Дмитрий Манасыпов - Возвращение
— Эй, бледнолицый, ты рухнул с дуба?
Сдобный недоуменно уставился на меня.
— Что тебя заставило употреблять эту бестраву, о самая крутая плюшка в Районе?
— Тебя контузило, что ли, Ван Дейк недоделанный? — хохотнул напарник. — И хрена ли вы так долго, вообще? И что за оживший пылесос в военном апгрейде притащили с собой? Это же голем, где вы его нашли?
— Кому голем, — проворчала гора металла и плоти, недовольно зыркнув на Сдобного, — а кому и Крюк. Вопросы есть?
— Вопросов больше не имею. — Сдобный перестал склабиться во все передние зубы. — Приношу извинения, искуплю и исправлюсь, гарантированно.
— То-то же. — Голем хмыкнул. — А то никакой, понимаешь, субординации и уважения к возрасту. Куда идти?
Сдобный ошарашенно уставился на него. Ну, а что, вполне его понимаю. Как себя еще вести, когда такая громада собирается лезть под землю? Удивишься, волей или неволей.
— Вообще вот сюда, конечно, но ты как думаешь туда влезть?
— Да уж влезу как-нибудь, — проворчал Крюк.
Вот черт, да что же у него случилось, если каждое слово он просто выдавливает из себя? Он, помнится, всегда был не очень жизнерадостным, но ворчал не так много и не так мрачно.
— Только осторожнее, там потолок низкий… — сказал Сдобный в широченную спину и добавил чуть позже: — Еще и кабели всякие торчат из стен. Ох ты, епт, не успел.
В коридоре, который был виден в проеме пола гаража, наклонно уходящем вниз, раздался скрежет, треск и новый поток ворчания, правда, без мата. Мы помогли Сдобному закрыть ворота, и начали спускаться. Пологий пандус вел не в самый высокий проем. Коридор заканчивался металлическим люком с закрутками и толстой дверью с кодовым замком за ним. Крюк, выдравший по пути толстый кабель из нескольких жгутов, скрытых за стальной оплеткой, уже пролез дальше. Он наконец-то выпрямился и топал впереди, позвякивая на ходу чем-то.
— Круто, брат. — Скопа удивленно присвистнула. — И что, интересно, заставило тебя этакое вот искать?
— Нужда и странное ощущение, что такая вот хрень может стать просто необходимой. — Сдобный закрыл люк, закрутив механический ворот. Защелкнул дверь, набрав неуловимую комбинацию цифр, и пошел дальше. — Хочешь, верь, Скопа, хочешь, нет, но именно так все оно и было. Проснулся как-то раз утром и понял, что надо вот такую штуку себе найти. Да так, чтобы никто из местных не считал, что они здесь при чем-то. А потом, не поверишь, пришел бродяга один, с той стороны, из Черкасс, и принес мне карту и письмо от одного Измененного, которого вы знаете. И варианта не поверить ему у меня не было, слишком уж он был убедителен при встрече.
О, как… Удивил, брат, удивил, ничего не скажешь. Почему-то подозреваю, что речь идет о нашем с сестрой знакомце, у которого глаза глубокого черного цвета, спасшего ее год назад. Если это Танат, то Сдобного сложно не понять. Измененный был очень убедителен, когда говорил со мной на веранде, и сейчас, вспоминая тот разговор, понимаю, что все было сказано не просто так. Вот она и ситуация, в которой мы, можно так сказать, потребовались Радостному, если верить в то, что где-то в Районе еще осталась частичка нашего города, того самого доброго и родного, в котором мы выросли.
Посмотрим, как оно дальше повернется, но хотелось бы верить, что сразу двое Измененных, имеющих здесь немалый вес, — на нашей стороне. Тогда про успех можно думать без скрещенных пальцев на руках и мыслей о том, что шансов у нас всего десять из ста.
Впереди показалось ярко освещенное помещение, в которое нырнул невозмутимый голем, так и не подождавший нас. Мы прошли следом, оказавшись в чем-то, напоминающем и комнату хранения оружия, и место для отдыха целой караульной смены, и продовольственный склад. Во всяком случае, здесь присутствовали разложенные армейские кровати, ящики с патронами и прочими боеприпасами, а также жратва в большом количестве и ассортименте. Вот такая вот пещера Аладдина, которого зовут Сдобный.
А прямо посреди этой сокровищницы и безопасного места одновременно, скрестив на груди руки, стоял тот самый тип, которого мы с сестрой и ждали увидеть. Танат, высокий, худой, как обычно, смотрел на нас с непонятной улыбкой.
