Дмитрий Самохин - Рожден быть опасным
«Клинч», — позвал я мысленно, и он наконец откликнулся:
«Я слышу тебя».
«Как мы на этих пру… как мы на них поедем, если мы даже управляться не…»
«Я понял тебя. С вами поедут трое всадников. Они довезут вас».
«И ты?»
«Нет. Я останусь здесь».
«Прощай, Клинч. Наверное, мы больше не увидимся».
Я чувствовал, что это именно так.
«Мы не увидимся больше! Прощай! И помни, ты сам в силе выбрать себе путь!»
Я не понял, что он хотел мне этим сказать, но на всякий случай запомнил мыслеобраз — переплетение дорог и развилка, на которой я стою. Одна из дорог заасфальтирована и оборудована забегаловками по трассе, туалетами, заправками, а оставшиеся дороги больше походили на тропы, проложенные сквозь дремучий хвойный лес. И я чувствую, что идти мне нужно именно по шоссейной трассе, где, может быть, мне удастся разжиться авто, но я также знаю, что в силах ступить и на тропу, которая уведет меня в неизвестность, но эта тропа будет чище и правильнее, чем прямая автострада.
Мы забрались на прульхов и сели позади возничих.
Я уцепился за складку на толстой кожаной спине прульха, и вовремя. Прульх резко взмыл вверх и, сделав круг над городом аборигенов, втянулся в каменный туннель, который вел прочь из Скрытой Долины.
Я никогда не катался на драконах, но думаю, что если бы мне довелось оседлать крылатое чудовище и полетать на нем, то этот полет мало бы чем отличался от скоростной гонки на прульхе. Я чувствовал лишь скорость да жесткую поверхность спины прульха под задом, на котором к концу путешествия натер изрядную кровавую мозоль.
Прульхи опустились на дно возле нашего гнездовья и смирно склонили головы, позволяя нам соскользнуть с них. Первые мои шаги по дну после столь стремительного путешествия напоминали походку больного после проктологического осмотра.
Я старался не рассмеяться, наблюдая, как ходят Крысобой и Музыкантская. Они тоже еле сдерживались.
«Прощайте», — послал я мысль аборигенам, и они, ответив мне, подняли прульхов и пустились в обратный путь.
Почему-то мне казалось, что нам больше не суждено увидеться ни с ними, ни с Клинчем, ни с мозгом, который после нападения Гвинплея Планта отказался встретиться с нами, то ли за жизнь свою опасался, то ли обиделся, хотя каждая составляющая его часть вступала с нами в общение.
Размяв ноги и задницы, мы вознеслись к шлюзовой камере и прошли в гнездовье.
Первое, что бросилось мне в глаза, это картина полного хаоса и запустения. Такое ощущение, что в капсулах прошли бои местного значения. Не сняв защитный костюм, я вытащил пистолет и приготовился к бою, дожидаясь, пока Крысобой и Музыкантская войдут внутрь.
— Твою мать!.. Что они тут натворили? — изумился Крысобой.
— Это ты у них спросишь, если будет у кого спросить, — ответил я.
Я двинулся первым. Я чувствовал, что гнездовье еще обитаемо. Кто-то скрывался внутри. И этот кто-то безумен и очень опасен. Он упоен желанием убивать.
— Похоже, мы все-таки опоздали, — сказал Крысобой.
Прозрачная пленка стены была обильно замазана красной засохшей жидкостью, похожей на кровь.
На первое тело я наткнулся за два поворота до совещательной капсулы. Китаец гигантского роста скрючился в позе эмбриона в углу возле стены. Я увидел три характерные раны в спине. Кто-то три раза саданул его ножом.
Зная стандартный арсенал, выданный участникам шоу, я мог предположить, что нож был позаимствован оттуда.
Китаец был каменным. Убили его давно, но разложение еще не наступило.
— Вряд ли это Гвинплей, — заметил я, поднимаясь от тела.
— Почему ты так думаешь? — спросил Крысобой шепотом.
За меня ответила Музыкантская, также внимательно осмотревшая китайца.
— У него наступило трупное окоченение. Стало быть, часов двадцать должно было пройти. Гвинплей просто не мог успеть.
— Кто же тогда? — вопросил Крысобой.
— Настоящий убийца Бессмертных и Клоковой, — ответил я. — А не тот, кого нам подсунули.
— Что значит, подсунули? — возмутился Марк. — Толстяк сам начал в нас палить. Значит, виноват был.
— Был, — неожиданно для Крысобоя согласился я. — Но не в убийстве, а в помыслах.
— В каких таких помыслах?
— Он провез амберский яд в гнездовье. Он, видимо, намеревался им воспользоваться, но не успел. Кто-то выкрал яд и применил. Поверили бы мы толстяку? Вряд ли. Поэтому он распсиховался и попытался смыться. Такая вот тема.
— И кто же убийца? — спросил Крысобой.
