Андрей Круз - Я Еду Домой 3
Только бы не остановиться, не упереться в глубокую канаву, через которую "унимогу" не перебраться, не застрять - тогда догонят, найдут по следам, которые мы оставляем за собой, такие четкие, что их, наверное, даже из космоса видно, и расстреляют. Летят комья грязи из-под мощных колес, шелестит трава.
Есть мостик, точнее еще одна перемычка, перескочили поля, понеслись вдоль узкого канала, снова свернули... еще канава, но через нее грунтовка идет, преодолели. Дорога, нормальная, асфальтовая, многополосная. Надо бы налево свернуть, подальше от врага, но сразу мысль в голове: "Именно там искать и будут!" - поэтому направо, опять в сторону водохранилища. Нырок в тоннель, над головой не дорога, а канал, затем вперед по асфальту, к скоплению гигантских, как здесь принято, теплиц. Между ними проезды, их много, лабиринт настоящий, поди еще найди нас там. Надо останавливаться, я же слышу, как сзади дышит Дрика, это не царапина, это...
Треск проломленных кустов, поворот налево, направо, снова налево, с обеих сторон стены из полупрозрачного пластика, натянутого на легкий каркас, за каждой такой стеной стена зарослей. Все, стоп!
Машина даже юзом прошла немного, качнулась взад-вперед, гулко скрипнули тормоза. Перепрыгнул на заднее сиденье, уже сплошь залитое кровью, потащил из-за него фельдшерскую сумку, ту самую, которую везу еще из Аризоны, с помощью которой Дрика мне лицо латала.
- Ты как? Куда тебя?
Бледная как смерть, изо рта кровь и пузыри, смотрит на меня и даже не пойму, видит или нет. Разгрузка вся кровью пропитана, хоть выжимай, кровь откуда-то даже на пол капает. Сжал стопоры застежек, откинул тяжелую переднюю часть карриера с магазинами и не сдержался, охнул вслух. Майка буквально сочилась кровью, и текла она не из одной раны. Рванул из кармана нож, одним махом располосовал ткань от горла до низа, растянул в стороны, чувствуя, как уходит почва из-под ног, как наваливается тяжелое отчаяние. Не спасу. Не смогу. Нечем, не умею, не знаю как.
Кот, собравшись в комок, сидит на сумках, сваленных кучей за спинкой сиденья, испуганно таращится на меня желтыми глазами. Хоть бы ты чем помочь мне мог...
Дрике попали в спину, пули прошли насквозь, почти не заметив такой преграды, как ее тощее тело. Одно выходное отверстие, вздутое, с надорванными краями, пенящееся пузырями, было прямо над правой ее грудью, а еще одно, кровь из которого лилась медленным вязким потоком, темная, было под ребрами. И еще штанина, она тоже в крови, я не знаю даже за что хвататься.
Рванул застежки сумки, понимая, что не смогу придумать ничего кроме повязки. Бинт, подушка. Куда сначала? Нижняя рана страшнее, из нее течет неумолимо, непонятно вообще, откуда в этой девочке столько крови, как она еще жива. Прижал к ране тампон, снова замер: как бинтовать? Можно ее переворачивать?
Услышал шепот, обернулся резко. Губы девушки шевелились, она смотрела мне в глаза.
- Что?
- Простите меня, - прошептала она так слабо, что я скорее прочитал по губам.
- Заткнись, молчи! - крикнул я на нее скорее с испугу. - Сейчас все нормально будет, перевяжу - и к людям, в госпиталь. Молчи.
- Не будет, - прошелестела она в ответ так же тихо и так же отчетливо. - Простите меня.
- Ты...
Я запнулся. Взгляд исчез. Она только что смотрела на меня, а теперь нет, из голубых ее глаз просто ушла жизнь.
- Нет, - сказал я, и слово в тишине прозвучало жалко. - Нет, ты не...
Кот как-то жалко проблеял и уставился мне в глаза.
- Нет, - повторил я, все еще не веря в то, что произошло. - Это неправильно. Так не может быть.
Стащил с руки перчатку, прижал руку к ее тонкой шее. Нет пульса. Все. Умерла. Ублюдки убили ребенка.
Дышать получалось с судорогами, с болью, с темнотой в глазах. Вкус крови во рту, резкая боль в прокушенной губе.
Они ее убили. Она добралась сюда со мной через весь мир, а они ее убили. Ни за что. Они убили Сэма, они убили малолетнюю художницу. Они заманили ее обещанием найти ее мать, скорее всего давно погибшую, и когда не получилось захватить - убили.
Я накрыл ей лицо ладонью, закрывая глаза, и отдернул назад, словно ожегшись - на лице остался кровавый отпечаток. Судорожно схватив из сумки тампон, плеснул на него спиртом из пластикового баллончика, начал оттирать следы красного с бледной кожи. Кровь размазывалась, я почему-то злился, словно это стало самым важным. Потом замер, спохватившись.
- Нет.
Я потянул из-под сиденья рюкзачок "мародерку".
- Нет, этого не будет, - сказал я, глядя в мертвое лицо девушки. - На ту сторону я тебя не отпущу, оставайся с людьми.
