Валерий Вайнин - Четвертое правило Мангуста
– Не устроить ли вечеринку?
Она подняла на меня заинтересованный взгляд.
– Какую?
– В узком кругу.
– Давай. А с кем?
Я подвинул булыжник в центр стола, на почетное место, и уточнил:
– У нас вроде была свечка?… Поставь сюда и зажги.
Дашка проворно пристроила свечку в баночку из-под майонеза и, чиркнув спичкой, поставила рядом с булыжником.
– Что дальше?
– Наполни миску водой, – распорядился я. И, когда она это выполнила, постучал по столу пальцем. – Вот сюда.
– И что теперь? – оживилась Дарья.
– Садись рядом.
Она села, прижавшись к моему плечу.
– Ну и?
На столе перед нами разместились горящая свеча, булыжник и миска с водой.
– Не догадалась еще? – осведомился я.
Дашка мотнула «конским хвостом»:
– Не-а. Подсказка нужна.
– Ха! – сказал я. – Разочаровываешь! – И, глядя на свечу, произнес: – Привет, Плясун! – Затем обратился к булыжнику и к воде в миске: – Пьер! Блу! Привет, ребята!
Пламя свечи вытянулось и, утратив плавные очертания, превратилось в лохматого пляшущего мужичка.
Булыжник завертелся на месте, ужался, распрямился и встал каменным молодцом, ростом с кабачок.
Вода в миске вздулась, как тесто, затрепетала и преобразовалась в прозрачную женщину, изящно придерживающую длинное платье.
– Привет! – произнесла она звонким голосом. – Почему не слышу музыки? Этой нашей: пам-па па-рам-па пам-па! – напела она «Хэлло, Долли!».
– Блу, – ответил я, – мы в жилом доме. Начнем тут отплясывать, соседи сбегутся.
– Не обязательно каблуки ломать, – возразила Блу. – Можно и под сурдинку. Даш, скажи.
Дашка моя… Как описать ее лицо? Не смеется, не плачет – сияет вся.
– Правда, Блу, не стоит, – сказала она. – Под нами такая бабка проживает – кляуз не оберешься.
– Подумаешь, бабка, – отмахнулась прозрачная женщина. – Зальем ей потолок на фиг. Могу вообще из каждой трубы у нее хлынуть.
Мы с Дарьей прыснули.
А пляшущий свечной мужичок прошипел:
– Во-во, ей бы только заливать! Немочь мокрая!
Блу нахмурила прозрачные бровки:
– Я вот все ждала, когда ты встрянешь. Думала, не заболел ли?
Пляшущий мужичок выставил огненный кукиш:
– Во, видела?! Не дождешься!
Каменный молодец притопнул по столу.
– Ну все, достали! Не прекратите собачиться – обоих отдыхать отправлю!
Блу подбоченилась:
– Что ты нам сделаешь, мужлан?
– Да, – поддержал ее Плясун, – мне тоже интересно.
– Отвечаю. – Каменный парень расправил плечи. – Тебя придавлю в свече. А тебя из миски выплесну: заливай соседей на здоровье. Вопросы есть?
Вопросов не последовало. Огненный мужичок яростно отбивал чечетку, а прозрачная дама обиженно отвернулась.
Пряча улыбку, я вмешался:
– Не слишком ли круто, Пьер?
– С ними иначе нельзя: на шею сядут, – объяснил каменный молодец, ростом с кабачок. И обратился к жене – Даш, спасибо, что обо мне вспомнила, как в школе. Если кого шарахнуть надо, ты меня только направь. А там уж я сам.
Дарья всхлипнула:
– Пьер, я никогда тебя не забывала. – Она взглянула на меня, и оба мы расхохотались.
Пьер выпятил каменную грудь:
– Не понял юмора! Что смешного?!
Дашка чмокнула его в бугристый лоб:
– Ничего абсолютно.
Тут Плясун, воспользовавшись паузой, прошипел:
– Танцев-шманцев не будет, о'кей. Но почему я тут самый мелкий? Пересадили бы меня на полено, что ли.
– Ага, щас! – мигом окрысилась Блу. – Сперва на полено, потом на пол и потолок, а после мне усмирять тебя отморозка!
Плясун так взъярился, что от свечи полетели искры:
– Да ты что, дура?! Нешто я не знаю, что я у своих?!
– Ну да, знаешь! А как с тормозов соскочишь, мне потом с тобой…
Пьер грохнул ногой по столу:
– Опять?! Терпение испытываете?!
Блу раздраженно повела плечом.
– Ничего не опять! Зачем драть глотку? – Прозрачное ее личико выразило вдруг смятение. – Даш, представляешь, такой сон вчера видела – кошмар просто! Будто устроила я у Каймановых островов штормягу… прямо светопреставление! Бр-р-р, подумать страшно! – Блу аж передернуло.
– Ну вот, – ввернул Плясун, – а на меня бочки катишь!
– Помолчи! – одернула его Блу. – Даш, ты ничего о шторме не слышала?
Дарья мотнула «конским хвостом»:
– Нет. А сама разве не помнишь?
