Олег Кулагин - Русская кровь
Я моргнул, хватая воздух вмиг пересохшими губами.
Женщина чуть улыбнулась и выстрелила ещё раз. В левую мою, уцелевшую руку.
Я закричал, но из груди вырвался только хрип. Собрав остатки сил, пополз на спине, вяло отталкиваясь ногами.
«Домохозяйка» шагнула ближе. Внимательно на меня глянула. Её зрачки будто притягивали. Я хотел отвернуться и не мог. А ноги вдруг скрючило судорогой. Потом я и вовсе перестал их чувствовать.
– Так будет лучше, – сказала женщина.
– Воды, – прошелестел я мертвеющими губами.
– Конечно, – кивнула она и достала из кобуры инъектор – такой же, как у раненого «оборонщика», – Я дам тебе воды, Денис. Много воды! Чуть позже…
Рядом раздался стон. Она не обратила внимания. Словно это не её напарник, а кусок окровавленного мяса.
Я опять дёрнулся. Почти смог ощутить ноги.
Мир колыхнуло. Заволокло пеленой боли.
Я полз через пустыню. Километр, два… Вечность.
Чёрные птицы кружили надо мной. Над мёртвой, выжженной землёй. Их крылья гасили свет…
Нет, не крылья. Это глаза. Как два тёмных солнца. Две пропасти, два водоворота… Всё ближе, всё темнее…
– Зачем бороться, Денис…
– Отойди от него!
Инъектор замер в сантиметре от моей кожи.
Ещё не веря, я медленно повернул голову.
– Два раза не повторяю! – голос был знакомый. И лицо знакомое. Я разогнал муть в мозгах. Увидел Кирилловича с автоматом FNC наизготовку. Рядом – кто-то из местных, вооруженный карабином.
«Молодцы! – хотел я крикнуть, – Кончайте эту тварь!» Но не сумел. Лежал, хватая воздух, как выброшенная на берег рыба.
– Брось оружие! – внятно озвучил Кириллович. «Домохозяйка» положила инъектор и обернулась к ним. На губах её играла мягкая улыбка.
Я знал, что сейчас будет.
– Убей её! – вместо крика вырвался сиплый шёпот.
– Денис, ты как? – встревоженно уточнил историк.
– Убей!
– Что?
Они всё делали правильно. Держали её на мушке. И не убирали пальцы со спуска. Одно движение и…
Если б она была человеком.
Словно тень промелькнула по воздуху.
Кирилловича отшвырнуло, ударило о стену. Автомат вывалился из его рук. Сельчанина будто переломило пополам. Цевьё и приклад карабина разлетелись в щепки. Женщина перешагнула через них. Подняла автомат. Стрелять не стала. Глянула на неподвижные тела и вернулась ко мне.
– Никто нам не помешает, Денис, – ласковая тьма опять колыхнулась в её зрачках, – Сопротивляться бесполезно.
«Да», – вдруг понял я.
Не надо сопротивляться.
«Домохозяйка» наклонилась. И пристально смотрела на меня, пока её рука поднимала инъектор:
– Я помогу. Тебе будет хорошо.
Конечно.
Мне уже хорошо.
Боль и жажда отступают.
Наши взгляды сливаются. Будто мощное течение подхватывает меня. И я ныряю в мутную глубину. Волна покоя охватывает тело. Я улыбаюсь.
Киллерша вздрагивает. Роняет инъектор.
Дергается, будто хочет отшатнуться. И не может.
Мои зрачки отражаются в её глазах.
Я чувствую её страх. Почти человеческий.
Я вхожу глубже. И обрывки её памяти клубятся будто яркие фантики. Выстроить бы их них что-то связное… Жаль, не умею.
«Кто ты?»
Вместо ответа вижу сверкающую паутину где-то в чёрном небе.
«Кто я?»
«Ты – последний из семи…»
На лбу у неё выступают капельки пота. А рука пытается нащупать пистолет.
Вот этого – не надо!
Ослепительная молния пронзает тьму. Вспыхивает огнём что-то уродливое, спрятанное под человеческой обёрткой.
«Домохозяйка» кричит, сжав голову ладонями. Вены, как змеи, вздуваются на её висках. Зрачки – как чёрные точки.
И красная вспышка. Фейерверк из крови и мозгов.
Я оттолкнул безголовое тело. Вытер лицо рукавом.
Медленно сел.
Fuck! Всё вокруг в этой гадости… Осколки черепа «домохозяйки» разбросало метра на три.
Закрыл глаза.
Меня слегка мутило. То ли от вида, то ли от слабости.
Рядом кто-то шевельнулся. И я вспомнил про второго.
Разговорить бы его… Только вряд ли меня хватит на ещё одну беседу.
Ногой я подтянул к себе автомат. Нащупал правой, разбитой рукой склизкое от крови цевьё. Прицелился в раненого «оборонщика» и здоровым мизинцем спустил курок. Полмагазина высадил в его голову.
«Оборонщик» затих. А я… я уже ничего не чувствовал, кроме усталости.
Посмотрел на тело Кирилловича.
Он был всего в нескольких метрах. Для меня это казалось бесконечностью.
