Василий Звягинцев - Мальтийский крест. Том 1. Полет валькирий
Игорь Викторович откровенно развлекался. В чём и состоял замысел. Раскрутить собеседника, заставить его выйти из себя в любом направлении. Его позиция была абсолютно непробиваемой: он от Катранджи ничего не хотел, одновременно имея возможность очень крепко нагнуть его вместе со всем «Интернационалом», особенно когда у него появились серьёзные выходы на европейскую «Систему», тоже переживающую не лучшие времена.
Турок же козырей, по мнению Чекменёва и его аналитиков, на руках совсем не имел (или они были для другой игры). Иначе за каким же чёртом столь авторитетный человек поехал в логово исторического врага для разговора с безусловно частным лицом? Никто не смог бы заявить, а тем более доказать иного.
— …Мы с вами неплохо повоевали в былые дни, — с оттенком печали в голосе сказал Катранджи.
— Да уж, — согласился Чекменёв. — Причём в основном игра шла в ваши ворота. Счёт 3:1, как я представляю, или даже 4:1, смотря как считать.
— Не следует так уж преувеличивать. Да, конечно, вы, можно сказать, вышли в финал, но ведь и я тоже. А «промежуточные матчи»… Ваши потери в людях как бы и не больше. И турнир ещё не закончен.
— На «людей» мне как раз наплевать. Хотите сказать, что жертвы пятигорских, варшавских, московских событий для вас — люди? Для меня — нет. Люди — это в данный момент мы с вами. И ещё определённое количество ключевых фигур. Остальные — расходный материал. В той или иной мере. По «ключевым фигурам», кстати, — счёт сухой. Я не потерял ни одного важного для меня человека. Вы — увы…
— Ваш цинизм удивляет даже меня, — с оттенком печали в голосе ответил Катранджи, опустив глаза и передвинув по шнурку несколько зёрен крупных деревянных чёток.
Для отвлечения внимания или это какой-то условный знак, способ связи?
— А что вы хотите? — с оттенком превосходства спросил Чекменёв. — Ту войну, что вы захотели вести с нами, иначе не выиграть. Только — заведомо не считать противников за людей. Ибрагим-паша, это вы для себя определили с детства, разве не так? Я о вас кое-что знаю, как и вы обо мне. Так не нужно делать вид, что вы ждёте от меня чего-то иного. Например — воображать, что я — европеец, скованный некими парадигмами, для вас не обязательными. Я (мы) воюю с вами по вашим правилам. Не ждите от нас Другого. Предыдущие войны научили. А поскольку мы сейчас равны в цинизме, да и по положению, будем исходить из максимы «Пусть победит сильнейший».
На данный момент это скорее я. Я способен игнорировать идею «чести», которой, как вам кажется, должен руководствоваться. Она существует, но не для вас. В своём нынешнем состоянии я могу наплевать на так называемое офицерское слово, потому что вы и ваши клевреты никогда не воспринимали даже самого поверхностного смысла этого понятия. Несмотря на ваше европейское образование, вы ведь в глубине души не стали европейцем?
Так отчего вы думаете, что русский генерал должен в общении с вами соблюдать не для этого места и этого времени принятые правила? Они ведь вызрели исключительно в ходе взаимодействия равных по силе, одинаковых по культуре баронов средневековой Европы. И ни в каком другом случае не применимы. Не работали на Руси до и после монгольской. В родных вам краях тоже вызвали бы искренний смех, предложи вы их своим соотечественникам в качестве образца. Я уже упоминал Ататюрка. Ни хрена он из вас европейцев не сделал. А уж как старался. Петр Великий в этом деле более преуспел.
Но тоже крайне поверхностно. У меня нет сдерживающих принципов и идей, кроме одной, недоступной вам по определению…
Игорь Викторович двумя глотками допил свою кружку пива и опять закурил. Он сказал всё, что хотел. Можно было бы ещё, как кадровому самураю, прочитать подходящее к случаю хокку. Например:
— Нет, нет, я не погиб в пути!
Конец ночлегам на большой дороге Под небом осени глухой.
Это он и сделал. Другого навскидку не вспомнилось. Но прозвучало неплохо.
— Так что давайте переходить к делу, Ибрагим– паша. Мы хорошо друг друга поняли. Теперь скажите, что вы от меня хотите, и как мы это организуем, если придём к соглашению…
— Я очень хорошо вас понял, Игорь Викторович. Вы сейчас хотели выглядеть передо мной этаким генералом Ермоловым, с позиции силы увещевающим какого-нибудь Гази-Магомеда. Понимаю. Только зря вы недооцениваете моё европейское образование. И тот факт, что я с вами говорю по-русски, а не вы со мной по-турецки — подтверждает это. Улавливаете? Я надеялся — вы оцените.
