Михаил Ахманов - Патроны не кончаются никогда, или Записки охотника на вампиров
Пал Палыч Чуриков
Известно, кто на Рублевке проживает. Известно, да не все. Для нашей столичной публики Рублевка – синоним богатства и успеха, и это так, но заработан сей успех мужчинами. Люди эти, продукт перестройки, все больше в годах, кому за пятьдесят, кому под семьдесят. Очень, очень деловые! У каждого бизнес, не финансовый, так депутатский, не депутатский, так разбойный… Однако все-таки люди они и хотят украсить жизнь свою молодыми женами и любовницами. Чтобы была красотка девяносто-шестьдесят-девяносто, а сверх того в чем-нибудь преуспевшая, теледива или топ-модель, певичка, стриптизерка или, на худой конец, писательница. Купят такое имущество деловые и запрут в своих дворцах. В бутик – под охраной, в клуб развлечься – ни ногой, в Париж и Ниццу – лишь с супругом или спонсором, когда дела позволят. Скучно дамочкам! И потому многие из них сосут. Из мужей сосут, из любовников и прислуги, а если лесбиянки – друг из друга по взаимному согласию. Первичных нет, одни вторичные инициантки. Очень тесная компания – можно сказать, дамский вампирский бомонд. Окружающим не опасны, так как граждан низшего сорта презирают и кровушкой их брезгают. Присматривать за ними ни к чему, у Гильдии и так забот хватает. Мы и не присматривали.
А ведь сказано у Честертона: умный прячет лист в лесу, а камень – на морском побережье! В другом месте камень бы заметили – валун здоровый и мхом порос!
Припарковавшись неподалеку от рублевских цветников и вилл, я отправился искать особнячок шоумена-гомика. Бойцы, охранявшие этот клоповник, быстро меня тормознули, но я сунул им ордер техпожарнадзора и принялся расспрашивать дорогу к четырем-пяти палаццо побогаче, где жили известные личности. Растревоженная охрана бросилась к хозяевам с предупреждением, мне же сказали, чтоб не торопился – тогда все будет приготовлено и в конвертик вложено. Я и не спешил, пошел совсем в другую сторону, ориентируясь по приметам, подсказанным Анной.
Дом голубого шоумена был почти не виден за семиметровой изгородью, только башенки поверх торчали да дюжина сосен и берез. У выходивших на улицу ворот тоже была имитация замковых башен, а с боков поместье отделялось от соседей узкими проулками. Они походили на ущелья в горах: слева и справа – высоченные глухие заборы из металлического шифера, за которыми, надо полагать, у каждого жителя Рублевки скрывался персональный рай. Странные тут обитали люди! Думали, чем выше заборы, тем труднее проникнуть на их суверенную территорию.
Я доказал обратное примерно за пять минут: срезал огнеметом несколько заклепок и отогнул ломиком шиферный лист из алюминия. Пролез в отверстие и оказался перед зеленой стеной: прямо – жасмин, слева – жасмин и справа тоже. Видимо, жасмином был обсажен весь участок по периметру. Об этом Анна мне не говорила, но пожаловаться я не мог: кусты – отличное укрытие.
Прячась за ними, я двинулся к сторожке у ворот. Не сторожка, а прям-таки крепость из гранита, с решетками на окнах и плоской кровлей, где стоял на турели пулемет. Не простой, зенитный! Вероятно, на тот случай, если усадьбу атакуют с вертолетов и с неба посыплется десант.
Не успел я подивиться пулемету, как обнаружились собачки. Не мелкие ротвейлеры, не шавки-доберманы, не овчарки, а мастино. Большая разница, судари мои! Мастино – древнеримская порода, охотники на беглых рабов, боевые псы, сильней и свирепей которых в мире нет. Не рычат, не лают, ибо устрашать рычанием и лаем им не нужно. Эти собакевичи в себе уверены: хвать за горло – и дух вон!
Два мастино мчались ко мне. Вообще-то собаки и другие хищники не переносят упырей, считая их незаконными конкурентами. Собаки особенно чувствительны; мелкие псы, почуяв вампира, истерично визжат, а крупные обходят стороной как бы в недоумении: что за твари такие – похожи на людей, однако не люди. В общем, не держат вампиры собак, ибо псиное племя не признает их за хозяев, считая, должно быть, двуногими волками или, предположим, росомахами. Но нет правил без исключений, так что и для вампира найдется пес – тот, что вкусил человеческой плоти и крови. Такие к упырям очень даже расположены.
Два людоеда-мастино неслись ко мне, роняя хлопья пены. Между кустами и забором было три шага – только-только, чтобы клинком размахнуться. Прыгнуть с налета псы не могли; в таких случаях обученная собака хватает за ногу и валит на землю. Стрелять мне в них не хотелось, и решил я кончить псов по-тихому.
Они проползли под ветками жасмина, встали и, не спуская с меня горящих глаз, оскалившись, одновременно двинулись к добыче. Того, что справа, я перерубил клинком, рассек позвоночник и ребра до брюха; левому снес череп ломиком. Сдохли они мгновенно. Вообще-то я люблю собак – за то хотя бы, что они не уважают упырей, – но эти были людоедами. Сожаления я не испытывал.
