Виталий Обедин - Виталий Обедин Слотеры. Песнь крови.
Экзекуторы соглашались предоставить пресловутое право выбора… но не раньше, чем они дотла выжгут все, что прячется на темной стороне. Никаких полумер! Никакого компромисса!
Воины-практики с мечами и факелами показали неприличные знаки теологам-теоретикам с посохами и ладанками и повернулись к ним спиной. Перспектива лишения духовного сана особо никого не напугала: значительная часть ордена сама приняла решение отложиться от Церкви. Те же, что остались служить ей, ныне именуют себя инквизиторами.
Монахи расстриглись и сожгли робы и вериги, поверх которых прежде таскали панцири и кольчуги, и продолжили дело уже как самопровозглашенные рыцари. Священный Канон, надиктованный Тертуллию Флорийскому умирающим архангелом Габриэлем им заменил Кодекс, начертанный железной рукой Брендона Неистового, первого из известных тогда бесоборцев. Он же и стал первым магистром обновленного, уже не монашеского ордена. Твердыней и штаб-квартирой экзекуторов Брендон сделал старую крепость на границе Фронтира. Отстроенная и снабженная новыми фортификациями, она стала именоваться просто и незатейливо — Башня, отчего у ордена вскоре появилось второе, не менее известное прозвище.
Братство Башни.
Удивительно, но героический образ жизни рыцарей-экзекуторов крайне удачно сочетался с прагматичными воззрениями на эту самую жизнь магистра Брендона и тех, кто ему наследовал. Магистры-экзекуторы активно подвизались на политическом поприще и снискали здесь немало побед. Главной из них стало признание правителями ряда государств не только заслуг ордена, но и его полной независимости. А Нееловский пакт, заключенный еще при жизни Брендона, раз и навсегда скрепил договоренности братства с правителями запада и востока, севера и юга. Экзекуторы поклялись не вмешиваться в мирские и духовные дела стран, подписавших договор, а властители даровали рыцарям право беспрепятственно преследовать нечистых там, где они угрожают людям.
Сей пакт неуклонно блюдется и поныне. Ну, то есть настолько «неуклонно», насколько вообще может соблюдаться любой документ, составленный и подписанный смертными политиками.
К примеру, дальний родственник нашего величества Джордана II король Георг Лысый свою подпись под пресловутым пактом поставил (с одобрения Палаты пэров и Магистрата) в числе первых. А предоставить место для размещения дружин экзекуторов на территории Ура не соизволил, апеллируя к «давним и свято чтимым законам Блистательного и Проклятого». Оные законы, пояснял король опешившим эмиссарам братства, запрещают впускать в город чужих солдат, а орден Очищающего Пламени — структура военизированная, как ни крути. Посему «никак не можно».
С тех пор ситуация ничуть не изменилась, но, уж поверьте, не потому, что экзекуторы не пытались…
— Имею честь представиться, — щелкнул каблуками рыцарь, коротким и пронзительным взглядом окинув-оценив меня и Человеколюба, — Кастор ди Тулл, лейтенант-экзекутор, уполномоченный эмиссар магистра Ван Дарена.
Вот так, просто «Кастор ди Тулл, лейтенант-экзекутор». Без всякого «сэр» и перечисления десятка титулов, свойственных уранийским рыцарям. Вступая в братство Башни, соискатели отказывались от мирских титулов и званий за исключением тех, что входили, собственно, в иерархию ордена и жертвовали ему все свое состояние. Упомянутый мной прагматизм экзекуторов проявлялся не только в умении их лидеров ловко маневрировать между интересами государей и целями братьев. На многие вещи магистры смотрели весьма широко. Так, братство, не особо смущаясь, вербовало в свои ряды людей с не самым чистым прошлым, включая тех, чьи руки были обагрены кровью невинных. Принимая присягу, рыцарь-неофит оставлял прошлое за спиной. Кодекс Брендона гласил: участие в великом священном походе против Тьмы само по себе послужит искуплением всех грехов минувшего.
Но если на прошлое можно закрыть глаза, то похоронить его не так просто. Глядя сейчас на ди Тулла, я видел не только лейтенанта-экзекутора, простого рыцаря без всяких там «лорд», «граф» или, на худой конец, «сэр», но и еще кое-кого.
Этого «кое-кого» ныне задвинули в темный чулан и занавесили от греха заслугами да подвигами во «славу рода человеческого», но он никуда не делся. Он все еще был здесь, маячил за спиной «цепного пса человечества» багровой, лишь слегка выцветшей от времени тенью.
Кастор ди Тулл — бывший пнедорийский корсар и пират. Кровавый разбойник, лет десять назад бороздивший Северное море под наводящим ужас флагом Красной Каракатицы.