Я приподнялся, сделал пару шагов. Опять упал. И пополз, опираясь коленями и локтями.
Едва добрался, первое, что сделал – снял с пояса историка флягу и осушил её в один глоток.
Кажется, я вырубился. То ли заснул, то ли потерял сознание.
Когда очнулся, вдалеке гремел бой. Рвались гранаты. И длинными очередями бил пулемёт.
Где я?
Тряхнул головой. И вспомнил всё.
Осторожно коснулся запястья Кирилловича.
Он ещё жив!
Я поднялся и проверил деревенского, невидяще смотревшего в небо.
Этот уже похолодел.
Вернулся к историку. Тихо позвал:
– Кириллович!
Он не ответил. И даже веки не шевельнулись.
– Я вытащу тебя, слышишь!
Оглянулся по сторонам. Где-то ревела не доенная скотина. Метрах в пятидесяти – тянулся дым над пожарищем. Но кругом было безлюдно.
Короткий бой затих. Вялая перестрелка удалялась. Кажется, Егор и Змей сумели вместе с людьми пробиться к западной окраине – прямо к лесной опушке. Погони не будет. «Оборонщики» вряд ли станут рисковать. Это им не безоружных москвичей отлавливать…
Лишь бы вертолёты не нагрянули.
Я – слабый. Но если идти на восток – шанс выбраться есть.
– Всё не так уж плохо, – сказал Кирилловичу. Будто он мог меня слышать. Я глянул на худое, неподвижное лицо. И отвернулся.
Мы были знакомы всего два дня. И раньше я не думал… Не думал, что это так важно – слышать его голос. И чтобы он меня слышал…
Закрыл глаза.
Нет, всё не плохо…
Рядом хрустнула веточка. Я вздрогнул.
Одинокая курица ковырялась в земле. И косилась на меня равнодушным зрачком. Кругом была смерть. А ей было плевать. Он жрала червей. А черви могли бы сожрать меня. Идеальная пищевая цепочка…
Я поднял автоматную гильзу и швырнул в курицу.
Не сейчас! Потерпи, родная биосфера.
И какая разница, кто я?
Мы – живы, Кириллович.
Главное, мы – живы…
Сбросил заскорузлую от крови куртку. Стиснул зубы и осторожно взгромоздил историка на себе спину.
Меня шатало. Горела рана ниже ключицы. Ныла простреленная левая рука. Зато правая – которую я разбил о вражескую челюсть, оказалась не сломанной, а ушибленной. Я даже могу шевелить пальцами.
Автомат висит на ремне. Если, что сумею нажать спуск.
Конечно, теперь из меня паршивый воин. Но то, что мы с Кириллычем идём отсюда – уже достижение.
Я поправил тело историка.
Идём – сильно сказано. Ковыляем.
Голова кружится. Это пустяки.
Есть надежда, что раны мои затягиваются быстрее, чем у обычного человека. Только бы добраться до леса…
Впереди маячит преграда. Центральная, асфальтированная улица. Она тянется почти через всё Устюгино. Открытое пространство шириной не менее пятнадцати метров.
Такая мелочь. Раньше бы проскочил и не заметил.
Но не теперь.
Я застыл, вслушиваясь сквозь монотонный гул в ушах. И всмотрелся через плававшие перед глазами точки.
Кажется, ничего подозрительного.
Двинулся вперёд.
Уже посреди дороги различил низкий рокот мотора. Я обернулся. Ничего другого сделать не успел. БТР на полной скорости вылетел из-за поворота.
Стандартная машина, оставшаяся от российской армии. В башне – пулемёт ПКМ. Сверху – установка с реактивными снарядами. И уродливыми выростами на броне – два автоматчика.
Я отчётливо вижу корпус, выкрашенный в грязно-зелёные цвета. Лючок механика-водителя приоткрыт. Наверное для дополнительной вентиляции.
Вспышки автоматных выстрелов. А водитель даже не сбавляет ход. Он просто сметёт меня, как надоедливую букашку.
Я жду. Зачарованно всматриваюсь в надвигающую махину. Я словно чувствую биение её сердца под бронёй. Горячее дыхание дизеля. Все ближе, всё сильнее…
Наши сердца бьются в унисон.
Только пару секунд.
В следующий миг что-то взорвалось внутри БТРа. Его повело в сторону. Окутало дымом и пламенем.
Второй, мощный взрыв отшвырнул меня в придорожную канаву.
Когда выплёвывая песок, я поднял голову – увидел расколотый корпус БТР-а. Сорванная башня валялась метрах в десяти. Чёрными ошмётками догорали разбросанные тела автоматчиков.
Медленно, как заржавленный робот, я поднялся из пыли и опять взвалил на себя Кирилловича.
Сил уже не оставалось.
Невыразимо хотелось свалиться где-нибудь под кустом. И передохнуть хоть чуток. Я едва боролся с искушением. Знал, что подняться уже не смогу. Даже без тела историка.
Мне повезло.
В одном из крайних дворов Устюгино увидел «ниву». Раздолбанный древний «экипаж» с облупившейся кое-где краской. Цвет – «мокрый асфальт». Мой любимый цвет. А главное – дверца приоткрыта и внутри торчит ключ зажигания.