В руках у меня оказался пистолет с деревянной рукояткой и длинным четырехгранным стволом. Оттянул легкий затвор, увидел, как в казенник скользнул маленький патрон с серой пулькой. Зажмурился до огненных кругов, собираясь с духом сделать то, что сделать надо. Обязательно надо, так нельзя, нельзя дать ей вернуться оттуда, где она сейчас, нельзя!
- Прости, прости, пожалуйста, - пробормотал я, приставил ствол к маленькому уху, тоже испачканному кровью, и нажал спуск. - Нельзя по-другому, поверь мне, ты поймешь, поймешь обязательно.
Я похоронил Дрику за одной из теплиц, выкопав могилу в рыхлом грунте. Ни албанцы, ни мертвяки не побеспокоили меня, пока я рыл яму, пока укладывал в нее завернутое в желтый брезент тело девушки, удивительно, нереально легкое, почти невесомое. Уже в яме я откинул брезент, посмотрел в ее спокойное лицо. Я сделал для нее что смог, отмыл всю кровь, даже переодел. Положил на грудь ее "глок", сложив поверх него руки в перчатках. Она погибла в бою, как воин, пусть так и покоится.
Во мне словно все замерло, замерзло, умерло. Я закапывал могилу размеренно, монотонно, словно автомат. Эти люди словно что-то убили во мне, что-то сломалось, я это чувствовал ясно и твердо. Только сейчас я понял, что она для меня значила. Значила с того момента как я ее подобрал в Юме, эта молодая, серьезная и такая хорошая девушка. Не говоря себе этого вслух, я ее удочерил, и теперь они убили моего ребенка. Ребенка, который спас мне жизнь не один раз и этого я тоже не забыл. Они убили моего ребенка, они убили моего единственного друга, и они там живы. Они, кажется, даже не пытались за мной гоняться. Зря. Надо было гнаться и обязательно догнать. И обязательно убить, потому что теперь им делать это поздно.
- Я с них получу за тебя, - сказал я, втыкая в могильный холмик самодельный крест, на скорую руку связанный из двух дощечек. - С процентами. Я с них с такими процентами получу, что вы с Сэмом будете хохотать там, где вы сейчас, глядя на них. За вас обоих получу. А потом я поеду домой.
Черпая ведром воду из дренажной канавы, я отмыл салон машины, спокойно, методично, даже равнодушно. Окрашенная кровью вода стекала на землю, я даже ощущал запах крови сквозь вонь солярки, которой вытекло немало из пробитых пулями дыр в танке. Я уже заделал эти дыры, забив в них деревянные чопики. Сэм наделал их заранее, предположив, что где-то мы и на обстрел можем нарваться. Как в воду глядел. Затем вымел осколки выбитых пулями стекол, уложил в порядке вещи.
Закинув в кабину кота, я завел "унимог" и выехал из тепличного лабиринта, попутно сбив заплутавшего мертвеца в рабочем комбинезоне. Колеса машины проехали по нему, хрустнуло противно. Короткая дорога привела меня почти что к самой деревне Рейпветеринг, которую я нашел по карте, но остановился я раньше, свернув на пустое фермерское подворье, где и загнал "унимог" в огромный сарай.
Вытащив кота из машины, я опустил его на землю и сказал:
- Пойдем, поможешь мне проверить место, нет ли тут кого мертвого.
Кот словно понял меня и пошел рядом, оглядываясь по сторонам и к чему-то прислушиваясь. Когда я вскрыл с помощью гвоздодера дверь в дом, он скользнул внутрь, что-то невнятно муркнув, а я вошел следом. Никого здесь не было, ни мертвых, ни живых. Люди уехали, что меня удивило - голландцы, говоря откровенно, народ жадный, хозяйство не бросят. Потом я подумал и решил, что повлияло соседство. Жить рядом с албанской бандой решится или самоубийца, или желающий ишачить на них бесплатно. Вот люди подумали, да и свалили от греха подальше.
Потом мы с Тигром так же методично обошли все хозяйственные постройки и тоже не нашли никакой опасности. Я перетаскал из машины несколько сумок в дом, запер дверь на починенный засов, закрыл ставни первого этажа и сказал коту:
- Здесь пока поживем. У нас с тобой дела, нам посчитаться надо.
Открыв чехол с винтовкой М25, я начал обматывать ее проволокой, подсовывая под нее пучки зеленой травы, которую принес со двора. Мне надо будет хорошо маскироваться.
5 июня, воскресенье, утро. Нидерланды, деревня Кааг.
Я выехал из дома с рассветом, едва стало можно различать дорогу, не включая при этом фар. Выехал на мотоцикле, не газуя и стараясь шуметь как можно меньше, не нужно мне лишнего внимания ни от кого. Добрался до теплиц, раскинувшихся по обе стороны от того шоссе, что проходило под каналом, затем свернул с дороги налево. Вскоре мотоцикл был упрятан в узком проезде, а я тихо и медленно двигался дальше, в сторону канала, больше всего сейчас опасаясь нарваться на мертвяка в "режиме сна", неподвижного и бесшумного. За спиной у меня была замотанная травой винтовка, а в руках пистолет, длинная труба глушителя которого словно ощупывала путь передо мной, а временами ей помогало красное пятнышко лазерного целеуказателя - при таком освещении лишним не будет.