Его имя неслучайно вызвало у меня какие-то смутные воспоминания. Я никогда прежде не видел ди Тулла, но, пока разглядывал суровое волевое лицо экзекутора, одну за другой припомнил несколько громких историй, звучавших в свое время по кабакам Ура. Тогда немало уранийских толстосумов, чьи корабли выпотрошил будущий благородный рыцарь, осаждали Палату пэров, требуя принять меры к распоясавшемуся морскому стервятнику.
Время неплохо обточило Кастора ди Тулла, сделав и жестким и жестоким, однако и сейчас ему едва дашь больше тридцати лет, несмотря на шрамы и хмурый, неприветливый взгляд. А тогда, в море, должно быть, не было и двадцати… Магистр Ван Дарен знал, кого выбирать посланцем. Только битый и траченный жизнью волк будет достаточно клыкаст, чтобы уверенно противостоять железной воле легендарного вице-канцлера Дортмунда, чье человеколюбие имеет свойство заканчиваться там, где встают вопросы целесообразности.
Нет сомнения, экзекуторы здесь, чтобы в очередной раз попытаться добиться свободы рук в Блистательном и Проклятом, пользуясь нестабильной ситуацией в городе как предлогом. Начнут с требования предоставить им право организовать самостоятельную охоту за Ренегатом, а дальше выжмут из положения все, что только можно. Зацепят во время охоты Квартал Склепов, столкнутся с магиматами, запросят подкрепления.
Пусти волка в отару…
Слушая дежурные приветствия, расточаемые вице-канцлером в адрес ордена, его магистра и в свой собственный, Кастор ди Тулл с видимой почтительностью склонил голову. Взгляд его при этом откровенно буравил то меня, то Витара: изучал, оценивал, запоминал целиком и в деталях. Тот факт, что вице-канцлер не выпроводил меня из кабинета, экзекутор принял как должное. Он не стал настаивать на приватном разговоре, справедливо предположив: невесть кого глава Второго Департамента при себе не оставит. Когда дядя покончил с церемониальной частью, рыцарь коротко и сжато сообщил об очередной гневной ноте, связанной с несоблюдением Нееловского пакта, которая ранее была представлена его величеству Джордану II и перенаправлена в Магистрат.
Покончив с изложением официальных причин своего визита, ди Тулл несколько изменил тон и манеру изъясняться. Дальше он говорил своими словами, с грубоватой прямотой, свойственной человеку, который больше времени посвящает упражнениям с оружием, нежели тонкостям ораторского искусства.
— Не буду скрывать, история с безумцем-вампиром, режущим граждан Блистательного и Проклятого точно баранов на бойне, является лишь предлогом для вмешательства Ордена в дела Ура, — открыто глядя в глаза Витару, говорил ди Тулл. — Мы также отдаем себе отчет в том, что его величество Джордан II, а также уважаемые пэры Блистательного и не менее уважаемый Магистрат опасаются, будто братство, едва войдя в город, начнет некую политическую игру, грозящую интересам Ура… но вы-то, лорд Дортмунд, человек благоразумный. Вы должны понимать, политика интересует нас постольку-поскольку…
Дядюшка Витар слушал не перебивая. Прочесть что-либо по бесстрастному лицу «благоразумного человека» не смог бы и лучший физиогномист Блистательного и Проклятого.
— Политика не более чем инструмент для скорейшего достижения цели ордена, каковые лежат вне интересов короля, пэров и Магистрата. Вы знаете это. За два с половиной века своего существования орден доказал, что не покушается на чей-либо суверенитет или автономию, не участвует в политических играх и заговорах, связанных с престолонаследием. Мы жаждем только одного: избавления мира от порождений греха и темноты.
Я хмыкнул и с деланной неуклюжестью перевалился в кресле, демонстративно бряцая навешанным на тело оружием. Это выглядело как неприкрытый намек: мол, со своими грехами мы будем разбираться самостоятельно. И с грешниками тоже.
Ур абсолютно необычный город, он настолько же велик и блистателен, насколько проклят и пропащ. Здесь все сложнее, чем кажется на первый взгляд. Не с примитивными мерками экзекуторов, насаждающих добродетели с мечом у горла, браться за столь деликатный процесс.
Рыцарь намек понял, голос его сразу стал тверже, в нем даже прорезались пафосные нотки.
— Орден долгое время был вынужден смотреть сквозь пальцы на то, как Ур все глубже проваливается во Тьму. Предоставление мест под строительство Черных церквей, активное использование нежити и демонов для частных и государственных нужд, легальное существование Квартала Склепов… Все это прямые преступления против рода человеческого. Нельзя бесконечно удерживать нечистых и проклятых подле себя, копя их злобу, множа ненависть и разжигая голод. Даже Цитадели, построенные из мощей архангелов и сковавшие в мертвенном сне адских Герцогов, не вечны — придет день, когда и они рухнут, повинуясь воле мессии и знаменуя День последней битвы. Что уж говорить о попытках поддерживать перемирие смертных с детьми Преисподней?
