Игорь Огай - Предел обороны
– Почему же – нет, – пробормотал Павел, – очень похожа. Ты всегда была… ершистая. Убрала бы когти, больно.
– Это хорошо! – радостно объявила демоница, но землянин вдруг почувствовал, что давление действительно ослабло. Так что же… она еще способна слушать?
– Твой Петр – марионетка. Так? Он ничего не может без тебя.
– Он может учить… И направлять…
– Он направляет твою силу, не свою. Но тебе-то все это зачем? Хочешь прикончить меня – валяй! Но люди при чем? Разнесете же город к чертовой матери!
– Великий Хаос!..
– Бред! К черту Хаос – ты пришла за мной!
– Да!.. И я получила!..
– Согласен. А дальше? Ты двенадцать лет мечтала увидеть меня на коленях. Теперь это так, радуйся. Но что дальше? Выпотрошите меня и разойдетесь по домам?
– Ты не жалеешь ни о чем… – проклокотала гарпия. – Ты не на коленях…
– Это потому что ты меня держишь, – подсказал Павел.
Долгие секунды демоница размышляла. Может быть, вопрос был сейчас для нее слишком сложным. А может быть, гарпии вообще тугодумы?
– Галя, не делай этого… – прохрипел сзади гиперборей. – Твоя цель не он… Он лишь твое средство… Убей!.. Ты обезумела, если ставишь под угрозу нашу миссию!
Обезумела? Павел как будто вдруг прозрел: да, наверное, причем уже давно. Глупо было пытаться объяснить ее действия, они всего лишь порождения воспаленного рассудка… Значит, остается только попытаться разрушить сложившийся в ее помутненном сознании образ циничного лжеца, поступить вопреки ее самовнушенному сценарию…
Улыбка, подаренная демоницей учителю, была столь же злорадной, что и доставшаяся раньше землянину. Она убрала лапу с груди своего трофея и отступила на шаг:
– Теперь не держу…
Павел втянул воздух полной грудью. Ребра отозвались резкой болью и, кажется, хрустом. Ничего, главное – суметь встать…
Сдерживая стон, он медленно перекатился на бок, отжался на руках и поднялся на колени. Выпрямиться не удалось – что-то перехватило в боку. Но так, скособочившись, оно, может, и лучше?
– Галя, – позвал он, оборачиваясь. – Извини… меня…
Чудовище вздрогнуло, как от удара. Страшные крылья судорожно хлопнули, подняв в воздух брызги снега, клокочущий рев вырвался из нечеловеческой глотки.
– Врешь!.. Ты никогда… не извиняешься!..
– Теперь извиняюсь, – поправил Павел. – Только редко. Раз в двенадцать лет.
– Просишь пощады?..
– Нет. Прошу простить. После этого можешь ударить.
Лапа чудовища каким-то куриным движением сгребла назад снег и землю.
– Так нельзя!.. Ты не должен!.. Проси пощады!!!
– Нет, – повторил Павел. – Ты была молодой дурой тогда. Но если б сказала о ребенке – все могло быть иначе.
– Все равно бы ушел!..
– Скорее всего, – честно признался он. Это сейчас было нужно – честно… – Но ушел бы не так. Извини меня… за ту боль.
– Что ты знаешь… О той боли… – Она тоже вдруг рухнула на колени своих птичьих ног, сделала движение навстречу. – О двенадцати годах боли…
Крылья сомкнулись над его головой, погрузив в полутьму. Жесткие сильные лапы сдавили плечи, притянули, уткнули в мокрые перья на груди…
– Галя!.. – Крик творца Павел едва расслышал. – Ты предаешь нас!.. Не можешь сама – отдай другим, иначе будет поздно!
– Назад! – рявкнул монстр. – Не твое дело!..
– Остановись! – Голос отступника был наполнен неподдельным ужасом. – Что ты творишь?!
Павел тоже не сразу это понял. Сначала просто стало светлее, потом он вдруг осознал, что больше не зажат тисками лап. А лицо прижато уже не к жестким перьям – к теплой и мягкой женской груди.
Он поднял голову. Не выпуская из объятий, Галя смотрела ему прямо в глаза.
– Я не думала, что ты можешь это сказать, – шептала она. – Ты тоже прости меня… Если сможешь… Я такая же дура, как тогда, правда?.. Ты простишь?..
– Он простит. – Этот голос Павел узнал бы из сотен, но обрадоваться даже мельком уже не оставалось сил. – Я его знаю, он всегда всех прощает.
Градобор сумел подняться только на одно колено. Одежда превратилась в лохмотья, перебитая правая рука все еще сжимала сломанный клинок, но ни одной серьезной раны видно не было.
