Андрей Емельянов - Черная Быль
***
Тело Зендера положили под платформу и положили в небольшое углубление в земле. На углубление сверху положили бетонную плиту, валявшуюся неподалеку. На платформе над тем местом, где был похоронен немец, написали маркером (Черный сказал, что маркер водоустойчивый, поэтому надпись продержится долго): «Здесь, под платформой, лежит Зендер, наш немецкий друг. Спи спокойно, Зендер. Черный и Ворон».
Мы снова вышли на площадь, и я спросил:
- Куда теперь?
Черный показал налево:
- Вон туда. Видишь вон тот ржавый гараж? Вот туда нам и нужно. Тайник как раз в этом гараже. А за гаражом начинается дорога к озеру.
Площадь была маленькая и вплотную примыкала к станции. На площади валялись остовы ржавых машин, какие-то обломки, сломанные деревья. А еще тут было очень много аномалий. «Студень», «холодец», «карусели» всех видов, «комариные плеши» и другие аномалии. Но было тут еще что-то странное. В каком-то месте вдруг возникал непонятно откуда небольшой вихрь, закручивал сухие листья против часовой стрелки, а потом стихал. Я показал Черному на один из таких маленьких вихрей:
- Что это такое?
- Это «волчок», - ответил Черный, вдруг нахмурившись. – «Волчок» это очень плохо. Сама по себе аномалия не вредит живым организмам, попавшим в нее, разве что кое-какие неприятные ощущения, но есть у этой аномалии другое свойство. Очень неприятное, между прочим.
- Какое?
- «Волчок» считается предвестником «смерча».
Я присвистнул. «Смерч» считался одной из самых опасных аномалий Зоны. Можно, в принципе, провести параллели между ним и «каруселью», однако все же эти две аномалии абсолютно разные. «Смерч» действует постоянно, просто бывают периоды затишья, когда аномалия неподвижно висит на одном месте и почти не вращается, а есть периоды пробуждения, когда аномалия двигается по абсолютно хаотичной траектории, вращаясь с такой силой, что стирает все, что встречается ей, в порошок. После Выбросов «смерч» практически не меняет место своего обитания. Ну а в Пустоши Выбросы практически не ощущаются, а это значит, что местный «смерч» висит на одном месте уже много лет.
- Хорошо, если аномалия находится на одной из улиц, на которые нам сворачивать не надо, - сказал Черный. – А вот если она прямо на нашем пути…
- Неужели Ныряльщик в своей инструкции не рассказал тебе про «смерч»?
- Нет. Я уверен в этом. Видимо, когда он исследовал Пустошь, он не видел здесь «смерча». Иначе точно бы рассказал.
- Понятно, - протянул я. – Может, все же пойдем к тайнику?
- Да, пойдем, - согласился Черный.
На преодоление сорока метров площади нам потребовалось примерно полчаса. Уже почти совсем стемнело, когда мы вышли к ржавому гаражу из металлических листов. Двери были наглухо закрыты.
- Ну и что дальше?
- Тайник внутри. Сейчас мы попадем туда.
Черный ловко запрыгнул на крышу гаража. Она загрохотала под его ногами, и этот звук разорвал тишину Пустоши, как артиллерийская канонада на рассвете. Черный прошелся по крыше, затем опустился на одно колено и приподнял один квадрат металлической обшивки. Со скрежетом квадрат отдернулся и открыл достаточно вместительно отверстие в крыше, сквозь которое можно было попасть вовнутрь. Мы забрались туда, и Черный зажег небольшую керосиновую лампу, что висела на крючке на стене. Я увидел в дрожащем свете ряды полок по всем четырем стенам гаража. Тут были и винтовки, и пистолеты, и коробки с патронами, и консервы, и даже гитара. Мы набрали патронов для моего «Винтореза» и «Абакана» Черного, взяли несколько консервных банок и гитару, а потом вылезли наружу. Черный закрыл вход в тайник, мы спустились вниз, после чего решили устроить привал.
Разожгли небольшой костерок, поели консервов, потом Черный попросил:
- Сыграй что-нибудь. Только не сталкерские песни про хабар, а что-нибудь медленное и тягучее.
- Медленное и тягучее? – переспросил я. – Что ж, я знаю одну такую песню.
Я ловко настроил гитару, а потом начал играть:
Человек в пальто за моим окном
Смотрит как будто вдаль.
Человек за углом в темном пальто
Будет везде и всегда.
Человек в пальто за моим окном -
Это, видимо, новый мой враг,
Ведь любой другой чужой человек
Не пришел бы сюда просто так.
И если он поднимет глаза,
То в окно сквозь тюлевый дым
Он увидит портрет с лицом на стекле,
Где я только что был молодым.
