Валерий Большаков - Диверсант № 1. Наш человек Судоплатов
Замысел был прост, как столовая ложка: когда мобильные группы уберут часовых, а Муха подготовит склады к взрыву, небольшой отряд Репнина обстреляет аэродром из пары минометов. Мин, правда, имелось всего пятнадцать штук, но этого хватит, чтобы испортить фашистам праздник…
…Глухими окольными тропами двигалась пара «Ганомагов», волокущих на прицепах по 45-миллиметровой противотанковой пушке – сделанные в СССР, они тоже достались как трофеи, немцы эти орудия уважали. Лишь пару раз бронетранспортеры выбирались на дорогу, чтобы разогнаться, проехать пару километров и снова углубиться в лес.
Подъезжая к дому лесника, где бойцы «Олимпа» обычно встречались с подпольщиками из Барановичей, Судоплатов заметил усердно махавшего им старичка, весьма бодрого Беню, прозванного Раввином за глубокие познания в Пятикнижии Моисеевом. Это был хитрый, но честный человек, промышлявший шитьем. Лучший портной Барановичей, он обшивал до войны все местное начальство, хотя разбогател не слишком. Комсомольцы и коммунисты, ушедшие в подполье, спасли дочь Бени от расстрела, и тот проникся к ним горячей благодарностью.
– Что случилось? – спросил Судоплатов.
– Ах, и не спрашивайте! – запричитал Раввин. – Гоняют старого, больного еврея, как последнего… Минай Филиппович просил вам передать, что в Барановичи вот-вот наведается сам Эрих фон дем Бах, наиглавнейший эсэсовец во всей Белоруссии! И он таки прибудет дотемна. С ним грузовик охраны и броневик. Изя дежурит у Двух деревьев, Минай Филиппович велел ему вас дожидаться, сам таки не поспевает.
– Ага… Спасибо. Медведев! Трошкин! Выдвигаемся.
Прямая дорога из Минска в Барановичи в одном месте делала полупетлю, огибая берег реки, в этом-то месте и росла пара огромных сосен, высившихся по разные стороны шоссе. От двух деревьев хорошо было наблюдать за дорогой в обе стороны – удобное место для засады. Поимка такого гада, как фон дем Бах, повинного в массовых казнях, была сама по себе удачей, но в голове у Судоплатова уже зароились мысли, складываясь в замысел, куда более губительный для немцев.
«Ганомаг» съехал с дороги, и Павел, подняв бронещиток, громко крикнул:
– Изя! Свои! Я от Раввина Бени!
Из кустов робко выглянул худой парень, из тех, кого дразнят в школе за отличную учебу и умение играть на скрипке.
– Так я вас знаю! – обрадовался он. – Вы оружие Батьке Минаю передавали!
– Было дело. Ну, проезжал фон дем Бах?
– Таки нет.
Ладно, подождем. Больше ждали.
– Трошкин! Медведев! Дозорных выставить. Как покажется кортеж, выводим «Ганомаги». На виду чтоб торчали только в немецкой форме. Пушки на позицию. И запомните: стрелять по машине Эриха фон дем Баха запрещаю! Пригодится в хозяйстве…
– Есть! – расплылся в улыбке Трошкин.
Сам Павел щеголял в мундире оберштурмбаннфюрера СС, перешитом на него все тем же Раввином Беней. Повернувшись к Изе, он спросил:
– Как там Батька Минай?[14]
– Так он сейчас в Пудоти, это под Суражем. Отряд собирает из тех, кто на картонной фабрике работал. Да что там – собирает! Собрал уже немножечко. На колонну немецкую напал, мост через Усвячу сжег…
– Молодец! А детей он с собой увел?
– Нет еще. Говорит, в лесу жить трудно.
Судоплатов досадливо поморщился. «В той жизни» Батька Минай пережил страшную трагедию – фашисты захватили четырех его малых детей в заложники и расстреляли.
– Вернешься, Изя, передашь через связного мой приказ Батьке Минаю – немедленно увести детей! Иначе немцы их пустят в расход.
– От же ж звери…
– Люди, Изя, люди. Звери не способны на подлость.
Больше часа прошло в ожидании.
– Еду-ут! – разнесся крик дозорного.
– По местам! К бою!
Из кузова «Ганомага» Павел глянул в бинокль на приближавшиеся машины. Впереди ехал восьмиколесный «горбатый» бронетранспортер «Бюссинг» с орудийной башней наверху, позади – «Шихау», схожий с «Ганомагом», только побольше размерами, а посередке грузно покачивался роскошный черный лимузин – бронированный «Майбах». «Бюссинг» поначалу снизил скорость, пушка его шевельнулась, но затем водитель узнал «своих» и газанул.
– Володя, готовься!
– Всегда готов!
Головы панцергренадиров в касках, высовывающиеся над бортом «Шихау» и из люка на башне «Бюссинга», синхронно повернулись, оглядывая «встречающих». Судоплатов не отдавал команды – все было обговорено заранее. Мирно клокотавшие моторы взревели, гусеницы лязгнули – и оба «Ганомага» буквально выпрыгнули на шоссе, запирая «Майбах» между собой. Тормоза лимузина завизжали, машину повело, но водитель справился – передний бампер едва коснулся ленивцев «Ганомага». «Шихау» малость прозевал, и его приложило к борту партизанского броневика.
Все произошло почти мгновенно, а когда немцы очухались и башня затормозившего «Бюссинга» стала разворачиваться, свое веское слово сказали пушки. Артиллеристы били в упор, бронебойными. Экипаж «горбатого» сгинул сразу – снаряд попал весьма удачно, и боекомплект сдетонировал, почти отрывая башенку и вышибая люки. «Шихау» тоже не повезло – подкалиберным разворотило кабину, «выдув» бронещитки, – но половина панцергренадиров уцелела.
Застрочил пулемет, долбя по борту «Ганомага», и тут же прилетела ответка – грянул пушечный выстрел. Снаряд разорвался прямо в кузове «Шихау». И тишина…
Судоплатов мигом вылез из люка и в два приема соскочил на землю. Подбежав к «Майбаху», он распахнул заднюю дверцу, ей же прикрываясь, как щитом, и мотнул «Вальтером».
– Раус аус дем вагн![15]
Грузно ворочаясь, Эрих фон дем Бах покинул лимузин. Щекастый, губастый, очкастый и слегка растрепанный – фуражка осталась на кожаном сиденье. Тем лучше. Бесцеремонно развернув группенфюрера, Павел ударил его рукояткой пистолета по затылку. Фон дем Бах обмяк, и его тут же подхватили двое бойцов.
– Не помните мундир!
С водителем и адъютантом тоже особо не церемонились – клацнули по темечку и раздели.
– Этих допросить и расстрелять, – приказал Судоплатов, – группенфюрера повесить. «Броню» оттащить в лес.
«В той жизни» верховному руководителю СС в Белоруссии Эриху фон дем Баху, кавалеру Рыцарского креста, весьма повезло – на Нюрнбергском процессе он выступал свидетелем, хотя и прямо участвовал в массовых казнях – в Риге, в Минске, в Могилеве, пролив кровь десятков тысяч людей. Герман Геринг даже кричал ему со скамьи подсудимых: «Грязная, проклятая, предательская свинья! Отвратительная вонючка! Он был самым проклятым убийцей во всей этой чертовой кампании!» Теперь группенфюрер не даст свидетельских показаний – его жирная тушка в обгаженных подштанниках висела на суку в глубине лесного лога.
