Антон Орлов - Пожиратель Душ
«Такие речи не подобают человеку благородного звания».
Сам-то кто? Сам босяк, хоть и высокородный. Хорошо, конечно, что не пожиратель душ… Донат категорически заверил, что знает его уже около года, и Келхар именно тот, за кого себя выдает.
Но если он всякий раз будет встревать… И осадить нельзя: Донат же сказал, что он мастер рукопашного боя! Пусть пока хорохорится… Когда дойдет до схватки с Сорегдийской тварью, можно будет так подгадать – или, как опять же говорили в Хасетане, подгадить, – чтобы окаянный оборотень вначале его порешил, а уже потом самого оборотня порешить.
Ксават невесело и желчно усмехнулся. Скорей бы уж дошло… Страх разъедает душу, как ржа железо, невмоготу больше так жить.
«Время игры», как выразился Банхет четверть века назад. Пора покончить с этой издевательской игрой! Клетчеб Луджереф делил окружающих на людей шальной удачи и тупаков, а для Короля Сорегдийских гор все люди – тупаки, жратва, срань собачья. Как он смеялся, когда Клетчаб просил о пощаде… Вспоминая об этом, Ксават цан Ревернух испытывал и бешенство, и унижение, и спрятанный за двумя первыми чувствами ужас, от которого кишки леденеют.
– В Улонбре мы пойдем в театр, – сообщил Донат своим низким тягучим голосом. – Вам придется позаботиться о трех билетах. Или, пожалуй, о трех абонементах.
– Это еще зачем? – сразу насторожился Ксават.
Размечтались – сходить в театр на халяву, за его счет! Думают, на тупака напали.
– Там сейчас поет Энчарэл, дива из Раллаба. Король Сорегдийских гор – ее давний поклонник, я узнал об этом из верных источников, – объяснил Донат. – Скорее всего, это он оплатил гастроли. Вот мы с вами и пойдем… на охоту.
В Иллихее вагоны раза в два шире, чем на Земле: и коридоры просторней, и купе больше. Если тебе ехать несколько суток, оценишь разницу.
Четырехместное купе (исцарапанные панели темного дерева, бархатистая вишневая обивка – словно полость футляра для какого-нибудь ценного инструмента) Ник делил с двумя мужчинами и дамой.
Мужчины были братьями, то ли родными, то ли двоюродными. Старшему за тридцать, младшему около двадцати пяти. Энергичные, белобрысые, деловитые, оба в оранжевых костюмах и красных лакированных ботинках. У младшего золотой браслет, на цепочке болтается брелок – мумифицированная мелкая амфибия вроде тритона.
Они постоянно подначивали друг друга, спорили, повышая разболтанные резковатые голоса. Речь шла о ставках, шансах, чемпионах, выигрышах; много непонятных слов – видимо, букмекерский жаргон. Старший один раз упомянул Ганжебду, младший на него шикнул.
Ник слышал о Ганжебде – затерянном среди болот городе, где проводятся подпольные гладиаторские бои без правил. Гладиаторы дерутся насмерть, а в ганжебдийских болотах кишмя кишит нечисть, но имперские власти ничего не могут с этим поделать, только рекомендуют законопослушным гражданам туда не ездить.
Судя по всему, двое в оранжевых костюмах как раз туда и собирались. На Ника и на другую попутчицу они не обращали внимания; Ника это вполне устраивало, а даму задевало.
Та ехала в Улонбру, чтобы послушать Энчарэл, знаменитую оперную певицу. Она сообщила об этом, раз за разом пытаясь вклиниться в оживленный насмешливый диалог соседей и вызвать интерес к своей персоне. Это было все равно, что пинать туго накачанное автомобильное колесо в надежде оставить вмятину.
Дама также сказала, что она «немного высокородная» и «больше всего ценит культуру», но даже этим пронять оранжевых не удалось.
Нику раньше не доводилось общаться с такими женщинами. Увядающая, церемонная, изысканно одетая – словно мотылек, до которого невозможно дотронуться, не поломав хрупкие жесткие крылышки. Он не знал, как себя с ней вести, и отвечал на ее вопросы односложно, преодолевая замешательство, поэтому на него она тоже обиделась.
В Улонбре она выпорхнула из вагона, вокзальный носильщик выволок следом громоздкий чемодан в старом ковровом чехле.
Их осталось в купе трое. Ник смотрел в окно: перрон, толпа, кусок нарядного здания, раскрашенного в белый и ультрамариновый. Жемчужно-серое пасмурное небо. Все смотрел и смотрел, а поезд все стоял и стоял.
– Задерживают отправку, – заметил один из оранжевых. – С чего бы?
– Цепняки оцепили платформу и кого-то сцапают, – отозвался второй.
Словно скороговорку произнес.
