Виктор Лебедев - Летящий вдаль
Из зарослей перед институтом выпрыгивают две тощие облезлые шавки и какое-то время преследуют наш «Урал», скаля пасть и лая, пока один из бойцов не поднимает что-то с пола грузовика и не швыряет в тварей. Они тут же ретируются, и вся их смелость вмиг испаряется. Хищник всегда ведет себя спокойно и с достоинством – так было, так есть, и так будет. А эти собакообразные никакие и не хищники, скорее, падальщики.
Небо затянуто тучами, солнечные деньки, скорее всего, уже позади. Ранняя осень вступила в свои права, но еще по-прежнему душно – спина моя взмокла, одежда неприятно липнет к телу. Стараюсь не замечать эти неудобства, тем более, что скоро придется попотеть еще сильнее.
На выезде на Морскую улицу еще один блокпост, на этот раз гораздо более укрепленный. Всю улицу перекрывают «ежи» и мешки с песком, за брустверами довольно многочисленная группировка серьезных бойцов. Тут же пара джипов с пулеметами, направленными в сторону вокзала. «Урал» тормозит перед блокпостом, к нам не спеша подходит человек в камуфляже, маска полностью скрывает его лицо.
– Тоха, – слышу я, как он обращается к водителю, – первая партия?
– Да, – отвечает Антон. – Пора покончить с этими упырями. Вырезать и выжечь заразу.
Впереди бойцы оттаскивают в сторону пару «ежей», освобождая для нас дорогу.
– Удачи! – желает нам безликий и машет рукой.
Ревет двигатель, трясется кузов, мы снова трогаемся и выкатываем на Морскую, запруженную брошенными автомобилями, пересекаем проезжую часть и вторгаемся на территорию вокзала. Хрустит и крошится битое стекло под мощными колесами, вдавливаются железяки в податливое асфальтовое полотно. Мы осторожно проезжаем мимо ряда сгнивших автобусов и маршруток, выкатываем на открытое пространство, тормозим. Грузовик фыркает и замолкает. Вокруг разливается гнетущая тишина.
Глава 14
Третья сила
Вокзал
Вот уже добрый десяток минут мы стоим посреди вокзальной площади и не торопимся выходить из «Урала». Эта тишина слишком подозрительна, она давит и заставляет нервничать. Я оглядываю сам вокзал: на основном здании еще сохранились буквы «Волгодонск», почерневшие и покосившиеся. Оригинальные часы, выполненные в виде орбит частиц атома вокруг стрелок, давно остановились, плитка местами обвалилась, стены покрыты причудливыми узорами трещин, сквозь провалы проглядывают остовы товарняка, застывшего на железнодорожной станции и приржавевшего к рельсам навечно, а узкая башня справа обвита ползучими цветущими растениями. Печальное зрелище. Просто удивительно, как не осыпались еще стены, не просела крыша, и на месте единственного городского вокзала не оказалась груда обломков.
Наконец, мы выбираемся из кузова и спрыгиваем на асфальт, поднимая тучи пыли. Отмахиваемся от нее, прижимаясь к корпусу «Урала», чтобы прикрыть тылы. Из кабины спрыгивает Тоха, командует. Бойцы двух замыкающих отрядов вытаскивают пару ранцевых огнеметов. Мы же, первый отряд, медленно выдвигаемся вперед, ощупывая взглядом каждый угол, каждую трещинку и выемку. Я скашиваю глаза на Данилова – огромные черные очки скрывают от меня выражение его глаз, но плотно сжатые губы говорят о том, что Иван сосредоточен и внимателен. На такого товарища можно положиться, и я решаю в момент опасности быть к нему поближе – если что, прикроем друг друга. За нами начинают движение и два других отряда, растянувшись цепочкой, ощерившись стволами «калашей» и выставив сопла огнеметов. Одновременно с этим на дорожную пыль падают первые крупные капли дождя. Этого еще не хватало!
Мы приближаемся ко входу. Твари по-прежнему никаким образом не заявляют о себе – ни звука, ни шороха, только наши ноги, обутые в ботинки, шаркают по площади. Дверь вокзала давно сорвана с петель, зияет открытый проход в полутемный зал, усыпанный мусором. Первым вхожу в просторное помещение, в котором хаотически торчат балки, стоят кривые каркасы киосков, вдоль стен располагаются навсегда замолчавшие кассы, а углы поросли паутиной. И здесь тихо, никто не прячется под завалами, за стеной, никто не притаился в груде сопревшего картона, трухи и прочего хлама на полу. Мы осторожно осматриваем помещение, не пропустили ли какой-то норы. Чисто.
По выщербленной лестнице медленно крадемся на второй этаж. Под нашими ногами осыпаются ступени, шуршит ветошь. Данилов идет позади меня, готовый в любой момент выстрелить.
Второй этаж зала ожидания с рядами продавленных кресел не в таком запустении, здесь и пространство побольше. Сквозь окна видно пасмурное небо с темными тучами. И тут, в дальнем углу, я замечаю существо. Видимо, это и есть турист.
