Илья Тё - Тюрьма для Господа Бога
Далее шла Белая башня. Бесшумно и неумолимо скользила она по удивительной кругосветной монорельсовой дороге, опоясывающей весь Бавей по ложному экватору. Движение планеты и расположение монорельса были рассчитаны таким образом, чтобы витражи купола Белой Башни всегда смотрели на Черную башню планеты Чакан, око в око.
Однако величайшим сооружением Бавея по праву считался Ледяной тракт, где раз в десять лет демиург Корпорации Гордиан Оливиан Рэкс проводил декадные гонки на карах по трассе, протяженностью миллион километров, опоясанной ледяными стенами Тракта, и огибающей всю планету несколько десятков раз по кольцу и спирали…
В отличие от Бавея, Чакан был черной планетой, Миром Крови и Тьмы.
Когда-то Гор раскроил его до ядра чудовищной трещиной – Шрамом. И из космоса Чакан стал похож на яблоко, у которого чей-то жестокий нож вырезал кривую и тонкую дольку.
Поверхность планеты казалась угольно-черной из-за миллиардов тонн скоксовавшегося пепла, покрывавшего безжизненные равнины и мертвые скалы Чакана жутким, страшным ковром. Чахлый кустарник и редкие отвратительные деревья, похожие на иссушенные кисти человеческих рук с костлявыми, длинными пальцами, росли на планете. Эти ужасающие, насыщенно-черного цвета лоснящиеся растения не имели ни капли хлорофилла и не приносили плодов, – только яд струился по их вздувшимся венам и только сладковатый дурманящий аромат наркотических газов вместо кислорода испускали их мертвые листья-щупальца.
Над бездонными обрывами Шрама был воздвигнут Руиноад, выходящий за грани кошмаров, мрачный и величественный Дворец Разрушения. Часть этого ужасающего Дворца занимали собственно сооружения, где проживал по настроению сам Создатель и слуги Руиноада. Другую же часть занимала весьма живописная территория, застроенная руинированными подобиями величайших памятников Человечества.
Напротив Шрама, на обратной стороне планеты, раскинулась грозная Цитадель Хаоса, представлявшая ряд мощных крепостных сооружений, выполненных преимущественно в мрачном готическом стиле из циклопических глыб черного и серого камня. И, как всегда, в потрясающих воображение масштабах.
Далее был замок Властелина, и крепость Утумно, и башня Хатт, и дворец Черепа, сделанный из человеческой кости, со стилизованными башнями-черепами по периметру, и, наконец, – Черная башня, также установленная на невообразимом кругосветном монорельсе и вечно глядящая пустым оком купола, с тонированным бронестеклом, на вечного близнеца-антипода – Белую башню планеты Бавей. При этом сквозь Шрам монорельс проходил в самом широком месте, и почти месяц своего пути Черная башня плыла над разломом Шрама на тонкой нити железной дороги, глядя в черноту его тысячекилометровой бездны.
Однако гордостью Чакана являлись не его инфернальные дворцы с их мрачным очарованием, а владение Гора, несколько иного рода, а именно – Темная Аррена, титанический колизей Тринадцатимирья, созданный для него одним из давно погибших друзей.
На арене Аррены можно было устраивать настоящие полномасштабные сражения с десятками миллионов бойцов. Саму Аррену когда-то сработали из кратера, образованного в результате искусственного столкновения Чакана с астероидом. В результате овальное пятно Аррены можно было наблюдать с Бавея невооруженным глазом.
При Аррене имелось несколько гладиаторских школ, по сути настоящих армий с развитой инфраструктурой, сложной внутренней иерархией, собственной производственной базой и миллионами бойцов-гладиаторов.
Каждая из них располагала своими клоническими фабриками, производящими сотни тысяч гладиаторов-клонов в год. Выпускаемый фабриками человеческий материал проходил жесткий отбор в процессе обучения, где один выживавший из ста приобретал на выходе великолепную профессиональную подготовку.
Двенадцатым по счету творением Гора стало кольцо Ин-Гидасп, или же просто – Гидасп, по названию одного великого, но забытого всеми места на древней прародине человека.
Гидасп считался самым громадным космическим телом из всех, сработанных Гором, исключая разве что обе звезды Тринадцатимирья – Доростол и Дару.
