Виталий Романов - Охота на монстра
То была последняя разумная мысль в голове Андрея. Если кто и сможет реанимировать членов экипажа, так это врач. А вот сумеет ли очнуться сам Анатолий Лутченко, надышавшийся углекислотой, об этом Славцев подумать не успел.
Просто упал сверху на доктора, ладонями прижимая маску к его лицу. И вырубился.
Майор Фертихогель летел в Солнечную систему, на Землю – в галактический институт экспериментальной физики. Путь предстоял неблизкий, но Клаусу было чем заняться. Он уединился в каюте первого класса, еще раз просматривая материалы, собранные по делу «техногенной катастрофы» на космостанции «Медуза».
Для себя, мысленно, офицер ГСБ уже ставил слова «техногенная катастрофа» в кавычки. Чем больше Клаус изучал это дело, тем крепче становилась уверенность, что следствие прекратили слишком быстро. Недопустимо быстро!
После ознакомления с первыми видеоматериалами Клаус напросился на аудиенцию у генерала Кросби, попытался доказать собственному начальству, что Галактической Службе Безопасности следует уделить более пристальное внимание загадочному инциденту с лабораторией физики. Однако Кросби только сердито отмахнулся от майора, будто от назойливой мухи. Генерал вновь напомнил подчиненному, что расширенная следственная комиссия вынесла заключение: техногенная катастрофа по вине персонала.
Напрасно Клаус Фертихогель показывал начальнику сектора видео с борта катера, вырвавшегося с аварийной станции. Сам майор смотрел эту «дорожку» раз двадцать или тридцать. У него складывалось впечатление, что в тот момент, когда человек на экране – Марк Айштейн – выкрикивал последние в своей жизни слова, вокруг несчастного физика появлялись какие-то зубастые твари. Они двигались в воздухе точно так же, как пиявки в воде – механика была очень схожей…
Едва только Клаус заикнулся об этом, Кросби расхохотался чуть ли не до слез. Затем, вытерев глаза платком, отобрал у подчиненного пухлую папку с материалами. Выкопал заключение технических экспертов, в котором черным по белому было сказано: покадровый анализ видеоизображения не выявил никаких аномальных существ на записи.
Майор Фертихогель читал заключение, но оно лишь убедило его в собственной правоте. Раз такую экспертизу сделали – значит, кому-то привиделось то же самое, что и Клаусу. И тут следовало задуматься! Один человек может сказать: мне померещилась какая-то чертовщина… А если таковых двое… трое… Тогда как?!
Однако Клаус понимал и логику генерала Кросби: если лучшие военные эксперты говорят, что на экране ничего странного нет, значит – ничего нет. Наука – вещь точная. Она не любит таких определений, как «показалось», «померещилось».
Фертихогель несколько раз пытался «поймать» загадочную зубастую тварь, прокручивая запись вновь и вновь. Едва офицеру начинало казаться, что видит мерзкую гадину на экране, как он мгновенно останавливал воспроизведение, но всякий раз получалось так, что на картинке оставались только насмерть перепуганные люди с выпученными от ужаса глазами.
Загадочные твари будто бы существовали лишь в динамике, во время движения кадров, причем они были какими-то полупрозрачными, почти неразличимыми. Да еще, как назло, именно в те мгновения, когда появлялись «пиявки», вырубалось освещение на катере. Так некстати!
Промучившись с упрямыми тварями несколько часов – до рези в глазах, до слез, – Клаус Фертихогель двинулся дальше. Он внимательно изучил фотоснимки: и запечатленную надпись «Господи, Господи, прости и помоги мне…», и кривые торопливые строки в бортовом журнале «Сегодня мы открыли Дверь в Ад». Видел жуткую неразбериху в жилых отсеках с вываленным на пол содержимым шкафов, рассматривал отметины от лучей, там, куда стреляли люди, заметившие врага. Прочел доклад спасательно-патрульной команды о найденных на борту станции лазерах с полностью разряженными батареями.
Обо всем этом майор Фертихогель намеревался поговорить с генералом Кросби, но беседа вышла совсем не такой, как планировал Клаус. Начальник сектора отказался слушать подробности, лишь с откровенным сожалением посмотрел на своего подчиненного, когда тот попросил несколько дней на более детальное изучение истории.
По глазам Кросби было видно: ему искренне жаль, что офицер ГСБ попусту потратит несколько дней, копаясь в какой-то ерунде. Однако генерал дал «добро» на расследование Фертихогеля, а больше Клаусу ничего и не требовалось.
Именно поэтому майор Галактической Службы Безопасности летел на Землю – прародительницу нынешнего человечества, расселившегося по сотням обитаемых планет.
