Дэйв Дункан - Струны
Господи, да где же они его такого выкопали?
Но сердце выбивало барабанную дробь. Элия ощутила острое, как удар электрическим током, прикосновение сатори. Вот чего, оказывается, не хватало — этой неуклюжей, лопушистой жердины. Этого подростка-переростка. Да кто он, собственно говоря, такой?
И какое, на хрен, может он иметь ко мне отношение?
Мальчишка горел — как то слово на мятой бумажке из кармана Джетро; его окружала яростная, пламенеющая аура. Он еще не видел Элию, даже не подозревал о ее существовании, но сомнений не было никаких: вот то, из-за чего она пришла на это сборище. Многие столетия мучительных смертей — и все, чтобы привести ее сюда, к этому нескладному, нелепому малолетке.
Хейстингз остановился рядом с трибуной, положил на нее руку. Репортеры и филины, тесно набившись в подкову, чуть не скинули Элию с дивана; она встала и пробилась, безжалостно работая локтями, поближе. Великий Человек обвел жадную толпу глазами, все смолкли.
— Так, значит, вы настоящие! Дружный подобострастный смех.
— А я вот всегда считал, что большинство телевизионных обозревателей — просто компьютерные конструкты.
Старик, совсем старик, но форму сохранил великолепную. В зале повисла звенящая тишина, муха пролети — услышишь. Что же мог он делать с аудиторией в те, давние годы, в полном расцвете сил?
— Так вот, я пришел сюда совсем не за тем, чтобы воровать у директора Хаббард ее триумф. Она скоро придет и сама расскажет вам все, что собиралась рассказать. И даже не пытайтесь, — предостерегающий взмах длинного пальца, — спрашивать меня про политику, — все равно не отвечу. Но я должен сказать несколько слов в поддержку директора Хаббард — все-таки сегодня ее день.
Театральная, точно рассчитанная пауза.
— Я скажу следующее: обвинять женщин в непунктуальности — чистейшей воды предрассудок и сексуальный шовинизм. Однако, как показывает мой личный опыт, если делать это без лишних промедлений — они вас не услышат.
Смех, гул голосов — и снова взмах пальцем.
— Никаких вопросов! Зато я с благодарностью приму бокал шампанского, и если все вы согласны поговорить неофициально, без записи…
— Ваш компаньон, сэр, кто он такой? Элия чувствовала, что он ждет этого вопроса, — не чувствовала, а знала.
— Кто? — Хейстингз повернулся и взглянул на густо покрасневшего мальчишку. — Этот, что ли? — Снова пауза, легкая, заговорщицкая улыбка. — Так вот, уважаемые леди и джентльмены, я имею честь представить вам своего внука, Седрика Диксона Хаббарда!
Мгновение тишины, а затем — рев, взрыв, словно все присутствующие старались перекричать друг друга.
А ведь эта глиста зеленая интересовала не только меня.
Хейстингз поднял руку, и все снова стихли, он полностью контролировал аудиторию.
— Похоже, они хотят тебя о чем-то спросить. Ты согласен ответить на пару вопросов?
В серых, широко расставленных глазах — панический ужас. Мальчишка яростно затряс головой, рыжие космы взметнулись в воздух.
Пока зал хохотал, Элия протиснулась к другому дивану. Едва она успела привести себя в порядок, уложить сбившиеся волосы на место, как толпа расступилась, давая Генеральному Секретарю возможность сесть — на том же самом диване. А где же еще? Такие вещи делаются совсем просто.
Взмах сухой, жилистой руки не позволил Элии встать; в пронзительных глазах старика поблескивал интерес — но ни малейшего удивления.
Он знал!
— Принцесса Элия! — Хейстингз склонился над ее рукой. — Наконец-то! Вы даже прекраснее, чем я ожидал. А где же ваш бородатый брат?
Разговорчики на публику, все он прекрасно знает. Он знал о ее приезде и знал, почему она приехала. Уж ему ли не знать. Плести величайший в истории заговор так, чтобы о нем не узнал Уиллоби Хейстингз, — такое не под силу даже Матушке Хаббард.
Генеральный Секретарь пересел поближе к Элии. Элию больше интересовал его внук, но тут вышла осечка. Не найдя свободного места, Седрик непринужденно устроился на полу у ног деда, этакое тебе двухметровое дитятко. Не замечая присутствия Элии, он скрестил зеленые мосластые ходули и выпучился на Пандору Экклес.
Вот вам, пожалуйста, впал в транс!
Ну и пусть его. Сам факт близости Седрика успокоил головную боль, исчезло и неприятное ощущение, что чего-то не хватает. К тому же Элия и сама не знала, о чем говорить с этим мальчишкой, а уж он-то и тем более.
— Я и не знал, сэр, что у вас есть внук, — заметил Квентин.
