Сергей Абрамов - Медленный скорый поезд
— Вполне, — сказал начитанный Пастух.
— А чего тут не понять? — удивился Стрелок. — Одновременно с нашей, но независимо. Как, к примеру, Штаты. Типичное параллельное пространство.
— Вы так думаете? — Марина даже не улыбнулась. — Что ж, по-своему вы правы. Хотя Россия со Штатами не так уж и параллельна. Во всем. От политики до экономики. Но речь идет не о карте трехмерного мира, а о некоем четвертом измерении.
— О времени, — опять встрял Стрелок. — Я читал.
— Это хорошо, что читали, — ласково сказала Марина. — Только никто по сей день не знает ответа: время это или что-то иное?.. Да и нет его, точного. Любые теоретические варианты пока — фантастика. Замечательная литературная ниша, в которой так удобно побыть часок-другой, ну, например, перед сном. Мой муж… ну и я тоже… мы априори считали заданным существование параллельных миров и искали не столько ответ на вопрос: «Что это такое?», а скорее на вопрос, как его, это измерение, ощутить. Попробовать на ощупь. Иначе — заглянуть за пределы трехмерного мира.
— Заглянули? — спросил Стрелок.
— Помолчи, — сказал Пастух. — Куда мчишься? Дай Марине рассказать…
— А я уж все и рассказала, — засмеялась Марина. — Что еще добавить? Разве что маленький, но факт. «Четвертое измерение» существует. Впрямь. Мы были там. В нем. Или… ну, не знаю… короче, мы его видели. Точнее, не его, а то, что в нем…
— Это как? — не понял Стрелок. — Что значит видели?
— То и значит. Мы там были. Не раз. Там все то же, что и здесь.
— То есть? — теперь уж и Пастух не понял. — «То же» — это фигура речи?
— Нет. Это реальность. Тот же воздух. Так же дышится. То же небо. Те же деревья…
— Какие деревья? Как в Японии? Или в России?
— Не совсем. Если бы все осталось как в Японии или в России, мы б и не поняли: состоялся межпространственный переход или не состоялся… Впрочем, нам с мужем так поначалу и подумалось: все, проехали, ни фига не получилось!.. А потом присмотрелись… Да, там были березы. И трава. И цветочки. Только… — Она вдруг замолчала.
— Что только? — У Пастуха со Стрелком это получилось дуэтом.
— Это была не Япония.
— А что?
— Не знаю… Очень похоже на Россию… По ощущению, по спрятанной где-то детской памяти… Только березы были низкими и толстыми. Карликами такими уродливыми. Листья на них были совсем маленькие и почему-то коричневатые с прозеленью. И жарко было. Под сорок по Цельсию…
— Значит, это была не Земля? Другой мир? — Стрелок явно любил читать фантастику.
— Возможно… Даже наверно. А вот где он… Муж полагал, что это не четвертое, а какое-то пятое, шестое, семнадцатое измерение… Как распознать-то?.. Мир многомерен, полагал муж… и не только муж, многие ученые так полагали и полагают… и координаты этих миров не только временные, но и пространственные… Кстати, и Эйнштейн тоже предполагал… — Она старалась говорить понятно, прозрачно.
— А вы, значит, доказали?
— Не успели. Муж умер…
— А вы, что ж, не продолжили работу без него? — Стрелок прямо танком пер.
— Нет. Пока…
— А когда продолжите?
— Надеюсь, уже в этом году, если все справно выйдет. Вот побуду в России, поговорю с коллегами… Очень хочется, но страшно…
— А почему страшно-то?
— Стоп! — сказал Пастух. Он видел, что Марина сдает. Что-то ее корежит. И говорить стала медленно, вяло, будто устала черт-те как. — Перерыв на завтрак, на обед, на ужин. Последний вопрос — и кочумаем. Марина, сколько все это продолжалось? Ну, по времени…
— В первый раз — две минуты и семнадцать секунд. И — сразу оказались в нашей лаборатории.
— Был второй раз?
— Всего — четыре выхода…
— И тот же самый пейзаж?
— Первые три раза — да, тот же самый. А в четвертый раз был океан. И скалы… Муж изменил параметры выхода…
— А почему остановились? — спросил Пастух и сам себя обматерил: тоже, как и Стрелок, танком попер, завязывать надо, Марина явно хреновато себя чувствует, это заметно, потом разговор продолжим, времени до фига еще…
— Муж умер, — буднично сказала Марина и добавила: — Давайте прервем эту беседу, давайте, а? Что-то мне похужело, выпить бы сейчас чего-нибудь крепкого… Я потом дорасскажу…
— Стрелок… — только и сказал Пастух.
А тот и понял.
— Я мигом, — вскочил, — коньячок, полагаю, самое оно будет.