– Если бы! Я, когда сплю, совсем бесчувственная. Только что-то все снится, снится…
– А у меня, по-твоему, что? – опять встрял Плясун. – Маниакальная жестокость, что ли? Мне тоже, между прочим, снится.
Пьер внезапно поддержал:
– И мне. Только в основном сельские и горные пейзажи. Без этой вашей агрессивности.
– Да помолчите оба! – прикрикнула Блу. – Представляешь, Даш: места себе не нахожу. Что я там натворила? Может, что-то по ящику передавали? Про штормягу в районе Кайманов, а, Даш?
«Вечеринка» наша закончилась около трех ночи. Свеча догорела несколько раньше, и Плясуна мы переместили на газовую конфорку. Там он подрос, заважничал и стал нести околесицу, пока его не выключили. Пьер зевнул, ссутулился и вновь спрессовался в булыжник. А Блу, подчинившись наконец закону тяготения, растеклась в миску обычной водой. До следующей вечеринки. Кому рассказать – кто поверит?
Даже ты не поверил, Стив Пирс, хоть видел их своими глазами. Ты решил, что Блу, Плясун и Пьер – просто фокусы твоего шалопая-ученика. А я не сумел внушить тебе нехитрую истину: Вода, Огонь и Камень – не мои марионетки. Они мыслят и чувствуют на том самом Четвертом уровне, на котором не существует границы между косной материей и живой. Ты не желал, учитель, заглядывать на этот уровень и… Черт побери, разве я тебя упрекаю? Просто мне очень не хватает наших бесед, Стив.
Дарья заснула, положив у подушки булыжник. Можно смеяться, но я слегка ревновал.
ГЛАВА 20
Утро выдалось пасмурным, накрапывал дождик. Впрочем, меня это не волновало: в шкафу погодка была прекрасная. Сквозь Дашкину одежду я прошел на луг, совершил пробежку и вернулся обратно в нашу, черт возьми, галактику. Чисто конкретно – в Москву. Вернулся я голодный, злой и целеустремленный. Хватит сидеть в обороне – пора в атаку! Зарядив себя таким образом, я вошел на кухню, где Дарья готовила оладьи.
По виду жены я определил, что настроена она столь же решительно и плохим парням нынче не поздоровится. Одета она была в джинсы, майку и кроссовки. «Конский хвост» воинственно топорщился, и девиз «В атаку!» читался в изумрудных ее глазах. Булыжник лежал у нее под Рукой, возле плиты. Перехватив мой взгляд, Дашка пояснила:
– Не могу вот так взять да выбросить. Пьер поживет у нас, ладно?
– Конечно, – кивнул я. – Сам хотел предложить.
Она фыркнула:
– Я знала.
Во время завтрака в голове моей окончательно созрел план действий. Наша контригра вроде бы стала вырисовываться.
– В атаку! – произнес я вслух.
Словно только того и дожидаясь, Дашка заявила:
– Без меня атака захлебнется.
– Не сомневаюсь, – заверил я, взглянув на часы. – Сделаем звонок и едем к Сычихе.
– Дарья захлопала в ладоши, метнулась в комнату и вернулась с телефоном.
– Кому звоним? – осведомилась она, устраиваясь у меня на коленях.
– На Лубянку. – Я набрал номер.
– Борису Викторовичу? – догадалась Дарья. – Тому, у которого мы ели пироги?
– Тому, которому ты рекомендовала сменить профессию и заняться склеиванием коробочек, – уточнил я.
Борис Викторович Рюмин, по кличке Оксфорд, полковник… теперь уже генерал-майор ФСБ – отец моего ученика из девятого… теперь уже десятого «Б» Леньки Рюмина, который со своей подругой Гулькой Шариповой, можно сказать, был и остается занозой в моей учительской заднице. Но, как справедливо ставит вопрос Дарья, часто ли бывает, чтобы человек так холил и лелеял свои занозы? Вернемся, однако, к родителю-генералу. Около пяти месяцев назад мы с Борисом Викторовичем неплохо справились с одним делом – очень важным делом! – и сегодня мне опять понадобилась его помощь.
Генерал Рюмин снял трубку после пятого гудка, и я произнес:
– Здравствуйте, Борис Викторович. Глеб Грин вас беспокоит.
– О, Глеб Михайлович! Сколько лет, сколько зим! – отозвался генерал. – Вероятно, у вас ко мне что-то срочное.
– Как вы догадались? – изобразил я удивление.
– Смекалка тут невелика. Вряд ли, Глеб Михайлович, вы звоните с жалобой на скверную погоду. А поскольку сейчас каникулы, на Леньку моего жалоб тоже не накопилось.
– Когда я жаловался, Борис Викторович?
– Ни разу, Глеб Михайлович. Это я к слову.
– То-то же, генерал. Но дело у меня и вправду срочное.
– Весь внимание. Линия, надеюсь, не прослушивается? – хохотнул мой искушенный собеседник.
Он делал вид, будто шутит. Но спрашивал всерьез и знал, что мне можно верить. Я его успокоил:
– Все чисто.
Он вновь хохотнул:
– Если не подслушивает Дарья Николаевна. Привет ей пламенный.
