — неожиданно сказал Джаг прерывающимся голосом, взглянув на Кавендиша. — Должно быть много цветов, море цветов… И Потреро тоже. Не забудь про Спиди, только сначала снимите с него ошейник. Я рассчитываю на вас.
— Ты не будешь присутствовать на похоронах?
— Нет. Я ухожу. Только заберу Зака.
— Может, мы еще встретимся?
— Возможно. Во всяком случае, я благодарен вам за все.
Шагая прочь от погребального кострища, в которое превратилась Империя на Колесах, Джаг вдруг вспомнил о Розе. Если она жива, то не пропадет…
Он не прошел и ста метров, как его окликнул Кавендиш.
— Джаг!
Джаг резко обернулся и посмотрел в ту сторону, куда показывал Кавендиш. И сердце чуть не выскочило из груди: на каменной глыбе одиноко сидел Энджел, сидел там, где его оставили.
Они долгое время смотрели друг на друга, затем Джаг шагнул навстречу ребенку, и Энджел, который никогда не видел солнечного света, улыбнулся ему.
ПОРОШОК ЖИЗНИ
ГЛАВА 1
Джаг резко передернул затворный рычаг винчестера и дослал пулю в ствол.
Потом, ни о чем не размышляя, он выстрелил в воздух, просто так, не прицеливаясь.
Грохот выстрела вспугнул нескольких стервятников, самых трусливых, а может, не самых голодных, и они тяжело поднялись в воздух. Правда, большая часть огромной стаи как ни в чем не бывало продолжала ужасное пиршество.
Испытывая брезгливость и отвращение к увиденному, Джаг достал второй патрон, прицелился в голую шею одного из стервятников и отстрелил ему голову. Не в силах остановиться, он убил еще одного, а потом подстрелил и третьего, как раз на взлете, когда из клюва твари еще свисали внутренности жертвы.
Внезапно он понял всю абсурдность своего поведения: он неверно отреагировал на обстановку и должен был как можно быстрее взять себя в руки. Зачем стрелять в этих хищных птиц? В лучшем случае, он убьет несколько штук, а остальные подождут, пока он проедет дальше, а потом вернутся и продолжат свое грязное дело. Ведь те из них, кого отогнал первый выстрел, отлетели в сторону и спокойно ждали его ухода. К тому же, он напрасно тратил патроны, а их ему может не хватить, так как неизвестно, сколько продлится его путешествие.
Порывом ветра до него донесло ужасающую вонь разложения. Будь у него полный желудок, его непременно вывернуло бы наизнанку. Хорошо, что в последнее время он почти совсем ничего не ел. Чувство голода больше не мучило его, и Джаг ограничивался небольшим куском сушеного мяса, который он долго пережевывал и механически глотал становившийся безвкусным комок клетчатки.
В последнее время он ставил ловушки или охотился только для того, чтобы накормить своего спутника, Энджела, мальчика лет пяти или шести. Джаг не знал точной даты рождения ребенка. Он взял его с собой после падения Палисады, крепости, в которой обитали каннибалы из страшного Костяного Племени. Им удалось остановить «кочующую империю» — поезд Супроктора Галаксиуса, но фортуна повернулась лицом к Джагу и его соратникам, и каннибалы были разбиты.
В жестокой бойне Джагу удалось, рискуя жизнью, обеспечить перевес людям Галаксиуса. Правда, эта победа была для него горше поражения: хотя он и сумел избавиться от Шагреневой Кожи — ошейника, с помощью которого Галаксиус управлял его поступками и держал в своей власти. Джаг потерял Мониду — женщину, которую любил. После этого у Джага пропал всякий интерес к жизни, и он, как человек, лишившийся цели, решил пойти куда глаза глядят, порвав все отношения с теми, кто был рядом с ним.
Правда, в последний момент он все же взял с собой Энджела, ребенка, за которым ухаживала Монида. Энджел не был ей ни сыном, ни родственником. Мать его умерла при родах, и Монида заботилась о нем по доброте души.
Если уж быть честным до конца, то лучше бы случилось наоборот: пусть бы мать осталась жива, а ребенок умер.
Ребенок…
Однажды, заведя о нем разговор, Кавендиш, служивший у Галаксиуса разведчиком, назвал мальчика «ошибкой природы».