Фантастика — это прекрасно, считал Пастух. Он любил фантастику, перечитал кучу книг всяких писателей, но в реальности впервые столкнулся с фантастическим фактом. Путешествие — где и куда? В пространстве? Во времени? Или Марина сочиняет? Нет, это невозможно, она по жизни, по характеру, по сути — не выдумщица, она как-то по-своему реалистична и врать совсем не умеет. А и пусть ее. Вот проедем еще часик или несколько часиков, или вообще сутки, а потом еще разок заведем этот разговор… Стрелок, конечно, прет, как танк, но это в общем-то не скверно. А было б скверно, так Марина б не раскололась. Значит, ей самой хочется поговорить на эту больную… или не больную?.. тему. Вернемся к ней, к теме, времени до фига.
А за окном по расписанию наклюнулась станция Тайга, стоянка коротенькая — две минутки всего. Через три часа с копейками возникнет Новосибирск, там и погуляем, хоть и двадцать минут стоим, а все ж на твердой земле…
Эти три часа прошли скучно. Марина была какой-то напряженной, неласковой, молчала, как в танке, в окно глядела, а на что там глядеть-то? Пейзаж и пейзаж, ничего экстраординарного. А коньячок, Стрелком притараненный, легко выпила, две рюмки всего-то. Потом к стенке отвернулась и заснула. Ну будто бы так.
Пастух ей не мешал. Посидел у Стрелка, помолчали, хотя Стрелок все норовил вывести разговор на больную тему — на Маринину фантастику. Ан не удалось. Минут через сорок Пастух вернулся в свое купе. Марина спала на полке поверх одеяла, подоткнув под щеку влажноватую все же подушку, тихо спала. А может, и прикидывалась, что спит. Пастух мешать не стал. Лег на полку, заложил ладони под голову, стал в потолок смотреть и параллельно думать. О Маринином рассказе.
Он, рассказ, по всем параметрам казался фантастичным, но Пастух не склонен был подозревать Марину в сочинительстве, вряд ли уместном в ситуации. Более того, Пастух вообще не верил, что Марина умеет врать, не верил без всяких на то объяснений. А посему и принял за факт рассказанное. Так, кстати, и проще.
Время ползло к вечеру, Новосибирск-главный появился за окном строго по расписанию, разве что всего-то на пару минут опоздали, ну да это не в счет. По коридору быстро прошла проводница, повторяя: «Стоянка — девятнадцать минут, отправление в двадцать два часа сорок две минуты, не отходите далеко от вагона».
Марина к Новосибирску не проснулась или не захотела просыпаться, так, полагал Пастух, тоже могло быть. Не захотела — и все тут. Глаза закрыты, реснички подрагивают, то есть сны снятся. Пастух вышел на перрон, Стрелок за ним не замедлил. Стояли. Молчали. Вечер не шибко поздний, час одиннадцатый, народу — внимательно смотрел Пастух — сошло прилично, а вот вошло не много, то есть пассажиров явно поменее стало. Фонари на перроне горели все, светло было, ничего очевидно подозрительного Пастух не заметил. Хотя и ждал. Чего — сам не знал. Слим, судя по всему, в вагон не возвращался, а коли все ж вернулся, так носа не кажет. Ходить-искать его по вагонам — дело глупое. Слим — это у Пастуха больно, как большая заноза, да, но еще и, как по сей раз получается, надолго. Он, уверен был Пастух, нынче появившись, завтра не пропадет совсем. Появится. Чуялось так…
Опять тема чуйки всплыла. На сей раз на пустом месте, буквально на пустом: перрон к последним минуткам стоянки поезда и впрямь опустел, пассажиры в вагоны вернулись, проводница сказала:
— И вам пора.
Пастух не спорил.
Вошел в вагон — ан Марина решила проснуться. Стояла у окна гордая и внутри очень независимая, вроде сама по себе — как национальный округ Шан в Бирме.
— Как спалось? — дежурно спросил Пастух.
— Горизонтально, — дежурно же и ответила.
Поговорили.
— До Барабинска — три с лихом часа пилить, — сказал вошедший до кучи Стрелок, — спать рано, может, пойдем пожуем чего?..
— И впрямь, — разом загорелась Марина. — И выпьем по чуть-чуть.
Пошли, пожевали, выпили по чуть-чуть, а именно бутыль марочного коньяка «Кизляр», сделанного дагестанскими умельцами и черт-те откуда попавшего в вагон-ресторан транссибирского экспресса. Пили наравне. Да и что там пить — на троих-то!..
Час двадцать проели-пропили.
Какая-то животная жизнь в этом клятом поезде — от еды до еды…
— Я спать ложусь, — сказала Марина, — и ни в каком Барабинске меня не будите. Сплю до Омска как минимум. Хотите поболтать, идите в другое купе…
Так и сделали.
Марина заснула разом, Пастух со Стрелком с полчасика повспоминали былое, оба понимали, что о нынешнем не поговоришь, нет в нынешнем у них ничего общего, кроме разве этого бессонного поезда.
