Берсерк (СИ) - Мах Макс

- А мои родители, тогда, - предложила Мод, - герцог и герцогиня Лейбёрн, и они погибли во время штурма замка.

- Звучит логично, - согласился Олег. – На этом и стой. И ни при каких обстоятельствах не упоминай, что ты альва.

- Боишься за меня?

- Конечно, боюсь! – удивился вопросу Олег. – Кто их знает этих местных, вдруг у них тоже заскок на тему принцесс-полукровок?

На этом и порешили. И хорошо, что так, поскольку к ним пожаловали именно те, кому правду знать никак не стоит, но кто вполне поверит, что она правнучка достославного графа Вильгельма. Сам же он решил до времени приберечь родословную Сегрейвов, представляясь Эбуром Гундберном.

И вот теперь, Олег остался ждать обещанные дары и обдумывать сложившуюся ситуацию, а Мод ушла поминать своих служанок, добровольно умерших на жертвенном камне.

Итак, это натуральная Англия, на дворе плюс-минус середина семидесятых. Рок, мини-юбки и расклешенные штаны. Вот все, что вспомнилось. Наверняка, потом вспомнится еще что-нибудь, но на данный момент хватит и этого. Олег постоял у одного из окон, выходящих на широкий проспект. Автомобили, мотороллеры, двухэтажные автобусы. Прохожие. Люди постарше одеты в темной цветовой гамме, а молодежь не стесняется в выборе ярких тонов.

«Да уж, семидесятые и Министерство магии, Визенгамот, Дамблдор и невыразимцы. Если это времена мародеров, это вообще пиздец. В особенности, если нас все-таки загонят в Хогвартс».

Но, похоже, школы им не миновать. Они чужаки в чужой стране, без документов и связей, без местных денег и четкого понимания, как живут здесь маглы и маги, а невыразимец предложил им помощь. И отказываться от нее, вроде бы, глупо, но и брать не хочется.

«И хочется, и колется, и мама не велит… Да уж…»

Однако помощь придется принять, потому что маги уже все равно про них знают, как знают, по случаю, и адрес их дома.

«Не отвертимся…»

И вот еще что. Мод, наверное, не нужно знать, что он пришелец и вселенец-попаданец. Ей это будет слишком сложно переварить. Значит что? Значит, ему нужно быть максимально осторожным в своих высказываниях и реакциях. Хотя можно наврать, что он обладает талантом сверхчувственного познания.

«Звучит красиво, но лучше оставить эту отмазку на самый крайний случай».

За размышлениями и осмотром дома, - а он между делом обнаружил оружейную и архив, - время прошло довольно быстро. Так что Олег не удивился, увидев около дверей дома коробки с посылкой. Подарок находился в слепой зоне, там, где маглы его не видели, но обходили стороной. Олег вышел на улицу, постоял немного, вдыхая воздух, отравленный бензиновыми парами и прочей дрянью, и окончательно понял, что переход между мирами означал и смену эпох. Он хмыкнул и пошел перетаскивать вещи в дом.

***

Это были нелегкие четыре дня. Мод догнал наконец отходняк, и она провалилась в болото глубочайшей депрессии. Бродила по дому, как сомнамбула, сидела часами у разожженного камина и смотрела в огонь или вовсе лежала на кровати в своих покоях, - а они, разумеется, поселились в разных комнатах, - и ее невозможно было поднять. Почти не ела и перестала за собой следить. В общем, дело было плохо, но Олег ни в одной из двух своих жизней не был психологом или кем-нибудь вроде того, и что делать в такого рода случаях попросту не знал. Однако он понимал, что оставлять все, как есть, тоже нельзя. Он отчаянно жалел Мод, переживая за нее саму, но и себя ему было жалко не меньше, потому что у него сердце разрывалось, когда он видел ее страдания. Любовь – не любовь, но Мод была ему явно более, чем симпатична, и чувствовать к ней сострадание получалось у него с естественностью дыхания.

