Владимир Петько - Город (СИ)
— Свободу душат… — прежним, пренебрежительным тоном добавил Сэм.
— Ох уж эта свобода… — усталым голосом сказал парень, поднялся и вышел в неприметную дверь за столом.
Картинка расплылась, я проморгался и подскочил от испуга — напротив меня за столом сидел со скучающим видом Антон.
— Ты чего? — вырвалось у меня нервное.
— Объяснять пришел, — немного театрально вздохнул Антон.
— Чего объяснять? — спросил я механически и в этот момент в моей голове встали по нужным местам все части только что виденной истории.
Кажется, я на некоторое время впал в ступор, потому что, придя в себя, обнаружил, что Антон сидит в другой позе, повернувшись ко мне в пол — оборота и ковыряя ногтем в треснувшем лаке столешницы.
— Что это было? — спросил я у него.
— Элита, — не поворачивая головы, ответил Антон.
— Какая еще элита?
— Наша, наша, откуда здесь другой взяться?
Я еще раз пробежался мысленно по истории и содрогнулся.
— Ты что, хочешь сказать, что все эти непотребства происходят в городе?
— Не волнуйся ты так, не в городе, а только в одной из ее частей…
— В Старом городе, что ли?
Антон засмеялся:
— Нет, это немного дальше. Нужно через портал идти. Пойдем, в более удобном месте поговорим.
Мы сидели в кабинете Антона, в котором теперь кроме стульев появился и стол, правда, не письменный — простая столешница о четырех ножках. Антон достал откуда‑то новую папку с досье на тех, кого я видел в странной оргии, и не только. Я не столько читал, сколько смотрел истории. Наконец, оторвался от последней и поднял взгляд на Антона.
— И как это понимать?
Антон оперся локтем о стол и покрутил кистью, словно призывая правильный ответ.
— Ты что, тоже этим занимаешься? — сказал я, не выдержав.
— С ума сошел! — вытаращил глаза Антон. — Я что, похож на этих?
— Ты же из элиты…
— Начать видимо придется издалека, — сказал он, задумчиво покачав головой. — Вот только с чего именно? Впрочем, тебе как историку это должно быть понятно. Ты же знаком с тем, что творилось после конца света…
— Не совсем.
— Ну да, — поморщился Антон. — С тех времен до нас мало чего дошло. Но по косвенным данным ты все равно можешь представить, что тогда творилось. В хаосе апокалипсиса погибали миллиарды человек и все достижения цивилизации. Конечно, многие пытались спастись, скрывались в малопригодных для жизни колониях, обрубали трансгресс — линии, убегали на дальние станции разведфлота и пограничников, кто‑то пытался окуклиться прямо в том месте, где жил. Но большие массы людей быстро погибали. Их даже не убивали, они просто не умели жить без постоянного участия огромной государственной машины. Надо быть приспособленным к неблагоприятным условиям, уметь выживать, а откуда это у программистов, бухгалтеров и брокеров в сотом поколении? Организоваться смогли только особые люди…
— Со способностями?
— Именно. Хотя на самом деле это не вся правда. Людей, шагнувших на следующую ступень эволюции, было не много, для полноценно функционирующего сообщества не хватало, а простых граждан спаслось совсем немного.
— Откуда тогда остальные?
— Это такой вопрос, Валентин, о котором большинство предпочитает не задумываться. Даже больше, за прошедшие века почти все предпочли забыть о нем. Как будто это что‑то меняет… В общем, когда я говорил, что мы просто маленькое сообщество единомышленников, заботящихся о городе, я сказал не все. На самом деле мы сообщество тех, кто хочет знать, как на самом деле.
— На самом деле? — тупо переспросил я.
— Представь ситуацию — весь мир, правильнее даже сказать — все миры, в руинах, создать полноценный социум невозможно, через несколько поколений люди деградируют и забудут всё, что человечество накопило за тысячелетия… Нужно было нетривиальное решение. И наши предки нашли его. Почти все они, так или иначе, занимались генетикой — пытались вылечить людей от страшных болезней, продлить жизнь, сделать умнее и… не знаю правильно ли сказать человечней, но пусть будет так. У них имелся генетический материал и соответствующее оборудование — и они решили создать недостающие части социума сами…
— Искусственное оплодотворение?