– Где цепняки? Что-то не вижу…
– Их и не признаешь, они в штатском, – торжествуя, что оказался более осведомленным, пояснил младший, обладатель брелка-тритона. – Частная полиция Аванебихов. Я вон ту морду знаю – видишь, костюм цвета маренго? Дело нешуточное, если Параллельный задержали. Аванебихи здесь всем заправляют, улонбрийский гараоб тоже из их клана. Кого они, интересно, хотят взять – надеюсь, не нас?
– Чтоб у тебя язык узлом завязался, – пробурчал с досадой старший.
Попутчики не то чтобы всерьез испугались, но немного занервничали. Они ведь едут в Ганжебду и собираются сделать деньги на запрещенных гладиаторских играх, если Ник правильно уловил смысл их разговоров.
– Ага, сейчас пойдут по вагонам.
Ник смотрел в окно. Его это не касалось.
– Э, да их наш вагон интересует! Что-то вынюхали и всем скопом валят сюда…
Братья тоже прилипли к окну и теперь уже выглядели не на шутку встревоженными.
– Сядь, – прошипел младший. – И сделай законопослушное лицо, как у мальчика-иммигранта.
– Ты когда-нибудь прекратишь распоряжаться? – огрызнулся старший. – Твоя дохлятина на цепочке отведет любую беду, кто это говорил?
– Умница, выбрал время, чтобы оскорбить мой амулет!
«Надеюсь, им не придет в голову взять меня в заложники?» – запоздало забеспокоился Ник.
Лакированная фанерная дверь со скрипом отъехала в сторону. Плечистый мужчина в костюме цвета маренго оглядывал купе. На него смотрело снизу вверх три пары настороженных глаз.
– Полугражданин Ник Берсин, иммигрант из сопредельного мира? – Голос звучный и властный, но вежливый. – Прошу вас пройти со мной в здание вокзала. Нужно выполнить небольшую формальность, это займет немного времени.
– А в чем дело? – спросил Ник.
На лицах оранжевых проступило облегчение.
– Вы должны ознакомиться под расписку с новым указом. Идемте.
– У меня билет до Макишту. Я могу отстать от поезда.
– Поезд без вас не уйдет. Здесь есть и другие полуграждане, указ касается всех переселенцев. Пожалуйста, не задерживайте отправку.
Ник встал и вышел следом за ним из купе. Когда он ступил на перрон, от свежего воздуха, насыщенного вокзальными запахами, слегка закружилась голова.
Их сразу окружило еще несколько человек, и вся группа направилась к ультрамариновому зданию с белыми карнизами и колоннами. Из жемчужных туч накрапывало.
– От первой платформы отправляется Параллельный экспресс!
Ник оглянулся. Вокруг мельтешили люди, но все-таки он увидел, что поезд начал медленно скользить вдоль перрона.
Кто-то крепко взял его за локоть.
– Там остались мои вещи, – сказал он ровным голосом, понимая, что его обманули.
– Мы захватили ваш багаж.
Один из сопровождающих показал дорожную сумку.
– Не волнуйтесь, сейчас вам все объяснят, – все так же вежливо заверил оперативник в костюме цвета маренго.
«Да можно не объяснять. Кранты заиньке. И мне, наверное, тоже».
Они поднялись по заполненной народом широкой лестнице, свернули в заляпанный побелкой пустой коридор, поднялись по еще одной лестнице, на этот раз служебной. Ник понимал, что ему от них не удрать.
В комнату с кожаной мебелью и парадными портретами на стенах (скорее всего, императорская фамилия) вместе с ним вошел главный, остальные остались за дверью.
– Ник Берсин? – приветливо улыбнулся мужчина в элегантном светлом костюме.
Лет сорок – сорок пять, гладко выбрит, темные с проседью волосы на затылке собраны в хвост – распространенная у иллихейцев прическа – и перехвачены массивной заколкой, серебряной с чернью. Черты худощавого лица не слишком правильные, но породистые и волевые. Похож на аристократа. Миури учила Ника, глядя на того или иного человека, угадывать его социальный статус.
– Если я арестован, как иллихейский полугражданин я имею право на соблюдение всех законных формальностей. Мои поручители – сестра Миури из ордена Лунноглазой и сама Лунноглазая Госпожа, поэтому прошу вас немедленно сообщить о моем аресте кому-нибудь из жрецов Лунноглазой, как требует закон.
Эту речь Ник подготовил, пока его вели по вокзальным лестницам и коридорам. Видно было, что и аристократа, и оперативника его юридическая грамотность не обрадовала.
– Шанарчи… – с упреком произнес аристократ, взглянув на человека в маренго.
Тот состроил недоуменную гримасу и слегка развел руками, словно показывая этой пантомимой, что, если его в чем обвиняют, то он не виноват.
– Сказано же было – не пугать! – вздохнул аристократ и повернулся к Нику. – Разве кто-то говорил, что вы арестованы?