Сам он проводил дни в изучении книг, газет и журналов из обоих миров и в попытках помочь принцессе. Накормить ее хоть чем-нибудь, расшевелить, подвигая на подвиг чтения, заинтересовать, едва ли не силком притащив в оружейную, где попадались совершенно изумительные образцы клинкового оружия всех времен и народов, или упросив зайти вместе с ним в найденную им по случаю сокровищницу графов д’Э, где было чем поживиться любой уважающей себя женщине. Надо полагать, планируя свой переход, Вильгельм понимал, что взять с собой буквально все, что было накоплено чуть ли не за десять веков нормандского бандитизма и феодального произвола, он не сможет. Поэтому в доме было полно дорогих или даже драгоценных вещей: серебряная посуда, французские арацци и вердюры[2], полотна знаменитых художников того времени, - Олег опознал Дюрера, Гольбейна и Рафаэля, - и прочее все. Сокровищница же просто ломилась от золота и драгоценностей, что, вероятно, объяснялось отсутствием в те времена банка Гринготс с его сейфами-пещерами. В общем, Олег старался, как мог, но дела шли туго, и тогда он решил, что самое время им напиться до зеленых чертей и поговорить по душам. Выплеснуть, так сказать, все, что наболело. А на следующий день, как только перестанет болеть голова, устроить Мод шопинг и экскурсию в Лондон одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года. Мир Роллинг Стоунз, полетов на луну и Маргарет Тэтчер, как лидера оппозиции.

Мод сначала пить не хотела, но Олег настоял, сказав, что у них в Норланде всегда устраивают тризну по погибшим героям, а уж у них двоих список тех, за кого нужно выпить, слишком велик, чтобы откладывать это дело в долгий ящик. В результате, начав с «по чуть-чуть», стресс сняли так, что проснулись в одной постели, правда одетые в достаточной мере, чтобы понять, что «ничего не было». Олег, тем не менее, извинился перед Мод, и это оказалось тем самым моментом, который сломал наконец стены ее отчаяния. Мод разрыдалась у него на груди, он начал ее утешать, и кончилось все это бурным утешительно-примирительным сексом. Потрясающим, надо отдать должное, сексом, и первой их настоящей близостью, поскольку инициацию на алтарном камне считать чем-то большим, чем жутковатым ритуалом язык не поворачивался.

Вот после этого, а длилось «это» никак не меньше трех часов, - с такими приступами «страсти и нежности», что они с принцессой разорвали на тряпки не только свою собственную одежду, но и постельное белье, порвав заодно и один из настенных гобеленов, - отдышавшись, опохмелившись и плотно перекусив, они вышли из дома на свою первую экскурсию по «новому дивному миру» середины семидесятых. Олег, сославшись на фото в модных журналах, предложил Мод одеть, наконец, современное женское белье, подогнав размеры с помощью выученных им «еще там» чар. Опыт был для нее новый и непривычный, - ну, не носили у нее на родине ни трусов, ни бюстгалтеров, - но, в конце концов, краснея, бледнея и снова краснея, альва признала, что раз все так одеваются, то надо, наверное, привыкать и ей. Далее последовали джинсы, против которых у нее не нашлось возражений, поскольку удобство мужских штанов она оценила еще на родине, ботинки, трикотажная футболка, длинный свитер, прикрывавший «самое неприличное», и длиннополая теплая куртка, поскольку на дворе стоял январь месяц, и в Лондоне было порядком холодно и, разумеется, страшно сыро. Так что, не лишними оказались так же шарф и перчатки. Сам Олег оделся в том же стиле, что и она, и это, в общем-то, не странно, если учесть, что из подходящей одежды у них было только то, что прислал им «сердобольный» директор Отдела тайн.

Вышли из особняка, полюбовались на его фасад, видимый лишь им одним, и не торопясь пошли по проспекту. Спешить им было некуда, а впечатлений – огромное множество, причем на каждом шагу. Этот мир отличался от всего, что знали Мод и Эбур, и, если Олег чувствовал себя здесь просто, как за границей, то альва явно тонула в потоке новых ощущений и впечатлений.

«Оно и к лучшему! – решил Олег. – В этом паноптикуме она и думать забудет о горестях и печалях!»

Они погуляли около часа, приглядываясь к людям на улицах, вещам и ситуациям, и присматриваясь к тому, как ведут себя в тех или иных обстоятельствах встреченные ими люди. Потом Олег предложил зайти в небольшую лавку, торгующую съестным. Им не нужна была еда, но следовало попробовать купить что-нибудь самим. Мод заметно нервничала, хотя и пыталась держать себя в руках, но Олег ее успокоил.