— Не совсем. В большом сообществе всегда присутствует определенная градация — у людей разные способности, разные наклонности, кто‑то становится видным ученым или администратором, а кто‑то только и может, что улицы мести и унитазы чистить. Это может не очень почетно, но такой человек не перестает ведь быть полноправным членом общества? Профессии разные нужны. А когда в имеющемся сообществе одни ученые, кто будет сортиры чистить? Поэтому они добавили не просто людей, а целые социальные слои.
— Так эти ребята должны унитазы драить? — спросил я саркастически. — Не очень‑то похоже…
— Всё устроено не так просто, как ты думаешь, — поморщился Антон. — Обществу нужны не только рабочие. Для равновесия и устойчивости такой сложной системы нужны очень многие элементы. Некоторые из них кажутся бесполезными, скорее даже вредными, как аппендикс…
— Во — во! — поддакнул я. — Тут ты в точку попал.
— Ох уж эта зашоренность мышления… — замученным голосом произнес Антон. — Почему все видят только черное или белое? Я же объяснил тебе — он просто играют данные им роли. Ты, как библиотекарь, наверняка читал о вымерших видах. Помнишь стервятников и гиен?
— Угу.
— Ну и как, насколько они привлекательны? Но ведь кто‑то должен быть падальщиком, правда?
— «Эти» себя не падальщиками, а элитой считают.
— Они и должны так считать. Чтобы никому из них в один момент не пришла мысль поменять свой социальный статус.
— Ладно, пусть так. Но как они могут что‑то решать? Они все идиоты! У них мозги наркотой сожгло!
— Чем они меньше думают, тем лучше, поверь.
— И долго проживешь такой жизнью?
— А зачем им жить долго? Если они расплодятся, система не сможет обеспечить их нужды. Все работает на равновесие, Валентин.
— Очень странное равновесие…
— Валентин, — Антон покровительственно улыбнулся. — Оно ведь возникло не спонтанно. И сохраняется почти четыре тысячи лет не из‑за какой‑то случайности. Я понимаю, почему тебя коробит от одной мысли о них. Именно поэтому они, насколько это возможно, изолированы от настоящих людей. Но в любой экосистеме есть падальщики.
Да, они так и будут всю жизнь стремится к ярким побрякушкам и антисоциальному образу жизни, думая, что именно в этом заключается счастье, хапая всё больше и больше, пока наркотики не сделают всё это неважным. Для этих людей не предусмотрено счастье, только безумная гонка за его искаженным подобием. Зато они на вершине социальной лестницы. Это что‑то вроде отстойника, куда попадает всякая гниль. Там плохо пахнет, как и в любом другом отстойнике, но зато в остальном городе чисто. Чтобы такие как ты могли спокойно жить и работать, генетический мусор, склонный к асоциальному поведению, должен быть изолирован. И если такие люди с патологическим упорством стремятся к власти, логично дать им иллюзию, что эта самая власть у них есть, надо только отгородится от остальных и оберегать своё сокровище.
Надолго воцарилось молчание. Я придумывал возражения, перебирая в голове один вариант за другим. Все настолько веские и логичные, что было очевидно — Антон и сам их знает и легко опровергнет.
Потом мысли свернули на Ирен. Мы с ней всего два месяца знакомы, но я уже задумывался о более серьёзных отношениях. В конце концов пора уже и остепенится. Но кто она в этой безумной схеме? Способностей у нее никаких, секретарем работает. Передатчик моего генетического материала в следующее поколение? У мамы кстати, тоже нет способностей, всю жизнь учителем в школе отработала.
— Я так понимаю, ты сейчас себя накручиваешь, представляя, что все мы винтики в бездушном механизме, — прервал молчание Антон. — И никакие доводы на тебя не подействуют. Придется подождать, пока ты привыкнешь к этой мысли.
Он встал, вяло махнул рукой на прощание, и вышел. Я сидел, не зная, не то что мне делать, а даже и думать. Взгляд упал на папку с досье. Ничего нового отсюда не вытащить, все истории посмотрены. Если не считать папку, в которой истории хранились…
Глава 15
Антон стоял, сложив руки за спиной, у окна, задумчиво вглядываясь в черную бездну за толстым стеклом. Тьму с той стороны безуспешно пытались разогнать сотни и тысячи мелких колючих звездочек. Папки в руках у Антона не было, он лишь барабанил пальцами левой руки по запястью правой.
За спиной послышался едва слышный шорох, и Антон обернулся, одарив вошедших доброжелательной улыбкой. Напротив стояли Дэнил и Чеслав.
