АЛЕКСАНДР АБЕРДИН - ХРОНОСПЕЦНАЗ-1
После этой новости я решил очнуться и немедленно открыл глаза. Увидев перед собой Хельгу теперь уже своими глазами, я сказал:
- Доброе утро, фройляйн. Я так понимаю, что мы летим в Берлин, а вы решили не терять времени даром и извлечь из меня пули?
Немка вздрогнула, смущённо кивнула и бросила пулю в лоток, стоявший рядом с моей головой. Поморщившись, я сказал?
- Эту в меня всадил Дитрих как раз тогда, когда у меня кончились патроны. С весьма близкого расстояния, со ста пятидесяти метров и потому она вошла так глубоко.
Увидев, что я очнулся, ко мне подошел меткий стрелок и, взяв пулю пальцами, посмотрев на неё, признался:
- Да, это был мой выстрел, Пётр, но как только я увидел, что ты отбросил пистолеты и нырнул за камень, сразу же приказал прекратить огонь и взять тебя живьём. Извиняться я не стану, Фафнир. Ты понимаешь, зачем мне приказали привезти тебя в Берлин?
Усмехнувшись, я ответил:
- Для этого, мой юный Зигфрид, не нужно иметь большого ума. Рейхсфюрер хочет показать меня Гитлеру, после чего отправить в какую-нибудь лабораторию и мне почему-то кажется, что это будет замок твоего дяди. Вы, немцы, любите устраивать секретные лаборатории в старинных замках и делать так, чтобы никто не знал, какие опыты и на ком вы там ставите. Рано или поздно всё раскроется, Зигфрид, и тогда преступники предстанут перед судом.
Дитрих пожал плечами и возразил:
- Пётр, мой дядя, профессор фон-Клозе, биолог, врач и фармаколог и не ставит ни на ком никаких опытов. Всё, что его интересует, это создание таких медицинских препаратов, с помощью которых врачи могли бы излечивать самые опасные болезни, а также делать людей хотя бы на время сильнее и выносливее. То, что продемонстрировал нам всем ты, как раз и является результатом как раз именно фармакологии. Ты должен был отдавать себе отчёт в том, что с тобой произойдёт, если ты попадёшь в плен.
Мысленно я сказал ему: - "Парень, космодесант не сдаётся, а проникает в логово врага.", но вместо этого усмехнулся:
- Ну-ну, посмотрим, что у твоего дяди из этого выйдет. - улыбнувшись, я поинтересовался у Хельги - Фройляйн, вы намерены продолжить выдёргивать из меня пули или обойдётесь всего одной?
- Я не учёный, а всего лишь военный хирург, а потому сделаю свою работу до конца, - ответила немка и представилась, - меня зовут Хельга Шмидт, я главный врач полевого эвакогоспиталя. Поэтому в мои обязанности как раз и входит оказание первой хирургической помощи, так что я продолжу свою работу, но мне нудно сделать вам укол морфия. Позвольте мне задать вам всего несколько вопросов. Почему пули не смогли пробить ваши мышцы, из чего сделаны ваши кости, почему вы не истекаете кровью, как из вашего тела сами собой вышли пули и последний вопрос - вы вообще человек или существо иного рода, скажем нефилим?
- Для нефилима я слишком мал ростом, фройляйн Хельга, - широко улыбнулся я девушке, - а всё остальное это весьма полезные для меня свойства моего организма и не более того. Меня трудно убить, поэтому можете смело выдёргивать из меня пули даже без укола морфия. Поверьте, когда это необходимо, я совершенно не чувствую боли. Лучше дайте мне напиться воды и чего-нибудь поесть. Дитрих напоил меня водой из фляжки, поддерживая мою голову рукой, после чего подложил под неё валик, скатанный из одеяла и принялся кормить свиными отбивными с хлебом. От тушеной капусты я отказался наотрез, хотя кого-кого, а немцев такими звуками не испугаешь. Хельга в это время сосредоточенно выковыривала из меня пули. После того, как я плотно поел, мне захотелось спать. Поблагодарив Дитриха и попросив не убирать импровизированную подушку у меня из-под головы, я уснул не смотря на то, что немка продолжала свою работу.
Вскоре она вытащила из меня не только пули выпущенные по мне из карабинов, пистолетов-пулемётов и нескольких автоматов, но и осколки. Вот теперь мой сон был глубоким и покойным, я даже не заметил, как мы совершили посадку в Кишинёве, где самолёт простоял два часа под охраной полутора сотен эсэсовцев. Лётчики, Дитрих и Хельга поели горячего и даже приняли душ, а я спал и во сне залечивал свои раны в ожидании следующей жестокой экзекуции. Потом был перелёт из Кишинёва в Краков, где мои спутники заночевали прямо в самолёте. Его снова окружала целая толпа чёрных эсэсовцев, но никого из них не подпускали к самолёту ближе, чем на сто метров. Следующим утром самолёт вылетел в Берлин. Гиммлер докладывал Гитлеру о том, где находится санитарный борт двести шесть каждые два часа. Таков был приказ этого полоумного типа. Он успел позвонить профессору фон-Клозе раньше, чем тот выехал в Берлин и потому сначала состоялся разговор между ними, а уже потом президент Ананербе с довольной улыбкой выслушал его пересказ.