Оставив их трупы в кустах, я добрался до угла, повернул и продолжил путь к сторожке под зеленым прикрытием. Анна говорила, что в доме стражей нет – мол, не нравится Палычу мужское общество, и забавляться с девочками он любит без свидетелей. В сторожке – на самом деле, довольно большом строении – сидели когда четыре упыря, а когда и шесть. Чуриков звал их опричниками, но почему, Анна не знала. Я вдруг припомнил, что у Гильдии – опричный герб, собачья голова с метлой, но, разумеется, это было лишь случайным совпадением. Вроде как имя моего партнера, то же, что у Дракулы.
Подкравшись к сторожке, я заглянул в окно. Решетка была сдвинута, окно раскрыто – день стоял жаркий, и время двигалось к полудню. Вампиры не так чувствительны к жаре, как мы, но все же предпочитают холодок. От того, как пишет святой Юлиан, что они – порождения мрака и холода могилы. Чушь, разумеется.
В комнате у стола сидели четверо, что-то передвигали, перебирали руками. Возможно, то была игра? Не знаю, я не спец в вампирских играх. Мне хватало того, что окно открыто, упыри заняты, а за спиною у меня жасминовые заросли, и значит, из дома нас не увидят. Очень все удачно получалось!
Я поднял свой обрез. П-пах! – сказало ружье, и безголовый труп свалился на пол. П-пах, п-пах, п-пах! Выстрелы были едва слышны, что для оружия такой убойной силы очень удивительно. То есть я прежде удивлялся, а теперь привык. Мой «шеффилд» знает, когда греметь, когда беседовать вполголоса.
Но хотя сейчас он прошептал свой приговор, шум от четырех свалившихся со стульев мертвецов получился изрядный. Замерев под окном, я ждал, что в комнату кто-то вбежит, пятый охранник, а с ним, быть может, и шестой, но ничего такого не случилось. Выходит, все… С территории, от кустов, деревьев, клумб и павильонов, упырями тоже не несло, лишь из дома текла эманация, и этот запах был совсем другим, чем от Пафнутия, Анны или только что убитых вурдалаков. В Башне, на фоне сотен запахов, я его выделить не смог, но сейчас ощущал отчетливо, как удар по лицу. То была эманация не просто упыря, а древней злобной твари. Страшной, как Дракула, – или, возможно, еще страшнее.
Прячась за жасмином и цветником с высокими кустами роз, я приблизился к особняку. Строение в монументальном стиле – мрамор, гранит, чугунное литье, десять окон по фасаду… На первом и третьем этажах окна обычные, а на втором – позатейливей, венецианские, с полукруглым верхом. Справа и слева – круглые башенки с остроконечными крышами, прямо – шесть колонн, и за ними виднеются двери. Я вошел – смертоносный, как гремучая змея.
То есть так мне казалось. Отец Кирилл был прав – в Гильдии я лучший. Опыт и мастерство, огнемет и клинок, ножи, кистень, чудесное ружье – все было при мне, все наготове. Кто мог со мной сравниться?.. Только что я расстрелял первичных упырей, четверых ублюдков… Пришиб их, как нечего делать!
Самонадеянность, гордыня… Знал бы я, с чем сейчас столкнусь! Знал бы, так пришел бы не один! Были бы со мной Тесленко и Стругин, Ким и Саркисян, Полозов и Есин, надежные бойцы с дюжиной помощников! Тогда, возможно, мы бы взяли эту тварь живьем…
Ментальный запах, едкий, как уксус, тянул меня наверх. Стиснув ружье, я бесшумно поднялся по лестнице и очутился в галерее, увешанной фривольными картинами: фавн трахает нимфу, три скелета сплелись в любовной игре, здоровенный черный дог лежит на распростертой женщине. Пять дверей выходили в этот коридор, и за средней слышались какие-то звуки.
Дверь была приоткрыта. Я подкрался к ней и, заглянув в комнату, окаменел на секунду – ошеломленный, полный отвращения. Серьезная ошибка! Тут бы мне и пришел конец, если б не моя счастливая планида… Занят был Чуриков, занят – и не унюхал постороннего. А если б унюхал, так не сносить Забойщику Дойчу головы.
Это оказалась спальня с огромной кроватью «кинг сайз», с венецианским окном и зеркалами по стенам. На кровати – два обнаженных тела: жилистое, сухое, пергаментно-желтое, и нежное, пышное, розовое. Пашка-Живодер с партнершей… Он оседлал свою телку и что-то делал с ней, но сомневаюсь, что это был любовный акт – поза невероятная, и он не раскачивался и не дергал задом, как бывает в такой ситуации. Женщина – тоже, разумеется, вампир – повизгивала и вскрикивала, однако не в порыве страсти. Крик ее был страдальческим, и чудилось: если бы не ужас, не страх перед терзавшим ее монстром, она вопила бы во все горло. На миг я представил, что там, на кровати «кинг сайз», насилуют Анну, и в глазах у меня потемнело. А ведь была она здесь, была! Вместе со своей сестрицей-ведьмой!