В тот момент Джаг не сдержался и ударил своего собеседника. Сделал он это скорее всего импульсивно, потому что в глубине души понимал правоту разведчика. Просто не всякую правду приятно слушать…
Энджел и в самом деле был ошибкой природы. При первом взгляде на ребенка поражали размеры его головы. Она казалась огромной из-за того, что его высокий, выпуклый лоб переходил прямо в щеки. У Энджела не было ни глаз, ни бровей, ни ресниц. Его лоб был гладким, как ладонь, и напоминал глухой фасад здания без окон.
Вместо ушей у него имелись два отверстия, окруженные выпуклыми кожистыми валиками, крохотный носик торчал на лице, как странный нарост, а совершенно нормальный рот с красиво очерченными губами выглядел абсолютно неуместным на том, что едва ли можно было назвать человеческим лицом.
Однако на этом аномалии у ребенка не кончались: у Энджела отсутствовали руки, а длинные, тонкие ножки походили на палки, обтянутые кожей, и не держали тельце ребенка. Из-за того, что на его спине, на месте лопаток, торчали два горба, Энджел сильно сутулился, хотя старался держаться прямо и все время вертел головой по сторонам, словно пытаясь познать мир, который мог воспринимать только на слух.
Ошибка природы…
Так казалось на первый взгляд. Так подумал и сам Джаг, когда в первый раз увидел ребенка на руках Мониды. Однако в действительности все оказалось куда сложнее: дело в том, что Энджел видел! Разумеется, он не различал цветов, но вполне мог определить расположение предметов в пространстве. Однажды ночью он первым заметил Джага, хотя тот был довольно далеко и, к тому же, прятался. Когда он уходил из Палисады, произошло то же самое: ребенок поворачивал голову, словно следил за Джагом, и улыбнулся ему, когда тот подошел к мальчику, чтобы взять его с собой.
Ошибка природы? В этом еще следовало разобраться…
Из головы у Джага никак не шла история, связанная с перемещением в пространстве. Однажды он принял довольно сильный наркотик Дакара — порошок, приготовленный из красной ящерицы с Холмов Лейбница. Обычно его принимают, чтобы подавить неосознанное чувство тоски и тревоги. Джаг же воспользовался дакара, чтобы покинуть свое тело, превратиться в дух — нематериальную субстанцию. Раньше он никогда не пользовался порошком и не знал, что ему свойственна повышенная чувствительность к Дакара. Втянув порошок в себя, он добился отделения сознания от своей телесной оболочки и немедленно воспользовался этим, чтобы проникнуть в запретный вагон, где находилась электроника, управляющая Шагреневой Кожей. Но Джаг не справился с вновь обретенными чудесными способностями и вместо того, чтобы вернуться в свое тело, почувствовал вдруг, как его увлекает все дальше и дальше от поезда. Небеса притягивали его к себе, словно магнит, и ему грозила страшная участь: раствориться в эфире и стать вечным странником. Но в критический момент, совершенно неожиданно для себя, Джаг услышал голос Энджела. Ребенок сначала успокоил его, а потом привел обратно к поезду и помог бесплотному духу обрести свое тело.
С тех пор Джаг часто думал, уж не приснилось ли ему все это — до такой степени безумным и нереальным казалось происшедшее с ним.
Он много раз пытался разговорить ребенка, но с момента, как они уехали из Палисады, Энджел не издал ни одного звука. Джаг часами разговаривал с мальчиком, пытаясь расположить его к себе, расспрашивал его порой грубо, почти жестоко, но без всякого результата: мальчик так и не открыл рта. Джаг даже подумал, что ребенок глухонемой, однако, он был уверен, что видел, как Энджел разговаривал с Монидой. Да и у него самого в ушах все еще звучал голос ребенка — Джаг помнил, как тот успокаивал его, когда они оба общались на уровне сознания.
Устав от бесполезных попыток установить контакт с малышом, Джаг принял единственно верное решение — считать мальчика молчуном и скупцом на слова. В конце концов, так было даже лучше, потому что дети ужасно болтливы. Джаг прекрасно помнил, что он сам в детстве был очень разговорчив и просто засыпал беднягу Патча вопросами.