Из головы у него растут какие-то иглы, как у дикобраза, и он то пригибает их к своей уродливой башке, то смешно топорщит. Глаз один, здоровый, навыкате, сразу над приплюснутым широким носом. Кривой рот щерится, по подбородку стекает вязкая слюна. Оскал – будто неумелый хирург разрезал плоть от уха до уха, особо не заботясь о внешней красоте. Вдоль выступающего сквозь кожу позвоночника беспорядочно растут маленькие выросты-шипы. Существо передо мной горбится, шипит, его шестипалые лапы то вытягиваются вперед, то резко отдергиваются. Ноги ниже колен густо покрыты жесткой с виду шерстью. Красавчик, одним словом.
Внезапно мут демонстрирует поразительную реакцию: его полусогнутые ноги распрямляются, и он одним махом преодолевает расстояние в несколько метров, отталкивается от стены, резко меняет направление и оказывается практически рядом с нами, застывшими посередине помещения. Он то ли рычит, то ли ворчит, разевая свою кривую пасть и демонстрируя мелкие острые зубки.
Я слышу, как за спиной лязгают затворы, но на мгновение опережаю бойцов из первого отряда. Моя рука с обрезом давно отслеживает перемещения и метания по залу этого существа. Пора действовать!
Обрез выплевывает свинец, и тело туриста отбрасывает назад, на пластиковые кресла. Сиденье не выдерживает напора и лопается, летят осколки пластика. Но тварь тут же вскакивает. Я все-таки немного промахнулся – попал в плечо. Рука туриста безвольно болтается, он яростно шипит, скалится и делает несколько шагов по направлению к нам. В битву вступают другие бойцы. Гремят выстрелы, тело твари рвут пули, взмывают в воздух капельки зеленоватой крови. Но прежде чем турист падает безжизненным растерзанным мешком на пол, он неожиданно плюет в ближайшего к нему человека.
Слюна, попав на рукав куртки, мгновенно закипает, разъедает ткань и начинает терзать плоть. Мужчина кричит, хватается за руку, на которой стремительно растет чудовищный химический ожог. Боец падает на пол и начинает биться в конвульсиях. К нему подскакивает Антон и выстрелом в голову прекращает мучения парня. Тоха выглядит бледным, бескровные губы не сразу находят в себе силы молвить:
– Сжечь тварь! – он кивает на лежащего в нескольких метрах неподвижного туриста, затем смотрит на застреленного им мужчину. – И его тоже.
Мы спускаемся по ступеням, выходим из главного здания вокзала под аккомпанемент гудящего огнемета второго отряда.
– Я так понимаю, это только начало? – спрашиваю я Тоху, но он не удостаивает меня ответом.
Двигаемся к перрону, по пути внимательно осматривая подозрительные места, где могут укрываться туристы. Нас остается пятеро, но где-то там, в десятке метров за нами, двигается третий отряд, прикрывая наш тыл.
Над железнодорожным полотном, захламленным беспорядочно стоящими товарными вагонами и цистернами, летают встревоженные птицы. Перрон местами обвалился, кое-где покрыт подозрительным мхом, который на всякий случай лучше обходить подальше.
Замечаем несколько особей на крышах стоящих в отдалении цистерн, внешне они такие же, как их сородич в зале ожидания. Я насчитываю четверых. Одного из них успевает снять из СВД мужик из третьего отряда, остальные ретируются и скрываются среди вагонов.
Накрапывает дождь, прибивая пыль к земле. Легкий ветерок, огибая неподвижные составы на путях, создает причудливые звуки. Ржавые тепловозы и вагоны сбились в кучу на искореженных рельсах, пути заросли чертополохом с огромными колючками, платформа усеяна сухими ветками, потрескивающими, когда мы на них наступаем. Пути сильно заросли сорной травой, будто природа старается как можно скорее скрыть, спрятать неприглядную ржавчину.
Слева какая-то подозрительная мутная жижа, которую мы обходим стороной. Ее поверхность немного рябит от ветерка, а редкие крупные капли дождя будто проглатываются ею без остатка, лишь всплывают белесые пузыри. Лучше держаться подальше от этой зловонной лужи. Мы спрыгиваем с платформы, осторожно преодолеваем первую линию путей. Шпалы под подошвами ботинок трухлявые и рассыпаются под нашим весом, а сухая трава цепляется за штаны колючими стеблями, норовит опутать лодыжки. Я ощущаю стойкое неприятие, находясь здесь, а мое шестое чувство кричит об опасности. Зачем я сунулся сюда, зачем согласился? Разве я стремлюсь кому-то что-то доказать, или обязан выполнять чужие приказы? Ведь можно было бы просто наплевать на Сатковского – он отчего-то думает, что мы с Даниловым ему обязаны за то, что приютил нас. Я бы посмотрел, как сам Юрий Владимирович шагал бы сейчас рядом. Уверен, у него первого бы сдали нервы.
