Андрей Ерпылев - Выход силой
Было противно касаться замаранных с одного краю в крови бумажек, но Игорь, помедлив, все-таки взял деньги: не век же ему, как разменная монета, переходить из рук в руки, наращивая долги. И уже самостоятельно расстегнул ремень убитого, снимая подсумки с патронами…
— Молодцом, Гладиатор! — похвалил командир. — Плюнь на брехню, будто на вещах убитых лежит проклятье. Я свои первые трофеи сорок с лишком лет назад взял, а поди ж ты, жив-живехонек.
— Ну, поигрались, и будет… — Меченый вышел наружу, кивнул оставшимся в живых подчиненным, уже завладевшим пулеметами блокпоста, и вынул из кармана свисток на длинной цепочке.
А несколько минут спустя после его, видимо условного — три коротких и два длинных, — свиста перед блокпостом уже было не протолкнуться. И поток вооруженных до зубов людей долго не иссякал…
* * *Второй, более слабый, блокпост, находившийся перед самым входом в город, вырезали оставшиеся позади пятерки Меченого. Отряды наемников, не встретив никакого сопротивления, хлынули на улицы Черкизова подобно бурному потоку. И сразу же отовсюду понеслись одиночные выстрелы и автоматные очереди, истошные женские крики и предсмертные стоны. Начался обычный, десятки тысяч раз за историю человечества повторяющийся для любого захваченного города кошмар.
На глазах у Игоря двое наемников, уже успевших где-то хватить спиртного или наркоты, с хохотом протащили полуголую женщину, вопившую во все горло. Она тщетно пыталась прикрыть срам разорванным подолом ночной рубашки. Время налета было выбрано удачно, и большинство жителей, если только они не принадлежали к армии «ночных работников», мирно почивали в своих постелях. Еще один победитель волок мешок, набитый чем-то угловатым, зыркая но сторонам, будто голодный волк.
Но большая часть «солдат удачи» сумела сохранить подобие дисциплины и теперь ускоренным маршем продвигалась к «чистой» окраине Черкизона, где, насколько было известно Игорю, в не так давно отрытом и обустроенном «квартале» располагались президентский дворец и правительственные учреждения.
Тюрьма, в которой ему довелось побывать, кстати, входила в некий санитарный кордон — административно-жилой пояс, отделяющий «гнездо власти» от остального Города Греха. Вообще же этот привилегированный анклав как бы уравновешивал трущобы, включавшие в себя и «веселый квартал», и Ристалище, и множество прочих злачных мест. Однако праведников было слишком мало, чтобы это равновесие могло сохраняться и далее.
Игорь старался не отставать от Меченого.
— Сто раз говорил, тщательнее надо контингент подбирать, вдумчивее… — Меченый запыхался, по не сбавлял ритм — старый боевой конь был в своей привычной стихии. — Только кто нас, стариков, слушает? Эти вот, — указал он большим пальцем руки, затянутой в кожаную перчатку без пальцев, через плечо, — еще выстрела не сделали, а мародерствуют вовсю. Помяни мое слово, парень, когда все закончится, нам с тобой, если повезет в живых остаться, еще придется это дерьмо вычищать, да к стенке ставить. На страх остальным.
— А мы-то чем лучше? — Князев чувствовал, что окровавленные деньги обжигают ему кожу через ткань.
— Мы? — Старый наемник взглянул на него, как на несмышленого ребенка, сморозившего откровенную глупость. — Мы у врага берем. У того, кто, если бы тебя или меня грохнул, точно так же поступил бы. Баш на баш, так сказать. Мирных поселян только подонки грабят. А уж насильников я бы, Гладиатор, своими руками кастрировал. Тупым штыком, да под корень. Я таких… — он скрипнула зубами, — с Чечни ненавижу. Были у нас сучата такие… Насиловать, конечно, не насиловали — местные бабы — они такие, что лучше когтями горло себе раздерут, чем без согласия отдадутся, но уши резали.
— Как это? — не понял Игорь.
— Да вот так. — Меченый на ходу приложился к фляге, молча предложил молодому товарищу, но тот отказался — пахнуло такой сивухой, что нос, как говорится, набок завернуло. — Ухо оно что? Хрящ, да кожа. На солнышке подсушить — как лепесток цветочный становится. Вот эти гады и резали убитым уши. Будто скальпы индейцам. Мол, глянь, какой я крутой — сколько духов завалил!.. Да ты, наверное, и не знаешь, кто такие индейцы. Дитя подземелья.
— Знаю. — Игорь действительно читал полкниги про Зверобоя, а оставшуюся половину ему брат Антон пересказал своими словами. — Это такие дикари были. В Америке.
— Дикари… — Меченый вздохнул и еще раз отхлебнул из фляги. — Это вы дикари. Те, кто тут родился и света белого не видел.
