Николай Чадович - Особый отдел и пепел ковчега
– Так в этом и соль! Дело было на маневрах в Забайкальском военном округе. Танковая дивизия, совершив обходный маневр, атакует условного противника. Снег вокруг по пояс, мороз под тридцать градусов. А Востроухову вдруг приспичило, словно племенному быку. Медсестру это он специально для таких случаев возле себя держал. Безотказная была бабёнка. Правда, живого веса имела за пять пудов и рост гренадёрский. Да и Востроухова недомерком не назовёшь. В башне вдвоём никак не поместиться. А броня на танковой корме, где дизель стоит, тёплая, как печка. Вот они там и спарились.
– Экипаж им не помешал?
– Знали они своего генерала, а потому сидели тихо, как мышата.
– Случай, спору нет, пикантный, – сказал Кондаков. – Но для меня, к сожалению, малоинтересный.
– Тогда об интересных случаях сам спрашивай, – ответил слегка уязвлённый Запяткин. – Надеюсь, обойдёмся без протокола?
– Окстись! У нас с тобой обычная стариковская беседа.
– Пой, пташечка, пой! Можно подумать, что я вашу контору не знаю.
– Да я уже давно честный мент, а не гэбэшник.
– Вот даже как! – Запяткин почему-то обрадовался. – Понизили, значит?
– Наоборот. И должность солидную дали, и звёзд на погонах прибавилось.
– Какой же интерес ваша ментовка может иметь к маршалу Востроухову?
– Давай эту тему опустим… Припомни, а не ходило ли анекдотов про удачливость маршала? В том смысле, что он мог выкрутиться из самого безнадёжного положения, причем не раз и не два.
– Нет, ничего такого не слышал. – Запяткин по-скрёб у себя под бородой. – Хотя были сплетни, что один весьма влиятельный министерский чин забыл в туалете папку с документами, которые ясно указывали на его шкурные связи с режимом Дудаева. А Востроухов, случайно заскочивший в ту же самую кабинку, документики прикарманил. И даже не стал этого скрывать. Ни грозьбы, ни просьбы на него не действовали. Однако и шума на сей раз он не поднимал. Выжидал, наверное. Постепенно всё вроде бы улеглось, но потом этот чинуша вздумал баллотироваться в Государственную думу. Понимая, какой дамоклов меч висит на его головой, он сулил Востроухову золотые горы. А тот ни в какую! Уперся как баран. Говорил, что эти документы будут гарантией его безопасности. Дескать, случись со мной какая-то беда, всё немедленно всплывёт наружу.
– Ну и как, попал тот субчик в Думу?
– Да нет. Рисковать не стал. Решил, наверное, дождаться, когда маршал коньки откинет… Только учти, достоверность информации я не гарантирую. Как говорится, за что купил, за то и продал. Пустозвонов в армии ещё больше, чем на базаре… А хочешь, расскажу тебе, как Востроухов жену своего зама дрючил? Во потеха! Тот был жутким ревнивцем и постоянно названивал домой, что называется, для контроля. И вот пока Востроухов над этой дамочкой трудился, она в целях конспирации всё время ворковала по телефону с мужем. И вдруг муж так подозрительно спрашивает: «А кто это возле тебя сопит?» Жена, не будь дурой, отвечает: «Это мне собачку подарили, и я ей сейчас за ушком почёсываю». Короче, пришлось Востроухову спешно натягивать галифе и мчаться на поиски подходящей шавки. Еле-еле успел. Да только собачка, как на беду, оказалась бешеной и назавтра перекусала новых хозяев. А пока супруги проходили курс профилактического лечения, Востроухов к своей пассии охладел.
– Да, славную он прожил житуху, – промолвил Кондаков. – Перед смертью, наверное, было что вспомнить… Кстати, а насчёт его кончины никаких слухов не ходило? Может, помогли ему какие-нибудь доброхоты?
– Исключено, – заверил его Запяткин. – В последнее время здоровье у маршала было никудышное. И сердце отказывало, и почки. В общем, конец был вполне прогнозируемым.
– Говорят, он часы любил? Целую коллекцию дома имел.
– Впервые слышу. А вы его никак в карманных кражах подозреваете? – ухмыльнулся Запяткин.
– Да нет, это я просто так. – Кондаков демонстративно зевнул. – Молва ходила, что Востроухов имел карманные часы, некогда принадлежавшие лично Сталину.
– Ну это уж форменные враки, – возмутился Запяткин. – Он во время войны лейтенантишкой на Волховском фронте служил и, насколько мне известно, ничем особым не отличился. За что ему такая честь?
– Вот и я себе думаю, что это враки, – дабы не вызывать у Запяткина лишних подозрений, согласился Кондаков. – Если у Востроухова была такая уникальная вещь, он бы не удержался от хвастовства.
– Не факт, – возразил Запяткин. – Это он только на публике корчил из себя рубаху-парня. А по большому счёту был очень скрытным человеком. Не знаю, что вы там вынюхиваете, но к сказанному мне добавить больше нечего. Уж прости старого пердуна.
– Всё нормально, – заверил его Кондаков. – Я ведь по этому делу не один работаю. Кто-то добудет один фактик, кто-то другой, вот и сложится реальная картина.