По форме Гидасп был близок к Гранику, однако больше его в диаметре ровно в пятьсот двенадцать раз, в сорок восемь раз шире и в шестнадцать раз толще. Кроме того, в отличие от Граника и Гавгамела, Гидасп состоял не из одной, а сразу из двух лент, отдаленных друг от друга ничтожным для масштабов кольца расстоянием всего в сто километров и соединенных тонкими – шириной в километр – спицами жесткости. Таким образом, в разрезе Гидасп напоминал не кольцо, а, скорее, обод огромного колеса с размерами, не поддававшимися восприятию.
Гидасп, Граник и Гавгамел – три границы и три кольца, служили «щитами» Тринадцатимирья, ибо генерировали по своему периметру силовое поле, имеющее форму сферы и закрывающее собой все тринадцать миров от любой угрозы из вне. Ни один астероид, а главное ни один корабль не мог проникнуть сквозь Три Сферы, не имея на то разрешения от владельца этой частной Вселенной.
Кроме того, кольца могли выполнять функцию грандиозного нуль-портала, способного при необходимости переместить всю систему Каталаун в любое другое место и время, на усмотрение своего эксцентричного владельца…
Последней планетой Гордиана в его личном домене являлся Шандор II, называемый также Табу, планета-страж, или Бесцветный мир – тринадцатое творение, замыкающее список его планет.
Табу был изготовлен сто лет назад и располагался за границей силового поля кольца Гидасп для того, чтобы патрулировать границы частной Вселенной по самой дальней орбите. Он являлся почти точной копией Шандора I – то есть воссозданным по сохранившимся чертежам доисторическим суперлинкором Корпорации, с ангарами Второй военно-космической эскадры, а также с запасным набором специального оборудования и вооружений, включая пси-доминатор, гравитационный контроллер и прочие забавы демиургов-акционеров.
Кроме того, после завершения работ над своей частной Вселенной Гор оставил на Табу саму «машину творения», – комплекс Скоропей, выпускаемый Нуль-Корпорацией для нужд создателей карманных Вселенных.
Название планеты – Табу, скорее всего, было связано с тем, что орбита Шандор II являлась официальной границей частных владений акционера Нуль-Корпорации Гордиана Рэкса. Отсюда, с тонкой и невидимой линии орбиты последнего сателлита Каталауна, заканчивали свое действие законы Нуль-Корпорации и начиналась его безграничная власть над любым материальным объектом и любым живым существом, рискнувшим пересечь пределы его частного кластера.
За орбитой Табу звездная система Гордиана Рэкса заканчивалась. Кроме двух звезд, трех колец и десяти планет в кластере Тринадцатимирья ничего больше не было – даже пыль исчезала в пределах пары парсек за третьим кольцом и Табу. Во все стороны от системы устремлялась только ледянящая пустота, пронизанная изредка одинокими квантами космических излучений…
Именно так в тридцатый день месяца Тот выглядела частная Вселенная господа Гора, демиурга кластеров и акционера Нуль-Корпорации, созданная им почти двести лет назад из побуждений самовыражения и для той малой толики наслаждений, в которой нуждается каждый измотанный бездельем рантье и извращенный скукой бездельник. Личная Вселенная, как говорил он себе, просто дом.
Внезапно что-то коснулось головы Гора, и, вздрогнув всем телом, Творец Тринадцатимирья широко распахнул глаза ото сна. Над ним нависал бревенчатый потолок барака Дуэльной школы, потемневший от времени и дыхания сотен рабов-кадетов, ночевавших на жесткой койке, в которой Гор сейчас спал. А ворвавшийся сквозь открытое окно ветер теребил его только начавшие отрастать волосы…
Просто дом, подумал Гордиан и криво усмехнулся. Просто дом.
Глава 18
Снова в школу
Еще в поместье Гор был удивлен полным отсутствием в числе персонала сего занимательного учреждения свободных людей. Поэтому, вновь оказавшись на территории Дуэльной школы, он был не особо поражен тем, что повсюду сновали люди в серых ошейниках с блестящими на солнце бляшками экранов-индикаторов. Вообще, насколько уже можно было судить, не только поместье и школа, но вообще все население его новой родины более чем на девяносто процентов состояло из рабов.
Гордиан Рэкс не был экономистом и социологом, однако даже он понимал, что подобное соотношение в нормальном обществе является не только невозможным, а попросту абсурдным. Ведь даже если отбросить экономическую бесперспективность подобного общественного деления, останется проблема социальной неустойчивости, ибо подавляющая численность рабского населения будет постоянно испытывать сильный соблазн поднять бунт, который при таком численном первосходстве не может окончиться неудачей.