Михаил Кликин - Чистилище. Охотник
Вова отпустил Эдика, и тот упал.
– Делаем «стол», – тихо сказал Вова. И уже никто не решился ему возразить…
Мастерить ковчег пришлось Лёвке Мартынову – он вытянул длинную соломинку и был этому несказанно рад. Конечно, в одиночку выволакивать из чащи замшелые валежины было тяжело. Но уж лучше это, чем собирать по кустам трупы друзей.
Как назло, возле поляны подходящих бревен оказалось мало. Лёвка уронил несколько сухостоин, но остальной материал для ковчега приходилось брать всё дальше и дальше. Конечно, можно было бы срубить несколько деревьев. Но, во-первых, Вова запретил сильно шуметь, опасаясь, что разведчики чужаков могут оказаться где-то неподалеку, а во-вторых, работа эта отняла бы слишком много времени.
Вскоре Лёвке повезло: отойдя от строящегося ковчега метров на двести, он наткнулся на большой вывал леса. Сильный ветер когда-то выкорчевал здесь несколько больших сосен, а вместе с ними рухнули и деревца поменьше. Их покрытые мхом стволы уже подгнили, но еще не развалились в труху. Лёвка притащил на поляну два обломка березы, вернулся, чтобы попробовать выволочь из завала ствол осинки. Он подрезал корень, отломал сухой сук, вонзившийся в землю. И, взявшись за комель, попытался его приподнять.
В завале что-то затрещало. Лёвка, чувствуя, что дерево поддается, удвоил усилия. Вены на его лбу вздулись, на лбу выступила испарина, в глазах потемнело. Он, кряхтя, всё же выворотил тяжелую валежину и выпрямился, переводя дух.
Ему показалось, что одна из могучих сосен, образовавших завал, шевельнулась.
Он повернул голову, думая, что нарушил равновесие навалившихся друг на друга деревьев, и увидел, как прямо на него, легко ломая толстые сучья, несётся какая-то тень.
Он не понял, что это. Не успел.
Тень прыгнула на него – и Лёвка умер.
В этот самый миг на поляне, куда охотники стаскивали тела убитых товарищей, взвыли собаки.
– Что это? – Вова Самарский схватился за оружие.
– Мут, – сказал, бледнея, Гоша. Он посмотрел на Динго, окинул взглядом всю свору. И уверенно показал пальцем:
– В той стороне.
– Проклятье! Там же Лёвка!
– Мутировал?
– Возможно.
– Или?..
Собаки, поджав хвосты, смотрели в лес, скулили, дрожали. Только Динго скалился, редко и нервно лаял – будто кашлял.
– Там не Лёвка, – сказал Гоша. – Там кто-то чужой.
Вова сдвинул рычаг переводчика огня в режим стрельбы очередями, переместился вправо, прижавшись спиной к толстому, липкому от смолы стволу. Охотники последовали его примеру – приготовились к встрече неизвестного врага.
Только это их не спасло.
Собаки вдруг взвизгнули и бросились врассыпную. А на поляну выскочило жуткое существо – воплощенный ночной кошмар.
– Ламия! – выкрикнул Вова, хотя ни он, ни кто-то другой не знал точно, как выглядит Ламия. Все свидетели жили не дольше нескольких секунд после того, как царица местных болот и лесов оказывалась в зоне видимости. Вряд ли охотникам суждено было стать исключением.
Автоматная очередь ударила по ушам. Вова больше не жалел патронов, понимая, что они ему больше не потребуются, если Ламия в сей же миг не испустит дух.
Он был уверен, что попал туда, куда нужно.
Эдик Бабуров с диким кличем кинулся на замершую посреди поляны тварь, чующую кровь и человечину, но еще не решившую, где утолить свой голод. Он успел ударить Ламию топором. Но она дернула шеей – и её голова словно выстрелила вперед, раскусив могучими челюстями череп нападавшего.
Обезглавленный Эдик упал.
Ламия облизнулась – её язык был чёрный, её пасть была полна крови. А потом она словно растворилась в воздухе и в тот же миг рухнула на Вову, подмяв его под себя.
Гоша кинулся в лесную чащу, где с визгом наперегонки мчались прочь собаки. Но Ламия оказалась быстрей человека – острые когти вспороли низкороду спину, и он покатился по земле, корчась и крича от дикой боли. Верный Динго вылетел откуда-то сбоку, впился в ногу Ламии. Она одним движением раздавила пса и высоко его подбросила – бесформенная тушка повисла на березе, собачья кровь потекла по белому стволу.
Ламия поднялась на задних лапах, вытянулась, замерла, прислушиваясь, принюхиваясь, не прячется ли где-нибудь новая жертва. Но всё было тихо. Она опустилась на четвереньки и принялась жадно глотать теплое свежее мясо, срезая его с костей острыми зубами, терзая его когтями.
Пищи было много. В обычные дни Ламия задержалась бы здесь, устроила бы лёжку под открытым небом, отъедаясь, и только потом двинулась бы дальше на поиски новой добычи. Но сейчас какое-то незнакомое чувство не позволяло ей успокоиться, гнало куда-то. Тянущие боли в низу живота становились всё сильней – они беспокоили Ламию. Она чувствовала, что скоро многое изменится. Ей хотелось странного. Даже голод не мучил её так, как обычно. Она должна была сделать нечто такое, чего никогда не делала раньше.
Ламия, впившись зубами в ногу одной из жертв, потащила добычу в кусты. Ведомая инстинктом, она ушла в лес – туда, где вековые деревья, вывороченные бурей, образовали завал. Ламия сначала в одном месте царапнула когтями мягкий мох, потом в другом. И, подчинившись наитию, принялась рыть землю, стараясь забраться поглубже и подальше – в самую сердцевину завала.
К концу дня она закончила обустраивать свое логово и вернулась на поляну, чтобы забрать добычу. Этим маршрутом она прошла еще не раз, перетаскивая трупы в новое убежище – надёжное и уютное. Но, даже закончив работу, Ламия не могла успокоиться. Она чувствовала, что еды слишком мало.
Она долго бродила по лесу, слизывая кровь с травы и листьев, принюхиваясь к следам, фыркая от резкого запаха пороха. Ламию нельзя было назвать разумной, однако её мозг работал хорошо – и вскоре в её голове сложилась четкая картинка: сколько людей здесь было, как они перемещались… Много людей, собравшись, отправились на север – к морю. Они пахли металлом и огнем – эти запахи тревожили, отбивали аппетит. Но был и другой след – неровный, извилистый, пахнущий кровью. Два человека пытались спастись. Вряд ли они ушли далеко – Ламия чувствовала их слабость.
Она заворчала, повернувшись лицом на восток.
Туда ушли люди.
Туда вела кровавая тропа…
35
При всей своей силе и скорости, муты были всё же слишком глупы и прямолинейны. Даже зары могли их перехитрить, что уж говорить о Чистых, чей жизненный опыт измерялся десятилетиями.
Чистые разработали много всяких уловок для того, чтобы истреблять мутантов. Но самая примитивная тактика была и самой действенной, и заключалась она в том, чтобы выманивать мутов на открытое пространство и расстреливать из всего возможного оружия, находясь в неприступном убежище – в железной клетке, например, или в бункере с амбразурами. Конечно, если нападающих оказывалось слишком много, то они просто могли задавить массой. Но в бухте, похоже, этой опасностью можно было пренебречь.