Он увидит меня, он запомнит лицо,
Он узнает мой нервный взгляд,
И чужой человек в темном пальто
Не оставит меня просто так.
Я никогда не боялся людей,
Но этот чужой человек…
Чужой человек приходит ко мне,
Внимательно смотрит в глаза.
Он желает увидеть в них ужас и страх,
Но видит усталость и боль
Чужой человек влетает в окно,
Открывает мою постель
В надежде найти хоть малейший изъян
В чистых складках белья.
Но я не убийца и я не дурак,
Чтобы пачкать кровью свой след.
Чужой человек приходит ко мне,
Зажимает мне руки в тиски,
И я вижу, как жадно он пьет из меня
Остатки вина и тоски.
Чужой человек уходит назад,
За собой не оставив следа,
И я знаю, что этот чужой человек
Не вернется сюда никогда.
Я закончил песню и отложил гитару. Черный подумал и сказал:
- Хорошая песня. Неплохо поешь. А кто поет ее? Почему я ее ни разу не слышал?
- Потому не слышал, что этой песне уже тридцать лет. А пела ее очень старая советская рок-группа, «Наутилус Помпилиус».
- Не слышал о такой.
- Это и понятно. Когда они были на пике популярности, тебя и на свете не было.
И тут я увидел какое-то движение на площади, совсем недалеко от нас. Схватил винтовку и проговорил, прицеливаясь:
- А вот и наш «чужой в черном пальто».
Чужой человек носил черный плащ и зеленый противогаз-полумаску. Это был он – Седой, тот самый, что преследовал нас во время Катаклизма, тот самый, что попал вместе со мной почти год назад под воздействие контролера, и в котором я приобрел после этого злейшего врага. Это он – изгой Зоны, не нашедший в ней места. И теперь он шел, чтобы выполнить-таки свое задание, убить нас.
Седой, не говоря ни слова, поднял пистолет и выстрелил. Черный упал с криком. Седой развернулся и бросился в кусты, думая выманить меня на открытую местность. Не выйдет. Я выстрелил и попал. Седой как будто переломился пополам. И упал как подкошенный. Перебит позвоночник, понял я. Он жив, но парализован, так что никуда не денется. А пока надо проверить, как там Черный.
Я повернулся к напарнику. А он и не думал умирать! Посмотрел на меня достаточно бодро, поднялся, подобрал свой «Абакан» и спросил:
- Ты убил его?
- Он парализован, - ответил я. – Позвоночник перебит. Пойдем-ка.
Мы подошли к Седому. Пистолет валялся неподалеку, рука Седого беспомощно скребла по земле. Я подобрал пистолет и бросил далеко в аномалию.
- Зачем?.. – прошептал Седой еле слышно. – Дай застрелиться, Ворон, пожалуйста.
- Нет. Будешь валяться здесь и ждать своей участи.
- Не доверяешь мне? Не хочешь дать пистолет? Так застрели сам! Облегчи мои страдания! Я всегда боялся именно такой смерти, беспомощной, парализованной. Ты спасешь меня от боли, если добьешь!
- Ворон, добей, а? – предложил Черный. Пуля, казалось, не доставляла ему вообще никаких ощущений.
- Нет, - ответил я ему. – Однажды я уже спас твою жизнь, - это уже Седому. – Тогда, с контролером. Я нес тебя на себе, чуть ли не по всей Свалке. За такие спасения в Зоне обычно благодарны по гроб жизни. А ты создал себе образ врага – меня. А потом собирался убить, и сейчас тоже. Это твоя благодарность?
- Я ошибся, - прохрипел Седой. – Я тогда потерял память. А когда очнулся, меня долговцы убедили, что ты меня бросил, а они спасли. Добей, пожалуйста!
- Нет! – отрезал я и развернулся. Черный последовал за мной.
- Ну и уходи! Сдохни как собака! Чтоб ты гнил в течение двадцати лет! – донеслось до нас.
Черный вдруг учудил: развернулся и сказал лежащему:
- «Пусть твой первый день в аду длится десять тысяч лет и будет самым коротким».
(Это я уже потом узнал, что он, оказывается, цитировал, а тогда подумал - как это он до такого додумался?)
Мы снялись с лагеря и пошли дальше.
***
Вопли Седого преследовали нас еще долго. Скоро он замолк, и мы его больше не слышали. Может, решил не терять силы на бессмысленные крики, а может, умер… Мне было плевать. Меня интересовал другой вопрос:
- Что с твоей пулей? – спросил я у Черного.
- Она мне не мешает, - ответил он. – Я ее даже не чувствую.
- Совсем?
- Совсем. Как будто в меня и не стреляли. Между тем есть и рана и много крови. А пуля не чувствуется…
- Наверно, из-за того, что ты Носитель.
- Возможно.