Сергей Куприянов - Страж зари
— Вас проводить? — спросил Павел, склоняясь к плечу.
— Что? А-а, нет, то есть да, спасибо.
Подхватив под локоток, Павел повел его к двери. На полпути, хотя и пути-то было всего несколько шагов, вдруг захотелось похулиганить. Доверительно дотянувшись губами поближе к заросшему волосами ушку, шепотом сообщил, что госпожу Любу нужно обязательно отблагодарить, иначе исцеление потеряет свою силу, посоветовал пройти в кассу и с порога, на выходе, обязательно поклониться.
Честно сказать, он и сам не очень представлял, к чему приведут его слова. И здорово изумился, когда мужик, едва они подошли к двери, вырвал руку, развернулся и глубоко, в пояс, поклонился. Отвесил, как говорится, по полной. Вона какие, оказывается, у наших чиновников навыки имеются. Не чета всяким там буржуям, которые приличные реверансы делать отучились!
Ржать он начал после того, как выпроводил дяденьку вон и плотно закрыл за ним дверь.
Любка, вспорхнув с кресла, подскочила к нему, широко скалясь. Ну чистая ведьмачка!
— Ты что с ним сделал?
— Лечил! — ответил он лающим сквозь смех голосом.
— От чего? — не унималась она.
— От гордыни.
— Ну Паш! Я же тебя серьезно спрашиваю.
— Что, завидно?
Он все не мог успокоиться. Уж очень комично выглядел этот средневековый поклон.
— Завидно! — Наконец-то она разморозила свою улыбку. Теперь она стала больше похожа на привычную Любку, а не на чужую тетку в балахоне и с застывшим лицом. — Научи, а?
Он беспечно отмахнулся. Ну что за глупость, в самом деле. Но настроение было хорошее, озорное, и он беспечно-неопределенно пообещал:
— Ладно, как-нибудь.
— Сейчас хочу! Давай сейчас.
— Люб, я жрать хочу.
— Ну мы немножечко. — Она прижалась к нему всем телом.
Даже через одежду чувствовался идущий от нее жар. А тон ее был такой, будто говорила она не о серьезных, так называемых сакральных знаниях, а о сексе, пусть даже быстром, как то и бывает на рабочем месте. Впрочем, кто ее поймет, что она на самом деле имеет в виду. А также кого, как и в каком виде.
Павел плотно взял ее за бедра и прижал к себе. Любка, запрокинув голову, жадно смотрела ему в глаза снизу вверх. Зрачки как у наркомана, точками. Радужки у нее, оказывается, двухцветные, карие с желтыми лучиками-сполохами.
Черт его знает, чем бы все это закончилось, если бы в дверь коротко ни постучали — они едва успели отпрянуть друг от друга — и ни вошла бы секретарша.
— Разрешите? — дежурно спросила она и вошла, не дожидаясь разрешения. Прикрыла дверь и сообщила, заглядывая в бумажку, которую держала в руке: — Николай Николаевич заплатил двести евро, четыреста долларов и пять тысяч семьсот рублей.
— Что?
В голосе чародейки слышалось неподдельное изумление.
— Николай Николаевич… — завела было по новой секретарша, но Любка ее перебила, протянув руку хозяйским жестом:
— Дай сюда. — Забрала бумажку и спросила: — Кто там у нас еще?
— Двое. Павлова Екатерина…
— Помню.
— И Сламотский. Он на прошлой неделе договаривался, — с намеком сказала секретарша.
— Приму всех. Через… — Любка быстро посмотрела в сторону Павла. — Через пятнадцать минут. Я вызову.
И посмотрела на часы. Часы у нее были дорогие, в корпусе из белого золота, на массивном браслете.
— Хорошо.
— Предложи им там чего-нибудь.
Секретарша — по виду ходячий параграф — кивнула и исчезла из кабинета, оставив после себя слабый аромат туалетной воды, который тут же был забит тяжелыми сладкими запахами, царящими в комнате.
— Минут сорок потерпишь? — спросила Любка.
— Чего? — не сразу понял Павел.
— Потом вместе сходим в ресторан. Ты что с ним сделал?
— С этим? Ну подсказал, что тебе лучше платить. А то, сама знаешь…
Любка в голос, от души рассмеялась.
— Николаша заплатил! Кому рассказать — усохнут. Так не бывает.
— А он вообще кто?
— Крендель в пальто! — оборвала его Любка. — Ну учи!
— Слушай, давай потом.
— Ты обещал! — Она капризно выпятила губу. Не зло, не обиженно, так, играя, как опытная любовница играет в постели, умея даже через боль доставить партнеру удовольствие.
Он секунду поколебался — ладно, черт с ней. Ведь действительно пообещал, так что лучше с этим развязаться прямо сейчас. К тому же эти четверть часа нужно чем-то заполнить. Ну не раскладываться же прямо здесь, на полу! Там же люди за дверью, кстати незапертой, и вообще.