Но ответил не я, а автоматный выстрел, который пробил Марку плечо.
Я рухнул на пол, заметив, как одновременно падает рядом Музыкантская и валится Крысобой.
— Ссссууукккиии!!! — зашипел он, сдавливая рану. Но зашипел не от боли, а от ярости.
Я попытался поднять голову и посмотреть, кто стреляет, но стоило мне шевельнуться, как в прозрачной стене образовались две дырки. Струйки выплеснулись на Крысобоя. А пулевые отверстия не пожелали затягиваться. Не та технология.
— Кучно бьет, — оценила Музыкантская.
Она лежала за телом китайца и могла безопасно анализировать обстановку.
— Прикрой меня, — попросил я.
Дважды повторять не пришлось. Музыкантская начала палить из пистолета, а я, подскочив, в два прыжка преодолел расстояние до противника, который укрылся в совещательной капсуле. Из нее простреливались все проходы. Но при моем приближении противник поспешно ретировался в коридор и скрылся.
Совещательная капсула выглядела так, словно через нее прошли полчища инопланетян. Перевернутые диваны, изрешеченные пулями. Два трупа. Крис Холмс с ножом во лбу, вогнанным по самую рукоятку. И восемнадцатилетний прыщавый мальчишка с печальными мертвыми глазами.
— Позволь мне, — попросила Музыкантская. — Я догоню.
И, не дождавшись моего ответа, устремилась за убийцей. Я знал, что у нее получится и в помощи Рената не нуждается. И я не ошибся. Через минуту где-то в отдалении зазвучали переругивающиеся выстрелы.
Крысобой опустился на пол возле дивана и рассмеялся.
— Обозлилась Рената.
— Из-за тебя? — спросил я.
— Не только.
— Что у тебя с ней? — поинтересовался я.
— Да практически ничего. Когда-то мы были близки. Сейчас, когда встретились на Фаргале, сначала чего-то вспыхнуло, но сразу же затухло. Мы как брат и сестра.
— А раньше? — расспрашивал я.
— Раньше… — Крысобой мечтательно закатил глаза. — Раньше мы… Понимаешь, мы были близки, но случилось так, что я должен был выбрать между ней и охотой. Я выбрал охоту. Мы расстались. Через некоторое время встретились. Я узнал, что она пошла по моим стопам. Но не знал, что Рената сильно обиделась. Она отомстила. И я сел.
— Ты не против, если я ей займусь? — озвучил я волновавший меня вопрос.
— Добро, Русс.
В совещательную капсулу вошла Музыкантская, волоча за собой за волосы не сопротивляющуюся… Иллу Сливович. Уж кого-кого, а увидеть ее в роли убийцы я не ожидал. Крысобой, похоже, тоже.
Рената швырнула Сливович на пол и нацелила на нее пистолет.
Илла Сливович выглядела помятой и разъяренной. Простреленные руки, разорванная щека и безумные глаза, обжигавшие ненавистью из-под шапки волос.
— Вот это новость!!! — изумился я.
— Лорд Джудд мне в панцирь, — поддержал меня Марк.
— Она пыталась уйти. Прорвала стену. Так что скоро тут все затопит, — сообщила Рената, усаживаясь на спинку перевернутого дивана.
— Живой кто-нибудь есть? — спросил я Иллу. Сливович расхохоталась:
— Все сдохли. Все. Все. Я всех. Ха-ха-ха…
— Зачем? — спросил я.
— Я одна должна победить. Я думала, что вы не вернетесь. А даже если бы вернулись, я бы убрала вас.
Она говорила серьезно. Для Иллы Сливович это шоу было последним шансом возвратить былую популярность, и она постаралась обезопасить себя от неприятных неожиданностей.
— Что будем с ней делать? — осведомилась Музыкантская.
— Ну, вообще-то, победителей должно было быть пять, — напомнил Марк. — Но что-то мне не хочется брать ее с собой.
Марк кивнул на Сливович.
— И что ты предлагаешь? — поинтересовался я.
— Мы оставим ее здесь, — ответил Крысобой. — Как мы возвращаться будем?
— Согласно условиям, пятеро выживших должны прийти к воротам, — отозвалась Рената.
— И где эти ворота?
— В нашей капсуле.
— Ну и отлично. Мы оставим ее здесь. Скоро гнездовье затопит. И она погибнет, как и те, кого она здесь порешила. Умрет в мучениях.
Марк нагнулся к Сливович и сорвал клапан разгерметизации. Костюм индивидуальной защиты стек с извивающегося тела женщины и сложился в сверток. Она попыталась до него дотянуться, но Крысобой отпихнул ее и забрал костюм.
— Прощай, Илла, — сказал я, поднимаясь с пола.
Сливович неистовствовала, но ничего не могла сделать. Ее пыл охлаждали дула пистолетов Крысобоя и Ренаты.