– Боюсь, как бы у вас вместо реальной картины злобный шарж не сложился, – буркнул Запяткин.
– Это уж как повезёт. Иной шарж характеризует человека куда вернее, чем самая достоверная фотография. Главное – не подгонять факты под заранее готовое мнение.
– Да ты в своей ментовке просто философом стал! Видно, свободного времени много… Может, в гости зайдёшь? Кедровой настойкой угощу. Завтра другим человеком себя почувствуешь.
– Спасибо за приглашение, но принять его не могу. Через час начальник ждёт меня с рапортом, – вынужден был соврать Кондаков. – А он запашок за версту чует.
– Ну, как хочешь, – разобиделся Запяткин. – Значит, зря я перед тобой распинался. Мавр сделал своё дело, мавр может уходить…
Когда санитары из клиники «Сосновый бор» забирали Ваню, старательно изображавшего приступ паранойи, Людочка, назвавшаяся его дальней родственницей, подписала договор, обязывающий её в трехдневный срок оплатить все расходы по содержанию и лечению новоявленного психа.
Именно на такой срок и планировалась операция «Байстрюк», однако уже спустя сутки, когда Кондаков и Цимбаларь рыскали неизвестно где, раздался звонок из клиники.
– Забери меня отсюда, – тоном, не терпящим возражений, заявил Ваня. – На фиг такие деньги на ветер пускать! Но за вызов и предварительное обследование придётся заплатить. Возьми с собой тысяч пять.
– У тебя всё в порядке? – осведомилась Людочка, обеспокоенная столь неожиданным звонком.
– Более или менее, – уклончиво ответил Ваня. – Дома поговорим.
Людочка ещё не успела собраться, как о себе дал знать Цимбаларь, что оказалось весьма кстати. Вызвав служебную машину («Мицубиси-Лансер» Цимбаларя уже неделю стоял в полуразобранном состоянии), они покатили в «Сосновый бор».
Дабы не посвящать водителя в служебные тайны, его высадили у ближайшей станции метро.
Цимбаларь, которого в клинике уже знали, причём далеко не с лучшей стороны, остался в машине, а Людочка зашла на проходную, где для неё был заранее приготовлен пропуск.
Ваня в компании рослого санитара сидел на скамеечке неподалеку, болтал ногами и курил сигарету, что позволялось только вольным птицам, покидающим клинику. Завидев Людочку, он послал ей воздушный поцелуй.
В бухгалтерии липовую родственницу ожидал весьма внушительный счёт, на оплату которого едва хватило всех наличных денег. (Цимбаларь, правда, предлагал отделаться фальшивым чеком, завалявшимся у него неизвестно с каких времён, но щепетильная Людочка о подобных аферах и слышать не хотела.)
Внимательно проверив квитанцию и другие бумаги, касавшиеся Ваниной выписки, санитар сказал:
– Получите своё сокровище. Но в следующий раз сюда даже не суйтесь. Пусть его на улице Потешной бесплатно лечат.
– Интересно, а что бы вы делали, если бы я не внесла за него плату? – поинтересовалась Людочка, за руку сдёрнув Ваню со скамейки.
– В лучшем случае заставили бы пару месяцев подметать территорию, а в худшем разобрали бы на донорские органы, – осклабился санитар, плотоядно поглядывая на вырез Людочкиной кофточки. – Но я, конечно, шучу. Вытребовали бы деньги через суд. Мы же заключили с вами договор о взаимных обязательствах.
Уже за воротами клиники Людочка спросила у Вани:
– Что этот бугай имел в виду, говоря об улице Потешной?
– Он имел в виду психиатрическую больницу имени Ганнушкина, – скривившись, как от зубной боли, ответил Ваня. – Если туда попал – пиши пропало.
Едва тронувшись с места, нетерпеливый Цимбаларь потребовал:
– Давай рассказывай, не тяни резину. Виделся ты с Сопеевым или нет?
– Ясное дело, виделся, – откликнулся Ваня. – В этой клинике у психов свободного времени навалом. Процедуры и обследования только до обеда, а потом, если ты, конечно, не буйный, гуляй себе на здоровье. Играй в домино, смотри телевизор, лови птичек в парке, изобретай вечный двигатель, ковыряйся в носу. Уродов там всяких хватает, поэтому никто на меня особо не пялился. Вычислил я, значит, среди пациентов Сопеева и стал к нему приглядываться. Он других психов сторонился, и если разговаривал, то в основном сам с собой. Попробовал завязать с ним разговор – бесполезно. Или смотрит сквозь тебя, или принимает за кого-то другого. В брошюре, которую ты дал мне почитать, сказано, что эмоциональная встряска иногда способствует временному возвращению памяти. Вот я и придумал один оригинальный ход. Спёр у зазевавшегося санитара зажигалку, прихватил какую-то книженцию, будто бы почитать, и отправился со всем этим хозяйством в туалет. Долго Сопеева дожидался, похоже, что у него проблемы со стулом. Ну вот он наконец по-явился и уселся на унитаз. Кстати сказать, двери во всех кабинках прозрачные, чтобы пациенты ничем недозволенным там не занимались. И пока Сопеев тужился, опорожняя кишечник, я разложил в раковине костёр из книжных листов.