Ничего такого. Ничего. Только в пределах общей практики. Самое простое. Самое необходимое.
— Ладно, смотри сюда.
Любка, в секунду став очень серьезной и внимательной, посмотрела на него. На лбу обозначилась складка, свидетельствующая о ее сосредоточенности.
— Через тебя проходит много людей самой разной энергетической направленности и мощности, — начал Павел, подбирая слова так, чтобы они были знакомыми и понятными хотя бы на уровне популярных книжек и рекламных статеек на заданную тему.
— Я тебе чего, проститутка, что ли! — неожиданно перебила его и его мысль Любка.
Он сначала не понял. А потом рявкнул:
— Не перебивай! Мысль он потерял.
Любка пару секунд таращилась на него, выкатив глаза и обозначив жесткие складки у губ, потом подобрела лицом.
— Извини. — Помолчала, видимо, что-то поняла и подсказала: — Много людей бывает.
Он недовольно, почти зло кивнул:
— Вот именно. И они не только в момент контакта, то есть не только здесь и в это время, с тобой взаимодействуют, но и потом, позже, очень долго сохраняют с тобой контакт. Это вроде того, как если бы попасть рукой в паутину в лесу, например, вроде уже отмахнулся от нее и прошел, а она все за тобой тянется. Или взять болезнь. Контакт с больным остался в далеком прошлом, даже забылся, но его последствия все еще тянутся.
Он заговорил чеканным слогом недовольного учителя и сам понимал, что делает не так. Он просто разозлился. С чего бы, казалось? Не злись.
Павел постарался смягчить интонацию.
— Понимаешь, они вольно или нет, чаще на подсознательном уровне, относятся к тебе как к батарейке. Понимаешь? Это нормально. Как учитель к ученику, как ребенок к родителям, как… Я не знаю, ну как подданные к царю. Но они же и делятся с тобой чем-то. Скажем, энергией. Ну вот как зрители с любимым артистом.
— И что? — старательно наморщилась Л юбка.
— А то, что иногда, хотя бы время от времени, нужно от них закрываться. Есть такое понятие, как энергетические вампиры…
— Я знаю.
— Это примерно то же самое. В общем, все названия условны, конечно. То есть ты понимаешь, что названия могут быть какие угодно, главное, чтобы они помогали… — Павел пошевелил пальцами, подыскивая нужное слово. — Ну работать, что ли.
— Я понимаю. Это как сказать что-то типа «энергетическая составляющая предельно малого размера с чрезвычайно низким потенциалом заряда отрицательного значения», а можно просто «электрон».
— Правильно. Так что суть не в названии, потому что каждый может назвать любую вещь или явление так, как ему нравится или удобно, но при этом разные люди под одним и тем же названием могут понимать разные вещи или явления.
— Это я уже поняла, Паш, — мягко проговорила Любка, глядя ему в глаза.
— Естественно, — снова начал злиться он. — Я это тебе говорю так… — Он заставил себя усмехнуться. — Так нужно, чтобы слышала не только термины, но понимала стоящую за ними суть. Вот это то, что я называю «плащ».
— «Плащ»?
— Да. Или «накидка». Смотри. То есть нет. Сначала закрой глаза. И слушай, стараясь делать, как говорю.
Любка старательно зажмурилась. Он попробовал разглядеть в ее лице привычное лукавство, но его не было.
— Представь себе, что ты накидываешь на себя… — Он вспомнил свой первый опыт и осекся. Начинать нужно с простых, легко описываемых фигур. — Что ты как бы выстраиваешь вокруг себя пирамиду. Или конус. Конус. С острой вершиной, которая несколько выше тебя, метра так на полтора, и с основанием в виде круга, в центре которого ты стоишь. Ты вся находишься в этом конусе, до последнего волоска и складки одежды. Он такой серебристый и струится, как будто ты черпаешь энергию сверху, через острие, и она, стекая по стенкам, медленно уходит в землю. А ты снова черпаешь… Представила?
— Пытаюсь, — проговорила она одними губами.
— Ты не напрягайся. Просто представь. Ты же видела такие конусы в школе. А еще шапки такие есть карнавальные. Ну колпаки, что ли. У звездочетов, что ли. Это не так сложно.
Любка напрягалась всем лицом, пытаясь представить, но, видно, ничегошеньки у нее не получалось. Павел посмотрел на часы. Прошло восемь минут. Еще семь — и секретарь запустит нового страждущего.
— Сначала круг вокруг себя. Основание, опора. Потом вообрази верхнюю точку…
Внезапно, в момент, он понял, что Любка никогда этому не научится. Ни в жизнь! То есть она может заучить слова, которыми будет производить впечатление на людей, станет еще лучше делать пассы над своим стеклянным шариком, научится говорить замогильным голосом и производить несложные фокусы, но это все, предел того, что она может. Ему вдруг стало ее жаль. И он одним махом, не делая внешне ничего, создал шатер. Над ней и над собой. Конечно, увидеть его она тоже не сможет. Но…