…Земля встретила офицера ГСБ ласковыми теплыми лучами Солнца. Они касались лица так нежно и приятно, что, выйдя из здания космовокзала, Клаус невольно улыбнулся, расслабился. Он-то собирался как можно быстрее добраться до института экспериментальной физики – просто выскочить из дверей порта, прыгнуть в первый же свободный мобиль.
А тут вдруг расхотелось торопиться. Потянуло брести вперед, абсолютно бесцельно, ни о чем не думая. Брести, подставив лицо теплым лучам, и наслаждаться жизнью.
Все-таки хорошо, что власти запретили на Земле промышленную деятельность, оставили только зоны отдыха и научные лаборатории, не нарушающие экологию. Человечеству удалось спасти родную планету, «законсервировать» ее такой, какой Землю видели предки на протяжении многих веков…
Клаус позволил себе десятиминутную разрядку, потом все-таки собрался, остановил мобиль-такси, назвал адрес. Время аудиенции у директора института физики было согласовано заранее. Рабочий день Дугласа Дрешера расписан по минутам, а потому опаздывать не стоило…
– Прошу вас! – сказал Дрешер, чуть полноватый мужчина в возрасте под пятьдесят, с седыми волосами и пышными усами. – Буду признателен, майор, если наша беседа не затянется более чем на полчаса.
– Благодарю, – Клаус едва заметно поклонился. – Для начала я хотел бы узнать, чем занималась экспериментальная лаборатория «Медуза», погибшая в результате катастрофы семь лет назад.
– «Медуза»… – директор института физики откинулся на спинку кресла, по-другому посмотрел на гостя. – Хм… Вот вы зачем прилетели… Да-а… А я-то подумал, у Галактической Безопасности появились какие-то претензии к моему заведению…
– Никаких претензий, – заверил майор Фертихогель. – Меня интересует лаборатория «Медуза».
– Странно, – физик скривил губы, усмехнулся. – Семь лет прошло… Отчего интерес возник теперь?
Он голосом выделил последнее слово.
– Мистер Дрешер, – Клаус тонко улыбнулся. – Вы просили уложиться в полчаса, потому что у вас много дел. А теперь получается, что вопросы задаю не я, а вы.
– Хм, да… – директор института почесал затылок. – И в самом деле…
– Вы что-то скрываете? – надавил Фертихогель.
– Я?! – Дрешер удивился абсолютно искренне, Клаус это точно понял: физик не смог бы так здорово сыграть. – Мне нечего скрывать, майор! Пожалуйста! Давайте, я расскажу все, что захотите. Просто для меня, как для человека, уважающего точные формулировки, осталось загадкой: почему Галактическую Безопасность интересует «Медуза»? Впрочем, ладно, больше не будем отвлекаться.
– Только, пожалуйста, – поспешно вставил Клаус. – Я в физике не очень разбираюсь. Вы мне объясните так, как если бы рассказывали ребенку-школьнику. Ну… ну, чтобы понял даже полный дурак.
– Тогда следует начать с общего, – профессор Дрешер чуть помедлил, шумно вздохнул, размышляя. – Значит, так. Существует общая теория относительности Эйнштейна. О ней, я думаю, вы знаете из школьного курса физики. Так вот, согласно этой теории, наше пространство четырехмерно, если к трем физическим координатам X, Y и Z прибавить четвертую – время. Все процессы в теории относительности рассматриваются исходя из постулата о четырехмерности нашего гм… бытия.
Кроме того, существует квантовая механика. В ее подробности вдаваться не будем, отметим лишь, что эта система детально и точно описывает поведение элементарных частиц.
Проблема современной физики заключается в том, что общая теория относительности Эйнштейна и квантовая механика – две очень полные модели, принятые на вооружение – не согласуются друг с другом. Вернее, не полностью согласуются. Ну, скажем, пространство по Эйнштейну – это что-то вроде «активной ткани» с определенными характеристиками, а в квантовой механике – всего лишь пассивное и неподвижное нечто, некая арена для взаимодействующих меж собой фундаментальных частиц. Гм, пока не очень сложно?
– Продолжайте, – попросил майор Галактической Безопасности. – Я слушаю и стараюсь понимать, о чем идет речь.
– В середине двадцатого века немецкий ученый Буркхард Хайм сделал попытку переписать уравнения общей теории относительности так, чтобы они соответствовали основам квантовой механики. То есть, проще говоря, задумал создать единую модель, универсальную и непротиворечивую. Для этого потребовалось сделать допущение о том, что гравитация – видимое проявление искажений в ткани пространства-времени, а все фундаментальные взаимодействия – проявление целого набора пространственных изменений…
