Роман Злотников - Грон. Трилогия
Вот и на этот раз, стоило только нескольким десяткам характерных силуэтов, в отличие от всех остальных приличных существ вытянутых в высоту, попасть в поле зрения ящерицы, как она, пару минут помедлив, с достоинством развернулась, величественно сползла с гребня и исчезла. Так что когда небольшой караван добрался до подножия бархана, о присутствии ящерицы на его вершине уже ничто не напоминало.
— Стой! — Центор махнул рукой и, тяжело ступая, двинулся к гребню, на каждом шагу глубоко проваливаясь в песок и мысленно чертыхаясь. Он бродил по этим пескам уже почти пять лет, но так и не понял до сих пор, как этим проклятым туземцам удается лазить по песку почти не проваливаясь. А может, все дело было в том, что эти уроды в большинстве своем едва доходили ему до плеча и, вздумай кто их взвесить, для того чтобы выравнять весы, на другую чашу пришлось бы поставить по меньшей мере троих. Впрочем, сейчас центора занимали совсем другие мысли.
Взобравшись на гребень, он вскинул руку к бровям и осмотрел горизонт, потом повернулся спиной к ветру и, стянув наконец проклятый платок, закрывавший иссушенный рот, прокричал:
— На ночь остановимся здесь. Место не очень, но лучшего не видно, а стемнеет уже скоро.
Через десять минут у подножия бархана вовсю кипела работа. Несколько человек вбивали в землю невысокие колышки и натягивали на них защитные пологи, остальные сгружали с верблюдов поклажу, разводили костры и рубили жесткий и ломкий пустынный кустарник. Больше впрок, поскольку несколько верблюдов везли на себе груз дров. Кроме того, караван был многочислен и хорошо вооружен, а потому можно было не поддерживать огонь всю ночь. Как это ни удивительно, но гарзмани, безмозглые твари, каким-то образом понимали, что за караван двигается по великим пескам и как он охраняется. Еще ни разу они не напали на караваны, сопровождаемые крепкой стражей. Зато стоило купцу, понадеявшись на многочисленность слуг и погонщиков, сэкономить на охране, как путешествие по пустыне тут же превращалось в настоящий кошмар.
Когда ночь уставилась на пустыню своим многоглазым ликом, к центору, удобно разлегшемуся у одного из ярко горевших костров, подошел молодой раб Госпожи (теперь ее называли только так):
— Прошу простить, уважаемый, но Госпожа просит вас прийти в ее шатер.
Центор поморщился. В этом путешествии его многое раздражало. Во-первых, он так и не дошел до той цели, к которой с таким упорством двигался последние десять лет.
В тот день, едва лишь они переступили порог дома, он решил сразу расставить все точки над «и». Но не успел он раскрыть рта, как женщина повернулась к нему и резким движением рванула вырез своего платья. Тонкая ткань треснула, и упругие шары грудей вывалились наружу. Да, сначала он уставился именно на груди, уж больно они были хороши — тяжелые, упругие, с крупными дразнящими сосками, но затем его взгляд скользнул по толстой нити, которая струилась вниз по соблазнительной ложбинке, и уперся в предмет, болтавшийся чуть выше чувственного пупка. Центор окаменел. Это был томг, знак особой власти. Центор начинал свою службу в храмовой страже и не раз сталкивался с такими вещами, но, Магровы яичники, как давно он не видел ничего подобного! Томги давали своим обладателям небывалую власть над людьми. Низшие томги вручались гонцам, спешащим с особыми поручениями, строителям, сооружающим особо важные укрепления или мосты, а также, в особых случаях, ремонтирам и провиантщикам… Это были очень искусно сделанные серебряные пластины с изображением известных мелких животных — ящерицы-бегуна, бобра, куницы. Они давали своим обладателям право использовать для выполнения поручения любую доступную помощь. Но только для выполнения именно этого, совершенно конкретного поручения… Томги рангом выше выдавались судьям и наместникам, усмиряющим взбунтовавшийся город или провинцию, в знак того, что они имеют право казнить и миловать, отбирать и одаривать по своему усмотрению. На них уже были изображены существа благородные — орел, лев, касатка… Но самой высшей властью обладали томги с изображением животных магических. Они давали его обладателю практически неограниченную власть. На том томге, что сейчас покачивался на шнурке, были изображены кломы…
Конечно, Госпожа все очень четко объяснила и разложила по полочкам, но он за свою жизнь успел столько натерпеться от женщин, что научился им не доверять. И потому он чувствовал бы себя существенно лучше, если бы добрался все-таки до Скалы и поговорил с каким-нибудь Хранителем. Потому что в Скале обязательно должны быть Хранители. Не могли же они все погибнуть вместе с Островом. Тогда они… дерьмовые Хранители, а эта мысль была настолько кощунственной, что он не допускал даже намека на нее. Но женщина показала томг и велела быть готовым с рассветом тронуться в обратный путь.
Во-вторых, Госпожа оказалась большой любительницей путешествий с комфортом. Поэтому половина верблюдов в их караване была занята ее многочисленным скарбом. А на каждой остановке ему приходилось отряжать людей для того, чтобы ставить для нее шатер. В-третьих, все это не нравилось не только ему…
Когда центор добрался до просторного шатра, установленного с обратной стороны бархана, две молчаливые старухи-туземки в длинных одеждах, которые вместе с тем молодым и явно изнеженным рабом (странноватая причуда, ну да кто их, господ, поймет) и составляли свиту Госпожи, уже развели костер и хлопотали над каким-то ароматным варевом. Центор обошел костер, на миг остановился перед пологом, поправил перевязь со своим старым, добрым мечом, стиснул его рукоятку, словно прося у старого друга помощи и поддержки, потом решительно откинул полог и шагнул вперед. Внутри горели две масляные лампы, установленные на высоких витых подставках. И то, что центор разглядел в свете этих неярких огоньков, заставило его густо побагроветь и попятиться. Госпожа была почти нагая. На ней были лишь легкие прозрачные штанишки, едва доходящие до щиколоток, и тонкое шелковое полотенце, завязанное на поясе. Госпожа стояла перед большим серебряным зеркалом и натирала плечи и грудь какими-то ароматными благовониями.
— Доброй ночи, центор, садитесь. К сожалению, я не успела закончить туалет до вашего прихода, но мне осталось недолго. — Госпожа помолчала, не прекращая умащения, и добавила извиняющимся тоном: — Мы, женщины, вынуждены уделять много времени тому, чтобы сохранить нашу красоту. Ибо если сила мужчин в мощи их мышц и доблести их сердец, то сила женщин в красоте. А в этом мире признают только тех, кто обладает силой. — Скосив глаза, она бросила через зеркало лукавый взгляд на побагровевшего центора. — Не так ли?