К полудню в Рейхсканцелярии, которая находилась в Берлине на Вильгельмштрассе семьдесят семь, всё было готово к тому, чтобы показать Гитлеру русского монстра. Во Дворе славы был сложен из мешков с песком, уложенных в два ряда, подковообразный пулеуловитель. Ни Гитлер, ни Гиммлер не могли поверить, что на свете существуют такие люди, мышцы которых не могут пробить пули. Хотел на это чудо посмотреть и профессор фон-Клозе. Поэтому было решено, что начальник охраны Гитлера - Ганс Раттенхубер и трое охранников прямо во Дворе славы выпустят по мне сто двадцать восемь пуль калибра девять миллиметров из пистолетов-пулемётов "МП-40". Хотя я был категорически не согласен с таким решением главаря Третьего Рейха, его цепного пса и врача-садиста, моим мнением никто из них даже и не думал поинтересоваться. Хорошо, что они станут стрелять из них, а не из крупнокалиберного пулемёта "МГ-131". Впрочем, это был авиационный пулемёт, а затащить самолёт в Двор славы было делом крайне сложным и потому решили остановиться на "МП-40".
В Кракове я проснулся только для того, чтобы снова поесть, выпить фляжку воды и тут же уснуть. Хельга была поражена скоростью, с которой заживали мои раны, а тем, что самым лучшим лекарством для меня был сон. В одиннадцать утра по совету Дитриха, очень переживавшего за жизнь и здоровье фюрера, она вколола мне пять ампул морфия и я тут же превратился в "кисель". В таком виде, не реагируя ни на что, я и прилетел в Берлин. В аэропорте Темпельгоф меня осмотрели Гиммлер и профессор. Первого очень заинтересовал мой старый голубой берет дырочкой и следом от эмблемы, и моя майка, а профессор кислых щей вытаращил глаза, увидев, что от ран остались одни только розовые шрамы. Это для него было чем-то невероятным. Гиммлер же, вертя в руках берет, сказал:
- Странный головной убор. По своему внешнему виду он похож на французский берет, но это что-то совсем другое. Скорее всего, этот берет является головным убором какого-то неизвестного нам русского обмундирования. Майка этого русского офицера тоже вызывает у меня удивления. Она напоминает тельняшки русских моряков, но они с длинными рукавами. Всё это выглядит очень странно. Дитрих, так ты говоришь, что вы нашли на той горе мундир офицера войск НКВД?
- Так точно, господин рейхсфюрер, вот он.
Гиммлер брезгливо поморщился:
- Нужно будет отдать его на исследования. Ступай к своим товарищам, Дитрих. В тех двух фургонах вы можете переодеться. Специально для вас на аэродром привезли парадные мундиры. Как и те три таблетки, которые ты доставил. Что ты о них думаешь, Вернер?
- Камрад, на первый взгляд это самый обычный фенамин, но как мне кажется, необычайно высокой очистки. Позднее я доложу тебе, что они из себя представляют. Теперь же давай определимся с этими господами. Мне не помешало бы иметь в своём научном отделе самолёт с тремя пилотами, а также ещё одного хирурга.
- Я уже подумал об этом, Вернер, - ответил , - пилотов и фройляйн хирурга мы зачислим в СС без проверки. Как только самолёт приземлился в Кишинёве, я связался с твоим племянником и поговорил с ним. Мне показалось, что он преувеличивает опасность их миссии, когда чуть ли не со смехом сказал, что они везут в Берлин горящую бочку с порохом, но теперь вижу, что всё именно так и есть. Между прочим, Дитрих очень настойчивый и решительный юноша. Он потребовал наградить пилотов и фройляйн Хельгу высшими наградами рейха и не стал просить никаких наград ля себя, сказав, что служить фюреру, это высшая награда. Правда, меня куда больше взволновало другое. Хельга заподозрила в этом русском нефилима и задала ему вопрос, так ли это, на который он ответил, на мой взгляд, весьма уклончиво, сказав, что для нефлима слишком мал ростом. Подумай об этом на досуге, Вернер, а я поговорю с нашими друзьями из Ананербе, мог ли Берия каким-то образом вызвать нефилима.
Для всех участников операции "Фафнир" в аэропорт привезли парадные офицерские эсэсовские мундиры с точно такими же воинскими званиями этого чёрного ордена, которые у них уже были и это не очень-то им понравилось, но выражать вслух своё неудовольствие было слишком опасно. Поэтому они стали подбирать себе рубашки, галифе, Хельга примеряла юбки, сапоги и фуражки. Её бой-френд мысленно ругался: - "Дьявол, как раз об этом я мечтал в последнюю очередь". К сожалению такова была реальность. Генрих Гиммлер хотел забрать меня для вивисекции в свою контору и как раз он был почему-то уверен, что я нефилим. Ладно, нефилим, так нефилим. В отличие от моих, теперь уже точно, подопечных, меня ждала куда более незавидная участь. На их глазах, а также на глазах нашей Брунгильды, меня должны были безжалостно расстрелять четверо эсэсовцев. По мнению Энорада все они испытают от этого сильный шок, после чего мне нужно будет с ними хорошенько поработать и вытряхнуть из них всё нацистское дерьмо, которое только имелось в их головах.