— Я до Катастрофы родился.
— Да? Значит, я совсем стар стал, все вы для меня, сопляки, на одно лицо. Так вот, — спохватился он, — беда в том, что уши-то они, паразиты, не только у матерых душар резали. Когда ссохнется, — он тронул мочку уха, — и не отличишь мужское или женское… Или детское.
— И у детей? — ужаснулся Игорь.
— За детей не скажу, но слухи ходили. Словом: чем больше, тем, якобы, доблести больше. И в Россию, главное, правдами-неправдами перли. Наркоту на Гранине отбирали, оружие… Шмотье, бывало… А кто спичечные коробки перетряхивать будет?
Меченый помолчал.
— И что самое гадское, — голос его сел, — уши эти, бывало, самые что ни на есть блатные выменивали. Те, что по каптеркам да ленкомнатам штаны просиживали, а на боевые — ни ногой. А по коробкам выходило — супермены настоящие. Куда там Рэмбо всяким.
— А кто это — рембо?
— Эх, сопливые вы… Долго объяснять, Гладиатор.
— Меня Игорем зовут, — признался парень.
Очень уж его взволновал рассказ старого солдата, быть может, ровесника самого Бати. Или даже соратника.
— Игорем, значит? — Меченый хмыкнул. — Хорошее имя… Дружбана у меня так звали. С самого детсада корешились, не разлей вода были. А после школы разошлись пути-дорожки. Ты, поди, и не знаешь, что такое детский сад, а?
— Конечно знаю, — с обидой ответил Игорь.
Еще бы он не знал, что такое «детский сад»! Всем известно, что это такой парк, по которому нянечки и бабушки за ручку водят малышей. Водили… Он отлично помнил, как добрая пожилая женщина, лицо которой все больше и больше стиралось с годами, водила там его, Игоря. Помнил восхитительный вкус лакомства под названием «замороженное», блестящий шарик, все рвавшийся и рвавшийся из детской ручонки и один раз все-таки отпущенный на свободу из жалости… А рядом все время был Антошка.
— Совсем молодей, — в своей манере страшновато ухмыльнулся Меченый. — Только не жди, что я тут тебе тоже представлюсь-расшаркаюсь. Не дождешься.
Из проулка ударили первые выстрелы.
* * *Наемникам с минимальными потерями удалось преодолеть первые рубежи обороны, спешно организованные застигнутыми врасплох бойцами президентской охраны. Но буквально в двух шагах от пели они натолкнулись на столь ожесточенное сопротивление, что насту нагельный порыв выдохся сам собой. Нападавшие заботились только о собственной шкуре и карманах, поэтому рисковать жизнью им хотелось меньше всего. Пришлось самим перейти к обороне, поскольку взять с налету твердыню, расположенную в самом сердце Черкизона, они даже не стали пытаться. И без того эта попытка стоила наемникам потери добрых двух десятков бойцов, скошенных в упор кинжальным огнем трех пулеметов, бивших из заложенных почти до верху всяким барахлом окон «белого дома». Окна в подземном городе, вообще, играли больше декоративную роль, а уж если напихать в них обломки мебели и прочего барахла — очень легко становились бойницами и амбразурами.
Игорь, конечно, подозревал, что часть «убитых» чувствовала себя отлично, — слишком уж удачно они расположились за телами своих невезучих коллег, но выдавать себя не считали нужным, прикидываясь мертвыми под свинцовым ливнем, готовым встретить любого, кто неосторожно решит не то что приподнять голову, а просто шевельнуться.
— Артисты, — подтвердил Игоревы догадки Меченый, который, морщась, бинтовал оцарапанную рикошетом руку: от помощи подопечного он отказался — царапина, мол, чего на такие пустяки внимание обращать? — Жмуров изображают. А вот фиг им! Там, наверху, — он ткнул перемазанным кровью пальцем вверх, в грубые своды черкизонского «неба», — этакий финт, может быть, и проканал бы, дождаться темноты, отползти к своим… А тут чего ловить? Сколь носом грязюку ни рой, это солнышко не закатится.
Он имел в виду несколько мощных прожекторов, которые заливали «площадь» перед «дворцом» синеватым светом: драгоценное электричество тут, судя но всему, не экономили. Как, впрочем, везде и всюду для тех, кто «самый равный среди равных».
— Хорошо укрепились, — продолжал командир, прикрывая глаза ладонью от бьющего в глаза яркого света. — В прошлый раз окошечки были пошире, а люстр этих гадских — поменьше.
— Разве…
— Ну да, сынок, не в первый раз я уже это гнездышко штурмую, — оскалил пол рта наемник. — Видишь, на стенах выбоины пулевые? Наша работа.