Хейстингз взглянул на него поверх бокала, обвел глазами остальную компанию:
— Так никто ничего не записывает? Всемирная система средств массовой информации кисло подтвердила, что да, никто ничего не записывает; филины скромно отвернулись, некоторые из них даже сняли головные повязки с камерами.
— Ну так вот… — Хейстингз сделал драматическую паузу, глубоко вздохнул и продолжил:
— А я что, должен был вам докладывать?
Полный восторг всех — за исключением Квентина. Однако старейшина (??) мировой журналистики быстро оправился, воздел седые кустистые брови и внимательно осмотрел мальчика.
— А сколько тебе лет, Седрик?
Тот с трудом отцепил взгляд от Пандоры:
— Девятнадцать, сэр.
Ровесник — искренне удивилась Элия. Она считала, что этот мальчик значительно младше, просто такой уж вымахал длинный.
— И ты — сын Джона Хейстингза Хаббарда?
— Да, сэр.
И само собой, внук старушки Агнес! Это вполне объясняло интерес к нему журналистов — хотя и не объясняло предчувствия и тревоги Элии. В парне было что-то такое.., но, конечно же, не в физическом смысле. Незрелый ребенок, нескладный и, скорее всего, не слишком умный. Абсолютно не ее тип. Откуда же эта только ей видимая аура?
Остальные телевизионные акулы не вмешивались в проводимое Квентином интервью, однако пристально следили за реакцией Генерального Секретаря.
После нескольких секунд молчания Седрик снова вперил обожающий взор в Пандору — и тут же, словно по сигналу, Квентин задал очередной вопрос:
— Твои родители погибли при несчастном случае. Лопнула струна, так, кажется?
— Да, сэр.
— “Дуб”. Мир с кодовым названием “Дуб”.
— И вы это помните?
— Нет, — качнул головой Квентин. — На тебя есть досье.
То самое, о чем Норт предупреждала Джетро; по Седрику успели собрать материалы. 5СВС располагает великолепной библиотекой, а у Квентина, конечно же, есть заушник.
— И они шли с ночевкой?
Стандартная техника перекрестного допроса, но мальчишка, разве же он это поймет? Вопросы сыпались один за другим, и каждый раз Седрик отвечал: “Да, сэр!»
— Короче говоря, они, группа из шести человек, ночевали в мире второго класса с кодовым названием “Дуб”, и следующее окно не появилось. И все, конец, возобновить контакт не удалось.
У Седрика, похоже, шевельнулись какие-то подозрения:
— Мне так рассказывали, сэр.
Поздно, милый, поздно. Квентин уже готов захлопнуть ловушку.
— Но что же делал в мире второго класса сельскохозяйственный рабочий?
— Сельско.., мой отец был разведчиком!
— Нет, — сочувственно покачал головой Квентин. — В досье не может быть ошибок.
— Дедушка! — взмолился Седрик.
Ты бы головой-то крутил поосторожнее, съехидничала про себя Элия. А то вот бы мы сейчас картину увидели — цыпленок, сам себе свернувший шею.
Хейстингз задумчиво играл пустым бокалом.
— Джон был стажером, учился на разведчика. — Он слегка усмехнулся и взглянул на Квентина. — Эта молодежь ничего не помнит и не знает, но ты-то, Питер, должен бы. Трансмензор только-только появился на свет. И Институт — тоже. Тогда еще не было целой армии профессиональных разведчиков. Первый захват планеты осуществлен в двадцать втором году, к двадцать шестому мы еще не наловчились прыгать с планеты на планету, как с кочки на кочку, — не мы, конечно же, а подручные Агнес.
Он снова обвел группу глазами. Седрик согласно кивал, то же делали и двое-трое журналистов, остальные застыли в напряженном ожидании.
— Раз за разом мы находили эти маленькие уютные мирки — и каждый из них казался нам второй Землей. Вы, торопыги, объявляли о них в экстренных выпусках. Вот ты, Питер, когда ты в последний раз упоминал в передаче о каком-нибудь мире второго класса?
Господи, они ж не слушают его, они ему внимают, как пророку. Специалист высочайшего класса!
— Поэтому и занимались этой работой люди, которых сейчас бы не подпустили к ней и на пушечный выстрел. Мой сын был профессиональным ковбоем, участвовал в родео — ни одной неломаной кости во всем теле. Равно как и в черепе. А там были сплошные прерии, на этом Дубе, и какие-то животные, смахивавшие на лошадей. — Он помолчал. — И везде, буквально во всем — смертельная концентрация сурьмы. Но это мы выяснили потом, когда струна уже лопнула. Анализы задержались.
— Но ты, Седрик, ты же ничего этого не помнишь?
Молодец, Квентин! Рви добычу полегче, которая под силу.
