Андрей Левицкий - Выбор оружия
Нормальные лошади обычно не прыгают, разве что встают на дыбы, да и то не так уж часто. Прыгают спортивные скакуны, подчиняясь приказу наездника, преодолевая препятствие во время состязания… Так или иначе, Безумный скакнул, а потом еще раз и еще. Крутой поворот внезапно закончился; телега наклонилась сильнее, я услышал треск за спиной, потом она подскочила, выравниваясь… Я же свалился вместе с бортом, не выдержавшим давления. Задняя его часть оторвалась, но передняя лишь надломилась, и борт упал наискось, скребя концом по земле. Я скатился, выпустив оружие, рухнул на дорогу. Окружающий мир взорвался искрами и потемнел. Плохо понимая, что делаю, я схватился за широкую наклонную доску, волочащуюся сбоку от телеги.
Рядом бежал пес. Голова и шея зверя были явно длиннее, чем у других представителей его породы. Я заелозил пальцами по шершавой, в сколах и сучках, поверхности. Пронырнув между колес, пес метнулся ко мне, Он прыгнул, но промахнулся, потому что я наконец смог влезть на доску и кое-как подтянулся; лишь ноги оставались на дороге, подскакивая, судорожно дергаясь на ухабах и кочках, которые уже превратили нижнюю часть штанин в индейскую бахрому.
Челюсти лязгнули в сантиметре от колена. Я подтянул тело выше, упираясь каблуками в торчащие из нижнего конца гвозди… Пес прыгнул опять.
Но теперь я был готов. Согнул ноги и с силой распрямил их, вмазав подошвами тяжелых армейских ботинок ему в морду. Голову зверя отбросило назад, перевернувшись в воздухе, он упал на край доски. Прямо на длинные ржавые гвозди.
Я зашарил у пояса. Пес взвыл, дергая лапами, пытаясь сорваться с гвоздей, будто Мюнхгаузен, за волосы вытаскивающий себя из болота. Я видел его коричневое брюхо и обращенную ко мне задницу между раскоряченными задними лапами. Подняв голову, он мучительно заскулил.
Я направил в безглазую морду ствол «форта», который держал в вытянутой левой руке. Расстояние между пистолетом и целью было не больше полутора метров.
Как уже было сказано, в этом пистолете двенадцать патронов. До того я выстрелил дважды, пуль оставалось десять… И семь из них я всадил в голову зверя, которая под конец стала напоминать рыхлый муравейник. Я разинул рот, увидев, как что-то ползает там, в развалах покалеченного пулями черепа: маленькие гибкие тельца сновали из стороны в сторону, жирно поблескивая, копошились, пытаясь уползти вглубь, подальше от дневного света… Черный Сталкер, что же это такое?! Паразиты, живущие в голове,прямо в мозгуслепого пса-телепата? Только этого — или у всей их породы? Это болезнь? Или симбиоз? Быть может, именно он и сделал их телепатами?
Мысли пронеслись в голове мгновенно. Доска под спиной стремительно провалилась вниз: последние древесные волокна, скрепляющие ее с бортом, лопнули. Я повернулся, бросая «форт» на дно телеги, обеими руками вцепился в ее край и повис.
Обломок доски улетел вместе с псом, а моему взгляду предстала живописная скульптура вроде той, где Самсон разрывает пасть льву. Пригоршня, опустившись на одно колено, левой рукой сжимал шею пса, а правой пытался скормить ему гранату, просовывая ее в разинутую пасть. Гранату без чеки.
— Взорвется сейчас! — заорал я, не зная, что делать: то ли лезть на телегу, то ли, наоборот, прыгать с нее.
Напарник взмахнул рукой и нанес сокрушительный удар, на мгновение став похожим на машину для забивания свай. Кулак врезался в морду зверя, вогнав гранату глубже в пасть. Клыки заскрежетали по ребристой оболочке, Никита привстал, обхватил извивающееся тело, поднял. Когти оставили на его боку глубокие царапины, и он отбросил зверя.
Я схватил лежащий неподалеку на дне «форт», и когда массивное тело взлетело в воздух, дважды выстрелил в летящую мишень. Одна пуля впилась в брюхо, другая в бок. Никита упал на колени, прижался лбом к телеге и накрыл голову руками. Бросив пистолет, я отпрянул, повис за бортом, спрятавшись за ним. Граната взорвалась.
* * *Привести Безумного в чувство мы так и не смогли. Кое-как заставили умерить бег, но никакие увещевания Никиты, который спрыгнул с телеги и пошел рядом с этим психом, никакие похлопывания по шее и ласковые слова, произнесенные в нервно подрагивающее ухо, ни к чему не привели. Должно быть, больному сознанию коня мы представлялись этакими зловещими демонами, в одночасье перенесшими его из привычного мира в какое-то иное пространство, полное ужасных непонятных врагов.