— Добрый вечер, Скопа. Здравствуй, Пикассо. — Он никогда не протягивал ладонь для рукопожатия, и почему-то я был только рад этому. Измененный, конечно, сделал для нас с сестрой очень много, если не сказать — бесконечно и безгранично много. Но было в нем что-то, что вызывало очень странное ощущение, от которого становилось не по себе. Как будто ты шмякнулся в яму, полную злющих и донельзя голодных вурдалаков, и из оружия у тебя только саперная лопатка. Вопросов-то нет, лопаткой можно и за жизнь побиться, особенно если заточена хорошо, но один хрен — не выберешься ты из этой самой ямы. Так и с ним — смотришь и не понимаешь, почему при взгляде на этого с виду совсем нестрашного, если не считать глаз, высокого мужчину пробирает оторопь.
— И тебе не хворать, — улыбнулась сестра. Она, как мне кажется, не заморачивалась подобными мыслями, памятуя о том, что Танат вытащил ее с того света после удара хвоста ракоскорпиона. — Очень рада видеть.
— Здравствуй, Танат. — Я кивнул ему, проходя к кроватям, на которых валялись наши раненые товарищи.
Так, что у нас тут? Ай, как нехорошо-то. Котенок, лежащий на животе, находился, судя по всему, под действием транквилизатора и спал. Но и так можно было понять, что ему скорее нужно выбираться на Большую землю, и дальше он пойти не сможет. Количество бинтов, которые его перепоясывали вдоль и поперек, намного увеличилось после того, как с него содрали комбинезон. Хорошо, что на импровизированном складе есть, судя по маркировке вон на том ящике, стандартные «зерцала», которые теперь точно будут нужны. Лишь бы нашелся размер для Чугуна, которому одежку наверняка делали на заказ. А что там у нас с ним, интересно?
Наш большой друг, лежавший на соседней раскладушке, не спал. Мрачно дымил сигаретой и попивал из стеклянной бутылки темное бархатное пиво. Вот барсук, ходить не может, а все туда же, пивца ему подавай.
— Ты как?
— Хреново, если честно. — Он сплюнул на пол. — Нормально идти смогу только через пару дней, не раньше. Вот, блин, и сам попал, и вас подставил, эх…
— Да бросай, брат. — Мне было одновременно и смешно, и грустно. Первое потому, что неподдельная грусть, написанная на его лице настоящего былинного Ильи Муромца, украшенного кудрями и окладистой бородой, была такой потешной. Ну, сущий ребенок, право слово. А вот второе… плохо, что так вышло. Чугун во время схватки был очень похож на атакующий БТР, причем злой и несокрушимый. Да уж, укатали местные неамериканские горки и этого мустанга-иноходца, ничего не скажешь.
— Сокол дрыхнет, что ли? — Я повернулся в сторону чего-то, закутанного в камуфлированное синтетическое одеяло и громко храпящее. — С ним что?
— Он-то еще ничего. — Рядом возник Барин, протянувший Чугуну очередную емкость с пивом. Опасаться за него не стоило, в этакую прорву его литрами заливать нужно, а кто ж ему тут такое позволит? — Сам идти сможет завтра к обеду, ну, я так думаю.
— Ясно… Ладно, пойду сам попробую чуть отдохнуть.
Судя по спокойному виду Таната и тому, что Крюк разместился у стены, заняв сразу порядочный кусок немаленькой комнаты, и правда можно чуть расслабиться. Если эти двое такие спокойные, то, скорее всего, пока опасности никакой не будет. А это хорошо, так как тело уже давно начало доказывать моему собственному мозгу, что оно устало и хочет отдыха. Причем — абсолютно и конкретно немедля, сей же секунд. Ну что же, послушаемся голоса не рассудка, а инстинкта и присядем вот на ту такую свободную и манящую к себе койку.
Ох… хорошо-то как!!! Так и тянет скинуть ботинки, из-за которых ноги налились, казалось, свинцом, вытянуть их, мои многострадальные и плоскостопные, параллельно полу, и вырубиться на сколько-нибудь там часов. А вот нельзя пока, нельзя, хоть и хочется. Ну, а как вы думали? Что мы тут все несгибаемые и несокрушимые, настоящие тягловые кэмелы, как те, что в караванах ходили? Или ходят? Да и какая разница, по сути? Просто мы такие же люди, как и все остальные. А что это такое, а? Что это вокруг вдруг стало так тепло и хорошо, и почему-то прямо на мне, вместо одеяла, откуда ни возьмись, появилась развернутая теплая куртка. Или это Скопа положила, да ты мое солнце… ага… да-да… да с вами я, с вами…
Первая мысль, пришедшая в голову после того, как проснулся, была вовсе не о том, что вырубился как последний новичок, нет… вовсе не так.
Теперь мне редко снились плохие сны, которые доводили до состояния безумия, очень редко. Нет, теперь мне снилось иное, совершенно в другую сторону направленное и намного более приятное. Вот и первая мысль была: как жаль, что сон закончился. Странные мы, люди, существа, право слово. Вот как еще думать, когда ты находишься в одном из самых опасных мест на планете, вокруг тебя творится черт-те что, а тебе наплевать, потому что не досмотрел сон? Почему?