— Давно оценил, Ибрагим… Как вас назвать по отчеству? — спросил Чекменёв, будто не знал этого давным-давно.
— Рифатович, — сказал Катранджи.
— Очень хорошо. В смысле — дорожка для совместной прогулки обозначилась. Пойдём?
Катранджи хлопнул по столу большой ладонью и рассмеялся настолько искренне, что и Чекменёв почти поверил. А почему и нет? Верить всегда лучше, чем пребывать в бесконечных сомнениях. Ну, бывает, ошибёшься, а всё равно ведь…
— Не думайте ничего плохого, Игорь Викторович. Хоть полчаса не думайте. Способны?
— А за каким же… я здесь с вами сижу? — деликатно ответил Чекменёв.
— Тогда перейдём к делу. Я правильно понимаю вашу роль, как ближайшего, но неофициального сотрудника и советника Императора?
— Это вы сказали. Наши западные друзья в подобных случаях отвечают: «Ноу коммент».
— Ваш бинокль — не записывающее и передающее Устройство? — спросил Ибрагим, взглянув на направленные прямо на него просветлённые объективы.
— Можете разобрать его на детали, — генерал протянул турку «Цейс». — А ваш секретарь нас не пишет через что-нибудь, спрятанное в портфеле?
— Аналогично. О том, сколько ваших сотрудников могут за нами наблюдать с крыш окружающих зданий, я не спрашиваю.
— Оставьте свою паранойю. После испытания вашего «Гнева Аллаха» и того, что вы устроили в Москве, а мы достойно ответили, винтовка на крыше — как минимум смешно. Согласны? Давайте разговаривать, как взрослые люди. Я — по официальному статусу сейчас никто, вы — в одних местах кто-то, а здесь — тоже никто. Вернее — не более чем купец, прибывший для обсуждения контракта. И это правильно. Ваше слово первое, Ибрагим Рифатович.
Катранджи, приняв предложенные условия, заговорил. Как ни крути, а он ведь действительно, пусть и опосредованно, через Чекменёва, был допущен к прямым переговорам с могущественным самодержцем всея Руси. Совсем другой уровень, чем конфиденциальный разговор с премьером одной из европейских держав. Особенно если учесть всё предыдущее, он мог быть доволен. Исторический противник зла не таил, говорил всё, что думает, а это подтверждает возможность начать отношения как бы с чистого листа.
Так и сказал, присовокупив, что ценит подобное, достойное мужчин отношение. И неплохо бы им сохранить такие и впредь. Основываясь на европейских понятиях, если Игорь Викторович категорически не приемлет «восточных».
— Отнюдь. Вполне приемлю. Но — на паритетных началах. Чтобы потом недоразумений и лишних обид не возникало, — усмехнулся генерал.
Он, разговаривая с Ибрагимом, одновременно отслеживал качество работы Уварова. Неплохое, кстати.
Среди фланирующей по бульвару публики он, с известной долей вероятности, определил только двух персонажей, могущих быть сотрудниками «Печенегов». А ведь, зная подполковника, тут их должно крутиться не меньше десятка. Или очень хорошо маскируются, или Уваров организовал прикрытие совсем не так, как предполагал Чекменёв. В любом случае — лишний плюс ему.
Катранджи объяснил своё желание вступить в контакт вполне разумно. С момента воцарения Олега Константиновича мировая геополитическая карта кардинально изменилась. Информация о том, что Император собирается сменить приоритеты и сосредоточиться исключительно на собственно российских интересах, своевременно стала известна «кому надо» и встретила полное понимание.
— Собственно говоря, Игорь Викторович, вы не можете не признать, что все наши предыдущие действия определённым образом сыграли вам на руку?
— Не могу, — легко согласился Чекменёв. — Наши партнёры по ТАОС слишком быстро и крайне непрофессионально раскрыли карты. Тем самым подтвердив, что ничего в их отношении к нам не изменилось. Ради того, чтобы в очередной раз напакостить России, забыли о своих действительно «жизненных интересах». Ну и ради бога. Баба с воза, кобыле легче.
— Очень приятно это слышать. Мы, со своей стороны, хотим сделать вам предложение, от которого вы едва ли сможете отказаться.
— Хотелось бы верить. Излагайте.
— Если Россия действительно решит выйти из ТАОС и отвести все свои экспедиционные войска в пределы естественных границ, мы готовы гарантировать, что впредь эти границы не будут подвергаться сомнению, а тем более — нарушаться. Может быть заключено большое количество торговых и иных соглашений, безусловно взаимовыгодных. И это кроме того, что высокие договаривающиеся стороны автоматически получат массу преференций, прекратив тайное и явное противоборство, направив ресурсы на иные цели…