— А давай его пристрелим? — предложил я, когда Безумный в очередной раз попытался встать на дыбы и заржал. — Сделаем хорошее дело, ему же легче станет. Никита оглянулся на меня чуть ли не с презрением.
— Да он же шизофреник, — продолжал я, едва заметно дергая вожжи, отчего длинный облезлый хвост коня нервозно засновал из стороны в сторону. — И еще, может быть, маньяк, Чикатило какой-нибудь, наверное, по ночам молодых жеребцов в лесополосу заманивает и там…
— Город, — объявил Пригоршня.
* * *Полноценным городом назвать это было все же нельзя. Обогнув холм, дорога вывела нас на окраину небольшого поселения, пыльного и тихого. Состояло оно в основном из одноэтажных домиков, давно покинутых, судя по слепым окнам без стекол и проломленным шиферным крышам.
— Никого не вижу, — сказал напарник, ведя коня под уздцы.
Мы достигли земляной улицы, и я выпрямился во весь рост на передке телеги, глядя по сторонам. Домов стало меньше, вместо них потянулись длинные приземистые строения.
— Да это ферма бывшая, — объявил Пригоршня.
— Или колхоз. Но небольшой совсем. Что там, площадь?
— Люди, — сказал он.
Сараи и амбары тянулись слева, дома были справа, а впереди мы увидели площадь и небольшую толпу народа.
— Что они делают? — я прищурился, вглядываясь. — Слушай, а ну-ка давай телегу тут оставим и тихо к ним подойдем. Что-то там непонятное происходит…
— Да что непонятного? — начал Пригоршня, и тут раздался выстрел.
Звук далеко разнесся в тишине, царившей над поселком и окрестными полями. Безумный, к моему удивлению, не заржал, но встал как вкопанный, опустив голову между бабками.
— Но-о… — Напарник схватил поводья и потянул коня в сторону, под прикрытие домов.
Я спрыгнул с телеги. Никита набросил поводья на покосившийся плетень, погладил коня по пегой шее и ласково сказал в подрагивающее ухо:
— Мы за тобой вернемся.
Безумный попятился, кося на Пригоршню выпученным глазом. Мы пошли к площади. Возле нее высилось единственное здесь двухэтажное здание — еще и с деревянной башенкой над скошенной крышей. В башне виднелось узкое окно, заколоченное досками.
— Военные. Видишь? Я сказал тихо:
— Ага. Теперь осторожно надо.
— Я понял уже. Слушай, у них и машина… Так, держись слева от меня, Химик. Чуть что — в кусты ныряй. Возле коровника вон.
— Это, по-моему, курятник, — возразил я. — А вон поле с этим… с бураком. Зачем им столько бурака?
Он не ответил, сосредоточенно разглядывая две группы людей на площади. Нас пока не замечали. Одна группа — в основном мужчины, хотя среди них было несколько женщин — вытянулась длинным рядом. Сомнительно, что люди встали так сами, скорее их выстроили, чтобы каждый был на виду. Одеты обычно для Зоны, без оружия — во всяком случае, я его пока не заметил. Они выстроились спинами к полю и кустам, глядя на солдат в обветшалой грязной форме ооновских войск. Я такую видел у вояк с Кордона — тех, кто из иностранного контингента. Среди них выделялся один, в форме офицера, выглядевший более опрятно, чем остальные, высокого роста, с черными, гладко зачесанными волосами. Капитан, или кто он там был, стоял возле армейского автомобиля — нечто среднее между джипом и небольшим грузовичком — с массивными колесами и бронированной кабиной. В открытом кузове лежали мешки и ветхие деревянные ящики, в кабине виднелся одинокий силуэт.
Теперь мы шли совсем медленно, стараясь не привлекать к себе внимания. В толпе селян, как я мысленно окрестил тех, кто выстроился рядком, нас пока никто не заметил, а вот вояки заметили, но особого значения нашему появлению не придали. Издалека оружие Пригоршни не бросалось в глаза, и они, должно быть, приняли нас за припозднившихся жителей поселка. Автоматы у солдат висели за спинами, да и стояли все, кроме капитана, в непринужденных позах… Кажется, они чувствовали себя здесь в безопасности.
— Все на этот дом пялятся, — краем рта негромко сказал Пригоршня. — Который с башней. Чего это они?
— Ждут, чтоб кто-то вышел? — предположил я.
И оказался прав: дверь распахнулась, двое солдат вывели оттуда девицу, которой они заломили руки за спину.
Девица была красивой — это как-то сразу стало понятно. Молодая брюнетка невысокого роста, одетая в закатанные до колен мужские брюки и рубашку навыпуск. Я мысленно вздохнул, заранее предчувствуя недоброе. Брюнетки были слабостью Пригоршни, он от них таял. И, как многие здоровяки под два метра ростом, он любил именно таких: мелких, щупленьких.