– Одень даму, – осклабился он. – Зима все-таки …
Павел только сейчас сообразил, что, сбросив дьявольские обличья, все сектанты остались нагишом. Они стояли на коленях вместе со своей ведьмой, и в глазах была одна и та же просьба…
– Ты простишь, Паша?.. – Она не замечала грязи, снега и холода. Ответ был важнее. – Паша, пожалуйста… Я все смогу тогда… Я все исправлю…
– Хорошо, хорошо, – спохватился Павел, сдирая с себя куртку. Пропитанная водой и кровью, изрезанная когтями одежда едва ли защитит от мороза, но все же хоть что-то… – Только не надо ничего исправлять, мы как-нибудь сами…
– Ты! – Лже-Петр наконец пришел в себя. – Ты все-таки успел, брат…
Похоже, он нашел главного виновника своего провала. Сжав кулаки, он шагнул к соплеменнику, но Градобор только покачал головой.
– Не советую, брат. Даже сейчас я справлюсь с тобой шутя.
– Ну разумеется! Великий воин Градобор – гордость семьи!.. Глава коллегии цензоров, душитель идей!..
– Это старый спор, Помыслав, – перебил Градобор. – Не время начинать его снова. Просто признай, что в этот раз ты зашел слишком далеко… И к тому же оказался не прав.
– Зашел далеко – да. Не прав – нет. Однажды Гиперборею уже спасло лишь то, что слуга Общины поверил меньшей части творцов вопреки предсказаниям большей. Тебе следовало поступить так же. – Мятежный творец вытянул руку в сторону землянина. – Он – средоточие угрозы, которая вскоре обрушится на Землю. И лишь Мироздание ведает, что станет тогда с прочими ветвями.
– Ну да, – фыркнул Павел, оглядываясь на растерзанных гвардейцев, на сектантов, убитых и еще живых… – А ты, значит, собирался обрушить на Землю манну небесную…
– Ты не меньшая часть творцов. – Градобор с усилием поднялся все-таки на ноги. – Ты – один. Побуждения твои благородны. Но предсказания ложны, а способы ужасны. Все отступничества от законов Общины происходят из благородных побуждений. Верь мне, я знаю.
– Я не верю, но я не враг Общине, – тихо отозвался отступник. – Ты остановил меня, брат, и теперь равновесие и спокойствие могут пошатнуться. Но у тебя ведь наверняка есть план и на этот случай?
– Есть. – Ковыляя, Градобор подошел к Павлу и Галине. Медленно наклонился и с усилием поднял из снега излучатель.
– Вот как… – Помыслав не удивился, он наверняка ждал чего-то подобного. Ждал и все-таки надеялся на иной исход… – Мое тело послужит доказательством…
– Не послужит, – качнул головой Градобор. – Не будет никакого тела. Просто Земной отдел хорошо поработал и вовремя обнаружил случай спонтанного самообразования мистических способностей у группы жителей Ствола. Так ведь и было, Павел?
– Да. – Тот кивнул, обнимая Галину. Та начала крупно дрожать, по-прежнему безучастная к холоду и происходящему вокруг. – Все так и было. Только давай побыстрее закончим.
– Конечно. – Гиперборей колдовал над оружием. – Помыслав, два шага влево. Лишние жертвы нам не нужны.
Отступник послушался.
– Во имя Гипербореи… – прошептал он.
– Во имя Гипербореи! – отозвался Градобор.
И утопил кнопку.
Павел не знал, что излучатель имеет и такой режим: широкий конус белого света накрыл фигуру отступника. Промокшая одежда мгновенно изошла паром и вспыхнула, затем занялась кожа. Долгие три секунды Помыслав сдерживал крик, а потом кричать стало некому…
Когда кости обратились в раскаленное кальциевое крошево, Градобор выключил оружие и презрительно уронил его под ноги. Земля в пятиметровом круге высохла. С соседних и без того талых сугробов на раскаленный пятачок стекались обильные ручьи и тут же вскипали, испаряясь.
– Ну вот и согрелись, – пробормотал Павел, заметив, что Галина перестала дрожать. И, повернувшись к гиперборею, добавил: – Теперь ты наконец выключишь «паузу»?
Тот содрал с себя остатки плаща, посмотрел в единственное окошечко прибора.
– Да, теперь это сработает.
Мир вздрогнул и набрал темп. По лесу, оказывается, гулял ветер, и Павел тут же обнаружил, что и сам промок до нитки. Деревья шатались и скрипели. Тела убитых гвардейцев рухнули на землю, уцелевшие были в состоянии шока. Не многие из них видели «паузу» в действии, и большинство не понимало, что произошло.
– Ты добился своего, Головин, – невесело улыбаясь, проговорил Градобор. – Теперь я и Община у тебя в долгу.
– Я обязательно решу, как это использовать, – пообещал тот. И, оглянувшись на высушенный круг, спросил: – Он и правда был твоим братом?
– Конечно. Все гипербореи – братья и сестры… – Градобор прогнал улыбку. – Я был против, когда Помыслав занялся теорией Хаоса. Это опасное искусство, слишком близко подводящее творца к небытию и разрушающее его разум… Но он не слушал – все хотел превзойти меня. Глупыш, если б он только понял, что в моем служении нет ничего почетного…
